Страница 5 из 23
А Аврам спросил с сомнением:
– А всем ли хватит работы? И что мы делать здесь будем? Мы ведь пастухи, а не земледельцы.
– Знаю, – ответил Рашап, – что непривычны вы к работе земледельческой. Но не мудреное это дело – научитесь. А работы в поместье – когда больше, а когда меньше. И сколько людей потребуется мне в полях да на огородах, стольких и кормить буду.
– А другие как же? – неприятно удивился Аврам. – Чем другие кормиться будут?
– А это уже не моя забота, – ответил Рашап. – Не могу же я такую ораву кормить задаром.
И добавил он, видя, что Авраму ответ не понравился:
– Аврам, а что ты беспокоишься? Дитан говорил, что не бедный ты – есть у тебя в запасах и золото, и серебро с медью, и добро другое разное. Продашь часть – и будет вам пропитание.
– Кому ж я продам?
– Да хоть кому. А лучше – мне. Зачем тебе далеко искать? А я тебе все дешевле отдам, чем на базаре в Шатете. А как приедет Дитан, посмотрим, куда людей твоих остальных пристроить. Работы в Та-Кемет много – не пропадете.
На том и порешили. А куда было деваться Авраму? Оказался он с людьми своими бесправными чужеземцами в стране незнакомой, где люди говорили на языке другом и жили по законам непонятным – и только и была у него надежда на помощь Дитана да его братца. А они этим и пользовались.
А Дитан приехал лишь через месяц. А пока его не было, уговорил Рашап Аврама продать ему верблюдов оставшихся, сказав, что незачем ему пока верблюды, а кормить животных на полях хозяйских Рашап позволить не может. И волов последних хотел взять, и овец с козами, но Аврам согласился только на верблюдов и взял за них много бобов и зерна. И было у него теперь в стаде, которое разрешил Рашап пасти на пустошах, всего четыре вола и три десятка овец и коз. И потому не ели почти люди его мясо, а только овощи да хлеб с бобами. И когда Дитан приехал, стал Аврам укорять его в положении своем затруднительном, но Дитан сказал:
– Разве не предупреждал я, что трудно тебе будет кормить женщин и детей?
– А что делать? – спросил Аврам в растерянности.
– А ты отпусти со мной мужчин своих, скольких сможешь. Найду я им работу и пропитание – и легче вам будет без лишних ртов.
– А что им будет за работу? – спросил Аврам.
– А вот ты послушай. Много сейчас работы в Земле Озера. Есть работа и для землекопов на каналах, есть и для камнетесов в Лаперо-Хунте. Но лучше в камнетесы идти, если имеются у тебя умелые – у них и пропитание лучше, и даже вознаграждение дают тем, кто со своим инструментом приходит.
– А сколько дают? – заинтересовался Аврам.
– А дают им два медных дебена за одну луну работы. Да ты не усмехайся! В Кемете за два дебена можно семью кормить целый месяц! Вот пусть и присылают семьям своим заработанное – все помощь.
И пришлось Авраму согласиться. И вызвалось идти на работы двадцать мужчин поначалу. И ушли они с Дитаном. И с тех пор работали они вдали от семей, и лишь некоторые из них возвращались, – ушибленные или вконец измученные тяжким трудом, – а вместо них уходили другие.
И так прошел год, и от добра Аврамова лишь убывало все это время на пропитание, которого все никак не хватало. И решил уже Аврам уйти на следующий год в Ханаан, пока последнего добра не лишился, но вернулся как раз в то время Дитан с караваном очередным и сказал, что голод там стоит пуще прежнего, и стал стращать Аврама бедами. И не решился Аврам выйти. А в утешение Аврама придумал Дитан устроить мастерские на фараоновой дороге. И сказал он Авраму, что будет им польза совместная от этого предприятия. Пообещал и землю купить, и мастерские выстроить, и товаром необходимым снабжать, и подати сам выплачивать. Только и попросил он у Аврама людей мастеровых да Лота над ними. Лота – обязательно. А Лот тогда на строительстве работал с другими мужчинами, оставив Хавиву с дочерью в поместье на попечении матери девушки и Сары. И согласился Аврам, понимая, что и согласия его не ждут – разве будет его слушать Лот? И поначалу не было пользы никакой от мастерских. Да и после пользы большой не было. И когда прошел еще год, уже и не с чем было выходить Авраму из Мисра – даже на обратную дорогу едва ли хватило бы им остатков добра прежнего. Все ушло, что наживалось долгими годами – и стадо, и золото, и уважение людей. Никому не нужны были теперь слова его поучительные, и никто не слушал приказов его – были у людей его теперь приказчики другие. И каждый сам теперь кормился, как мог, и содержал семью свою. А Аврам из вождя народа своего стал для всех стариком обычным бессильным, которого содержала жена трудом вынужденным. И никогда еще прежде не чувствовал Аврам отчаяния безвыходного, как в те дни. И никогда еще прежде не чувствовал такой ничтожности своей перед Богом, которому все продолжал молиться упорно, хотя и без прежнего пыла. И только думал он – за что Бог отвернулся от него, что совершил он отвратного?..
