То, что делает меня

Зоя крепко прижала к себе букет, словно Трифонов собирался его отнять, и тут же вскрикнула, уколовшись о шип.

– Достал уже, – заговорила она яростно, с болью и обидой, – когда ты его видишь, ты уже себя не контролируешь.

– Я всегда себя контролирую, – неожиданно тоже разозлился Тифон. – Всегда. Да я только и делаю, что контролирую себя.

– И не только себя, – попытался разрядить обстановку Леха, но внимания на него никто не обратил.

– Если бы я себя не контролировал, если бы не сдерживался, – кулаки Тифона машинально сжались, – я бы…

Его захлестнули эмоции, и он, тяжело дыша, застыл, с упреком глядя на Зою.

Затем вдруг совершенно спокойно сказал:

– Лучше за сестрой своей следи.

Ответить Зое было нечего, и, развернувшись, она почесала в противоположную от дома сторону. По идее, нужно было ее догнать, однако Трифонов не сдвинулся с места, а я протормозил, не зная, как парни расценят такой поступок. Зато Леха особо не размышлял. Припустил за ней бегом, и в ту же секунду я услышал его слезные мольбы о всеобщем прощении.

– Психованная, – тихо проворчал Тифон им вслед.

– Просто день рождения, а получилось как-то не очень.

Застегнувшись, Трифонов сунул руки в карманы, вытащил пенный шарик и улыбнулся:

– Ладно, предположим, я неправ. Хотя я прав. Но в последнее время она постоянно обижается на то, над чем раньше сама бы посмеялась, и психует по любому поводу.

– Может, неприятности какие? – предположил я. – Ты просто не знаешь.

– Я все про нее знаю. С первого класса. У нас секретов нет, – он натянул на лицо бандану. – Хочешь пива?

Пиво для меня и две банки энергетика для Трифонова продал нам некий Ахмет. Отдал в непрозрачном пакете с задней двери маленького продуктового магазинчика. И мы полезли в детский садик на едва освещенную желтым уличным фонарем веранду с большой дырой в полу. Там, на деревянной лавке под навесом, сидел полусонный лохматый паренек лет семнадцати со стеклянными глазами. Между коленями у него послушно лежал грустный серо-коричневый пес.

– Здорово, Смурфик, – Тифон похлопал парня по плечу, и тот покачнулся.

Этот Смурфик был явно под кайфом, поэтому ответить толком не смог. Остальные лавки были гнилые и дырявые, так что пришлось пристроиться рядом с ним.

Только мы сели, как Трифонов продолжил, будто и не прекращали разговор. Видно, всю дорогу про это думал.

– У меня за всю жизнь всего три друга было. И Зоя из них самый проверенный и надежный. У нас с ней – кармическая связь, – он рассмеялся. – Так Нинка говорит, когда в нормальном настроении. Типа, встречались в одной из прошлых жизней. Чушь, конечно, но на самом деле нас с ней как посадили в первом классе за одну парту, так мы до пятого вместе и сидели. У меня тогда шина шейная стояла, и нельзя было никакие резкие движения совершать, а перед нами сидел вредный и злобный жирдос, который постоянно смахивал с парты все мои вещи. Прикалывался так. А двинуть я ему не мог, потому что мама предупредила, что если буду бегать или хулиганить, то инвалидом останусь, как парень с третьего этажа. Полный овощ. На кресле-каталке. И его мать постоянно жаловалась моей, как измучилась с ним. Так что я очень боялся стать таким же. Короче, когда тот жирный пацан в очередной раз сбросил мои вещи на пол, Зоя как размахнется, как треснет его учебником по голове. Она всегда чуть что, сразу учебником. Тот возмущаться начал, чего, мол, лезет не в свое дело. А она сказала, как сейчас помню: «Не видишь, что мальчик калека? Ему помогать нужно и жалеть». Пошла и сама собрала мои тетрадки.

