Милосердие в тебе

Отложив лист бумаги, Фролло повернулся в сторону сквозняка. В дверном проёме стояла Элисон, которая немного дрожала от ночной прохлады. Мужчина должен был уже по привычке нахмуриться, но заместо этого его лицо украсила улыбка. Юная девушка выглядела настолько по-домашнему, что судья был просто не в состоянии сохранять серьезную гримасу. Она обнимала себя, сжимая ткань льняной сорочки, и немного щурясь смотрела в сторону мужчины, лишь привыкая к яркому свету свечи.

— Иди ко мне.

Судье не стоило просить дважды. Аристократка послушно приблизилась к супругу и села к нему на колени. Он осторожно приобнял девушку и, прижав дрожащее тельце к себе, коснулся губами её лба.

— Вас вновь мучает бессонница? — несколько обеспокоено спросила девушка, но потом взглянула на стол, деревянная поверхность которого даже не проглядывала сквозь количество исписанной бумаги, — Предпочитаете работу вместо сна с супругой?

— Моё сердце, — блаженно промурлыкал мужчина, ощутив прохладные пальцы на своих плечах. Он бы так и вдыхал аромат девичьей кожи, если бы та не потянулась за пером, — Что ты делаешь?

— Я хочу написать Вам письмо, — речь девушки заставила мужчину вопросительно сощурить глаза и отринуть от юного тельца.

— Письма пишут, когда людей разделяет расстояние или вероятность встречи их достаточно мала, — Фролло тяжело вздохнул и положил голову на плечо девушки, — Ты думаешь я отпущу тебя теперь куда-нибудь?

— Что же, тогда… — мужчина не видел её лица, но знал, что на тонких губах покоится улыбка, — Вы видели когда-нибудь море?

— Море?

— Да, море, — ещё более уверенно произнесла девушка и придвинула один из листов бумаги к себе, — Наша усадьба в Англии находилась не так далеко от моря. Мы с Айзеком часто бегали туда, пока Хайвэл нас не видел. Нам нравилось наблюдать за тем, как волны бились о скалистый берег. Они издавали такой приятный, успокаивающий звук. Они бились о скалы и возвращались обратно, бились и возвращались… Там всегда было много рыбаков, которые рассказывали морские легенды. Так захватывающе они повествовали, что даже хотелось верить в их правдивость, — она водила кончиком пера по светлой поверхности бумаги и аккуратно вычерчивала линии.

Любопытство мужчины победило и, отринув от женского плеча, он обвёл глазами рисунок девушки.

— Что это?

— Это море! — торжественно произнесла та и не менее гордым движением вернула перо на законное место.

— Кажется, твоё море совсем не отличается от реки, — ехидно подметил мужчина, — Такое ощущение, что перо погнулось.

— У реки видно берег, а здесь… — аристократка на мгновение сощурила глазки, — А здесь бумага.

— Думаю, уже достаточно поздно для того, чтобы вернуться в постель.

И они поднялись в спальню. Клод с ликованием заметил, что наконец его клонит в сон, но радость эта продлилась недолго, ибо прежняя сонливость девушки испарилась в одно мгновение. Элисон ещё долго ворочалась, оправдываясь тем, что никак не может найти удобную позицию для сна. Она то прижималась к мужчине, то обнимала подушку, то забирала одеяло на свою сторону и ещё успевала попутно вздыхать. Судья же изо всех сил пытался игнорировать её, но когда девушка вдруг успокоилась и уже в течение минут пяти не двигалась, он позволил себе облегченно выдохнуть, о чём тут же пожалел.

— Клод? — подала голос аристократка, вновь перекатившись на другой бок, — Клод, ты спишь?

Элисон приподнялась на локоточках и внимательно посмотрела на бледное лицо мужчины: глаза его были закрыты. Судья кротко простонал, делая вид, что находится в глубокой фазе сна. Брюнетка же обреченно вздохнула, ещё недолго повозилась и устроилась на его плече.

— Знаешь, — она стала мечтательно водить пальчиком по его груди, рисуя на ней самые различные узоры, — Я хотела бы показать тебе море.