И вспоминалась ему гора Азур,38 на которой по приказу Аврама совершил отец несчастный заклание чада своего. И что казалось ему тогда делом благим, поучительным, вызывало теперь сомнение и страх греха непрощенного. И вспоминались ему будто знаки предупреждающие, которые явил ему Бог в тот день роковой. И как ребенок связанный бился неистово головой о камень жертвенника. И как нож выпадал дважды из дрожащей руки отца. И как Гошеа угодливый, которому приказал Аврам держать ноги ребенка, вдруг взвыл от страха и отскочил, увидев гада под ногами своими, выползшего неизвестно откуда. И как над вершиной вдруг ветер смерчом пронесся в тот самый миг, когда брызнула кровь первая из горла надрезанного – и отбросил нож отец. А потом дело закончил тот же Гошеа – нельзя ведь было так оставлять. И даже костер жертвенный не хотел сразу загораться – видно неугодно было приношение нечистое Господу, и в последний раз послал он предупреждение свое неразумному Авраму. Но и тут Аврам приказал довести дело до конца. И сожгли тело. И заставил Аврам вдыхать людей пришедших смрад греха. И заставил смотреть, как тело обугленное разрезает безжалостно Гошеа ножом, отделяя мясо от костей, чтобы сложить кости в горшок большой и закопать, а плоть раскидать в четыре стороны…
И не с того ли дня и начались все несчастья их последующие?..
И вздыхает тяжело Аврам. Донимает его жажда, горит огнем сухим в груди, но лень ему встать и выйти из тени за водой. И находит он даже удовольствие утешительное в муке своей. И хочется ему даже умереть. И молит он безмолвно у Бога смерти как исхода от мук и унижения – или прощения просит, помощи, чтобы выполнить долг свой и получить обещанное. Слова просит – исхода любого. Но молчит Бог Его. Молчит!..
4
Долго думал Лот, какой подарок преподнести высокому вельможе в придачу к стрелам, но, сколько не гадал, выходило, что ничем такого богача не удивишь. И решил Лот посоветоваться с Хенумом – уж он-то должен знать, чем лучше отдарить щедрого князя. И пришел вечером Лот к горшечнику и рассказал, как все было, без утайки. И расплатился он с Хенумом с лихвой и за кувшин разбитый, и за страх, что навела на горшечника стрела выпущенная вельможей. И когда узнал Хенум, кто над ним подшутил, удивился он сильно и оробел.
– О Птах, прародитель, слава тебе, что отвел от меня смерть неожиданную, иначе трепетала бы сейчас от страха моя Ба39 в лапах жестоких Анубиса!40 – вскричал пораженный Хенум.
И все никак не верилось ему, что столь высокородный семер41 почтил вниманием лавку бедняка и щедро расплатился за товар. И сказал Хенум, что сам бы он не посмел взять и кедета медного с могущественного Аменанха, хоть бы тот забрал весь товар из его лавки.
– Этот Аменнах – не просто племянник фараона и Великий Князь. Поговаривают, что сам он метит на место фараона, – сказал Хенум, понизив голос.
38
Азур – гора Эль-Асур, Иудейские горы.
39
Ба – по верованиям египтян – душа, изображалась в виде птицы с человеческой головой. После смерти человека отправлялась в загробный мир.
40
Анубис – сын Сета и Небетхет. Изображался в виде человека с головой шакала, был проводником душ в загробном мире и одним из судей в царстве мертвых.
41
семер – высшие вельможи в древнем Египте, особо приближенные к фараону.