После этого жирдос стал скидывать и ее вещи тоже. Только она все равно терпела и меня опекала. И он стал дразнить меня калекой, а ее – Элайзой. Помнишь ту страшную рыжую девчонку из семейки Торнберри? Зоя расстроилась, а я сказал, что Элайза добрая и умная, и это для человека гораздо важнее. А как увидел у нее на пенале наклейки с Наруто, то окончательно понял, что это судьба, – Тифон снова усмехнулся и с громким щелчком открыл энергетик. – Тот жирный с друзьями еще долго нас доставал. Подлянки всякие устраивали и просто чмырили. Твари. Но мне не столько за себя, сколько за Зою обидно было. Потому что сама она никого обидеть не могла. Заботилась обо всех. А они ей то юбку задерут, то жвачку в волосы засунут, то подножку поставят. Раз на продленке так толкнули, что она о стенку головой стукнулась. Очень плакала. И у меня даже сейчас, когда вспоминаю то ужасное чувство собственного бессилия, комок в горле. Бессилие – самое страшное на свете чувство. Не чувство обиды, потери, сожаления или боли, а понимание того, что ты не в состоянии ничего сделать. Бессилие – самое ужасное, что может произойти с человеком. Если бы не Зоя, я бы, наверное, никогда этого и не осознал.

Он сделал большой глоток и помолчал.

– Потом внезапно выяснилось, что никакого разрыва связок у меня нет и не было. Но это отдельный разговор. Так вот, когда мне сняли шину, восемь лет уже ни одна скотина к Зое не суется.

И тут я почувствовал, что самое время спросить про другое.

– А что у вас за напряг с Яровым?

Тифон залпом допил первую банку.

– Да козел он. Думает, что на все право имеет, потому что у него папаша эфэсбэшный полковник, такой же козел, который ему и поступление в универ обеспечит, и тачку, и квартиру, и что угодно. А остальные, типа, не люди, – Трифонов снова стал заводиться. – У меня, например, ничего нет: ни денег на репетиторов, ни связей, ни даже папаши. Вот такое «право рождения». Сам можешь быть хоть каким чмошником, но, если родился наследным принцем, всю жизнь будешь курить бамбук.

Я подумал, что Яров не чмошник, раз он и олимпиады выигрывает, и «хорьков» гоняет, и выглядит, как Райан Рейнольдс на ковровой дорожке, но говорить этого, естественно, не стал.

– Вообще мне плевать, чего он там понтуется. Это все фигня, потому что каждый человек делает себя сам. Любое дерьмо плывет по течению, а ты попробуй вырулить, если волны тебе прямо в морду.

– Эй, чуваки, – вдруг подал голос Смурфик. – Хотите полечиться? У меня есть. Отдам по закупке. Все заморочки как рукой снимет. Меня, например, мать из дома выгнала, а я не парюсь.

– За что выгнала? – заинтересовался я.

Смурфик довольно оскалился:

– Хотел Мохнатого себе взять, а она как разорется. Припадочная. Ну, ничего, без нее справимся. Он же умный, вон, посмотрите, глаза какие, шел за мной и просил, чтобы я взял его. Ну, что я, не человек? Мне пары котлет в день ради спасения жизни не жалко.

– Где ж ты жить с собакой-то собираешься? – Тифон погладил пса между ушами, и тот застучал хвостом по деревянному полу.

– У меня квартира есть шикарная, – похвастался Смурфик, скручивая маленькую папироску. – Кухня огромная с эркером, потолки три метра, два балкона, вид на лес и никаких соседей. Хочешь с собакой, хочешь с медведем живи.

Тифон украдкой подмигнул мне.

– Где это у тебя такие хоромы?

В глазах Смурфика вспыхнул проблеск сознания:

– Договорился с Горбуном, он меня в Башню смерти пустит.

– Да ладно? – удивился Тифон. – Как же там жить: ни света, ни отопления, ни воды?

– Электричество подведено, можно батарею включать, ну а для воды он мне бочку даст. У него там так прошлую зиму семь таджиков жили, – Смурф провел языком по краю своей самокрутки и заклеил ее.

– Это он о той новостройке возле ЛЭП, – пояснил мне Тифон. – Ее три года назад построили. Все готово к сдаче было, но потом несчастный случай произошел: два строителя с крыши свалились – и понеслось: суды, разбирательства. Даже технику кинули. Та квартира Зоина, из-за которой их дядька достает, там как раз.

– Повезло тебе, – сказал я Смурфу. – Меня мать тоже из дома выгнала. Только квартира дрянь.

Трифонов удивленно приподнял брови и недоверчиво покосился на меня из-под капюшона.

Чувство искренней симпатии к нему и вторая банка пива подтолкнули к еще большей откровенности:

– У нее мужик новый и ребенок, а я им на хрен сдался. Пришлось к отцу переехать, но у него тоже семья своя. Жена клуша и ее отмороженный сынок от бывшего.