***

Время близилось к вечеру, солнце плавно спускалось к горизонту. Погода была хорошая, она не заставляла искать тень, чтобы скрыться от жары, но и не вынуждала прятаться в доме от холода. Поэтому Элисон посчитала это время суток идеальным для прогулки. Целый день девушка была предоставлена сама себе, но идти особо было некуда. Ей следовало бы вернуться хотя бы на день в семейную усадьбу и поговорить с Хайвэлом, но боялась она этого разговора гораздо больше смерти. Клод пообещал, что завтра они вместе всё разрешат самым наилучшим и благоразумным образом. Правда, как он собирается сделать это, мужчина не рассказал.

Сегодня Элисон по обычаю навестила Квазимодо и сейчас, прогуливаясь по саду, она размышляла над его словами. Звонарь был первым, кто узнал о Таинстве и первым предпринял попытку отговорить аристократку от необдуманного поступка. Аргументы его оказались бесполезны, ибо девушкой двигала «высокая любовь», которую она себе сама и выдумала. Собственно, как и неотложность венчания. Лишь рассорившись с горбуном, Элисон поняла, что доказательства, приводимые другом, она слышала не впервой.

Блуждая между кустарников, брюнетка пыталась восстановить в памяти речи, касающиеся личности судьи, которые она до этого всегда пропускала мимо ушей, попросту игнорировала. Она предпочитала видеть мужчину таким, каким он представал перед ней лично, а не на чужих словах. Однако сейчас девушка вспомнила цыганку, её грубые выражение и несуразные эпитеты, коими она не стеснялась награждать Фролло. В память врезались косые взгляды солдат, бродяг в сторону судьи, которые она оставляла без внимания.

Ей вдруг захотелось поёжиться от внезапно пробежавшего по её телу холода. Архидьякон тоже не раз упоминал далеко неправедное отношение Клода к насущным вопросам. Кажется, Хайвэл даже напрямую говорил сестре о поступках судьи, что деятельность его не ограничивается выносом справедливых приговоров, но девушка неуважительно относилась к поучительным речам брата и слишком давно стала пропускать их мимо ушей.

Подозрения, захватывающие её разум, вовсе не нравились аристократке. Её вдруг стал охватывать страх от того, что она совершенно не знает своего супруга. Он все ещё оставался для неё книгой с красивым названием, содержание которой ей было неведомо. Переживание ещё сильнее усилило появление неизвестного мужчины в усадьбе, что пламенно вещал, обвиняя судью в неведомых девушке грехах. Затем пришло осознание, что образ, созданный в девичьей голове, отличен от реальности, а вместе с тем явился и испуг.

Брюнетка не могла долго вынашивать переживания в своей голове, готовясь к весьма неприятному диалогу, ибо волнение вот-вот поглотит её до кончиков волос. Элисон была полностью уверена в своих действиях до момента, как вернулась в усадьбу и увидела судью. Он ожидал её за столом, сложив руки перед собой. От одного вида милого её сердцу лица уверенность юной особы мигом исчезла, и она молча присела за стол, не решаясь сказать ни слова.

Фролло заметил девушку, ещё когда та блуждала по саду, и начал приготовления к очередному ужину в её компании. Он уже готов был улыбнуться, но девичье молчание отбросило радостную эмоцию.

— Тебя что-то беспокоит? — почти заботливо поинтересовался судья.

— Нет, что Вы?

На губах её покоилась сдавленная улыбка. Тонкими пальцами она отодвинула столовые приборы и сложила перед собой ладони в молитвенном жесте, чем вмиг убрала беспокойство судьи и уголки губ его слегка разошлись в стороны. Он повторил её движения и прикрыл глаза.

— И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла.

От её речи глаза мужчины в мгновение раскрылись и приобрели не столько растерянный, сколько пугающий блеск. Она невольно вздрогнула и ещё сильнее прежнего напрягла плечи, стараясь не показывать свой страх. Кажется, взгляда его было вполне достаточно, чтобы ответить на волнующий её вопрос.

— Первая книга Царств 15:3, — на выдохе произнесла она и поощрительно кивнула, — Вас что-то беспокоит, сердце моё? — передразнивающим тоном выпалила девушка.

Довольно странные чувства переполняли грудь юной особы. С одной стороны ей хотелось ликовать, ведь она наконец смогла застать судью врасплох, а с другой — её сердце готово было разорваться на мелкие частицы из-за того, что вся её любовь была обманом, плодом её же фантазии. Она не отводила взгляд от мужчины, ожидая его оправданий, но все обернулось совсем иным образом. Клод лишь на миг нахмурил брови, а затем взял в руки столовые приборы и приступил к трапезе так, будто бы ничего не произошло.