Лот праведный. Лабиринт

– Это разумно, что в тебе есть страх, – удовлетворенно ответил Нанэх. – Нам, чужеземцам, следует вести себя осторожно в этой стране, где до недавнего времени чужаки были только рабами. Я вот слышал, что раньше чужеземцам в Та-Кемет обривали насильно бороды, если только не были они высокими гостями самого фараона. Ибо лишь сыну Амона положено носить бороду в подражание отцу своему небесному, да и то – накладную. А вот теперь даже ты, пастух халдейский, дерзаешь входить в дом Владыки с небритым лицом.

– У тебя тоже борода, – заметил Лот.

– Да. И это знак хороших перемен для нас – пришлых людей. Ни тот нынче Та-Кемет. Приходит конец его величию. Нуждается он в свежих силах со стороны, в отважных сердцах, не знающих страха перед законами прошлого, и в дерзких умах, способных мыслить самостоятельно на свой риск. Ибо дети Птаха стали слишком робки. Опутаны они бесчисленными законами, в которых уже сами писцы высокоученые разобраться не могут. И даже кому из множества богов своих молиться, не знают уже люди твердо. Всякая мощь впадает рано или поздно в бессилие, и всякий великий порядок кончается беспорядком разрушающим. И когда случается такое, появляется надобность в вольнолюбцах со стороны, с чьей помощью только и можно создать новый порядок и возвысить униженное.

– Не пойму я, о чем ты говоришь, Нанэх, – честно признался Лот.

– Поймешь. Очень скоро поймешь. Зная хозяина своего лучше, чем сам он себя знает, вижу, что неспроста он вызвал тебя во дворец свой. Зачем это ему – не выяснил я пока еще. Но уж точно – не из-за стрел твоих диковинных, которые только привлекли его внимание и послужили поводом.

– Ты меня еще больше пугаешь, Нанэх.

– Пугаю, чтобы был ты готов к любой неожиданности и принял ее как удачную возможность.

– Странно. Ты уже второй сегодня, кто сулит мне удачу.

– А первым, верно, был юнец, которого я за тобой послал? – усмехнулся Нанэх. – Хитрый мальчишка. Ко всем ластится, как голодная кошка, и никому служить верно не хочет. От такого не знаешь чего ждать. Будь с ним осторожней, Лот. Никому здесь не доверяй! Даже мне.

– Тебе?!

– Мне – меньше других. Сейчас ты мне друг из прошлой жизни. А завтра – кто знает – можешь стать соперником. Лучше бы такому не случится, конечно. Уже были мы враги – и познал я твое великодушие. Потому и не хочу тебе вреда. И лучше для тебя быть со мной, но – позади меня. Иначе не оставишь ты мне выбора. Понял?

– Понял, Нанэх. И обещаю тебе свою дружбу – верную и открытую.

– Не обещай. Никто не может знать козней судьбы. Думаешь одно, а неожиданный случай вдруг ставит тебя перед выбором, отказаться от которого нет никакой возможности. Вот когда увидел ты меня в положении новом, разве не удивился ты неожиданному моему возвышению? А если бы я рассказал тебе, как оно все произошло – не поверил бы ты моей повести, приняв за шутку сказочную.

– Так расскажи! – воскликнул Лот.

– После, – ответил Нанэх с явным сожалением. – Должен я немедленно возвратиться к своему хозяину. Приучил я его к тому, что желает он видеть меня с моим ножом быстрым и безжалостным всегда под рукой. И в этом для меня большая польза и большие хлопоты. Но не оставлю я тебя стоять здесь в ожидании утомительном, как других низкородных, приходящих к стопам хозяина моего. В дом мой пойдешь, где тебя накормят и усадят на подушки мягкие, как гостя дорогого. Догадываешься, кто тебя там ждет с нетерпением?

– Йемима?

– Она. Будет вам о чем поговорить, пока князь о тебе не вспомнит… Эй, бездельник! – неожиданно оглянулся Нанэх в сторону цветущих кустов олеандра, – Хватит прятаться! Заметил я тебя, негодник, давно.

На его окрик вышел из-за кустов и застыл с опущенной головой Хазани.

– Отведи гостя в мой дом! – приказал Нанэх. – И чтобы после сразу шел на кухню драить котлы! А увижу в другой раз, что соглядатайствуешь за мной, выколю глаза и залью уши свинцом!

8

– Вот жилище господина Нанэха, – сказал Хазани, хранивший всю дорогу недовольное молчание.

Перед ними был небольшой, но опрятный домик с крытой черепицей крышей. У входа, под навесом из пальмовых ветвей, сидела на песке пожилая нубийка.

– Эй, старуха, доложи госпоже о госте! – крикнул юноша женщине, но та даже не подняла головы. – Эти нубийские рабы такие дерзкие! – смущенно возмутился Хазани. – Придется тебе самому оповестить госпожу о приходе. Ты – званый гость, тебе можно войти в дом в отсутствии мужчины. А я, пожалуй, поспешу на кухню.

– Йемима! – окликнул Лот хозяйку, нерешительно остановившись у дверного полога из тростниковых прядей. – Это Лот. Ты ведь помнишь меня? Я осмелился прийти по любезному приглашению твоего мужа Нанэха.

– Ой! Лот?!.. Подожди немного, братец! Я сейчас к тебе выйду, – услышал он взволнованный женский голос, невольно отступил от входа и оглянулся, встретившись взглядом со служанкой.

Не такой уж она была и старой, эта сухощавая чернокожая рабыня. Ее скуластое лицо в мелких морщинках все еще хранило отпечаток былой миловидности, а маленькие груди стояли торчком, как у молодой девушки. Женщина, сидя почти у ног Лота, тоже беззастенчиво разглядывала его – и вдруг улыбнулась, обнажив крупные желтые зубы.

– Господин – красивый! – одобрительно сказала рабыня. – Господину будет много любви в Кемете.

– Никакой я не «господин», женщина. Отец мой был пастухом, а мать – рабыней. Сам я тоже пастушил почти всю жизнь. А здесь, в Та-Кемет, торгую всякой мелочью на Дороге, – снисходительно ответил Лот.

– Много любви и много богатства! – убежденно повторила нубийка. – Много богатства и много власти!

– Вы словно сговорились все, – смешался Лот. – А впрочем, спасибо тебе, женщина, за добрые пожелания. Пусть и тебя твои боги наградят нежданной радостью.

– Входи, братец! – услышал в этот момент Лот приятный голос из-за раздвинувшегося полога. – Этот дом не знал еще гостя желаннее!

В другой ситуации Лот едва ли признал в красивой статной женщине худенькую смазливую девушку, какой он едва помнил Йемиму. Усадив гостя в почетный угол на цветном ковре с подушками, хозяйка неловко суетилась некоторое время, бегая за льняной зеленый занавес, разделявший большую комнату. Оттуда хозяйка выносила на деревянном подносе всякие кушанья, пока небольшой круглый столик на коротких ножках перед гостем не был сплошь заставлен расписными плошками и горшочками.

– А может быть, ты желаешь пива? – отчаявшись не угодить дорогому гостю, спросила Йемима. – Мой муж и господин не держит пива в доме. Но я могу послать Ниару на господскую кухню.

– Напрасно ты так беспокоишься, сестрица, – улыбнулся ободряюще Лот. – Я не голоден. И пива не хочу. Если только водички испить.

– Ой, зачем же водички? – снова засуетилась хозяйка. – Выпей холодного молочка. С медом!

Йемима сама налила молоко из небольшого кувшина, щедро подцепила на плоскую палочку мед и, опустив его в чашу, начала осторожно помешивать. Женщина присела перед Лотом на колени – и он невольно залюбовался ею. На Йемиме был длинный, до лодыжек, белый калазирис56 с широкой лямкой на правом плече, туго обтягивающей тонкую талию и широкие бедра. Но грудь, не по мисирскому обычаю, была стыдливо прикрыта широкой лентой.

– Что? – смущенно зарделась под его взглядом женщина. – Я подурнела?

– Нет! Совсем наоборот! Я едва тебя узнал, сестрица. Ты стала настоящей красавицей! Сразу видно, что ты счастлива в замужестве. И я за тебя очень рад.

– Да, мой муж очень добр ко мне, – удовлетворенно улыбнулась Йемима, передавая Лоту чашу.

Отпив несколько глотков, Лот поставил чашу на столик и сказал:

– Тебе, наверное, не терпится узнать, как поживают твои родители и сестры?

Йемима лишь благодарно кивнула головой.

– Живы все и здоровы! А сестра твоя Гила вышла замуж за Ехрема, сына Авдея, и родила недавно двойню – девочек.

– Ой, Гила! – хлопнула себя по коленям Йемима. – Как же это – двойню? Она ведь сама девочка совсем!

56

калазирис – вид узкого сарафана, доходивший до лодыжек и державшийся на длинных бретельках, оставляя грудь открытой.