Чужое гнездо

Если бы Джози не наткнулась на копию завещания Альберта! Документ лежал в коробке под верстаком в задней части сарая, где отец держал трактор. Джози забрела туда, разыскивая отвертку, чтобы починить забарахливший фен. Случайно уронив инструмент, она наклонилась за ним и увидела коробку, набитую старыми журналами, а заглянув туда, обнаружила на дне папку с бумагами.

Большей частью документы были невероятно старыми, имеющими отношение еще к родителям Альберта, и даже к его деду. Но среди них лежала также копия завещания, из которой Джози узнала, что Эллен унаследует все, а они с матерью не получат ничего. В этот момент ее охватило страстное желание убить отца.

Находка стала последней каплей, ведь совсем недавно Альберт категорически отказался дать ей взаймы две сотни фунтов для залога за коттедж, который она нашла в Труро, да и до того она не слышала от отца ничего, кроме бесчисленных попреков. Коттедж ей предложили почти даром, всего за две тысячи фунтов. Из того, как ползли вверх цены на недвижимость, она сделала вывод, что через пару лет, даже без ремонта, такой домик будет стоить вдвое больше. Ей даже предложили сразу выдать закладную.

Но Альберт отказал наотрез, хотя Джози знала — деньги у него есть.

— Тебе нужен коттедж, вот и заработай на него, — сказал он, презрительно оглядев ее с головы до ног. — Или продавай себя, ведь именно этим ты занималась раньше, правда?

Теперь же, глядя в сарае на его завещание, она чувствовала, как ее душой завладевают злоба и ненависть. Джози всегда знала, что отец любит Эллен гораздо больше ее, однако смирилась с этим, стараясь не замечать его сарказма и безразличия. Но все-таки она не теряла надежды когда-нибудь получить свою половину фермы.

Отныне каждое его резкое слово, гневный взгляд или сердитое замечание только подбрасывали дров в костер ненависти, сжигавший ее. Джози давно уже заметила, что Альберт улыбается всякий раз, стоит Эллен ступить на порог дома. Он восторгался занудными рассказами Эллен об ее убогих недоносках. Когда же отец время от времени обнимал сестру, Джози вспоминала о том, что Альберт ни разу не прикоснулся к ней с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать.

Вайолет вела себя ничуть не лучше. Эллен могла купить ей тряпку на благотворительной распродаже, и мать разгуливала в ней сияющая словно новый пенни. А когда прошлой зимой Джози привезла ей чудесный свитер из шотландской шерсти, Вайолет ни разу не надела его, утверждая, что свитер слишком колючий.

Эллен осыпали благодарностями, если она помогала по дому, а Джози, делая то же самое, слышала только упреки за любое пятнышко на тарелке или чашке.

Когда Джози была ребенком, безразличие Альберта как бы уравновешивалось пылкой привязанностью, которую питала к ней Вайолет. Но былая привязанность ушла, теперь все доставалось Эллен. Альберт, Вайолет и сестра стали единым целым, спаянным общим интересом к ферме. Джози же была досадной помехой, позорным пятном. Они бы только обрадовались, если б в один прекрасный день она исчезла и никогда больше не появляясь.

Планирование поджога приносило ей ни с чем не сравнимое наслаждение. После обеда Джози составляла перечень вероятных затруднений и поминутный график собственных действий. По дороге на работу она прикидывала, сколько можно выручить от продажи земли и как этим состоянием распорядиться. Мысль о том, что все могло пойти по-иному, если бы Альберт дал ей денег для залога, постоянно вертелась у нее в голове.

Пожар на ферме был приурочен к шестидесятилетию отца, так как Джози знала — Эллен обеими руками ухватится за возможность преподнести ему сюрприз. Октябрьская погода часто портится, случаются бури с сильным ветром, но листья еще не опадают, и за деревьями огонь останется незамеченным до тех пор, пока не станет слишком поздно…

Джози очнулась от задумчивости, подъезжая к повороту на Бристоль. Теперь в этом городе у нее не осталось ничего, кроме воспоминаний о времени после пожара, которое ей пришлось здесь прожить.

Воспоминания эти трудно было назвать приятными — Джози существовала в постоянном страхе, что вот-вот явится полиция и арестует ее. Сначала ей звонили почти каждый день, выспрашивая о мельчайших подробностях жизни родителей и сестры. Однако созданный ею образ женщины, раздавленной горем, в конце концов убедил всех, что она не имеет к пожару никакого отношения.

Джози сутками практиковалась в подделывании почерка и подписи Эллен, сразу сжигая черновики. Она перемерила все до единой вещи из ее гардероба, стягивала волосы в пучок на затылке, даже перестала выщипывать брови. Очень скоро она ощутила себя настоящей копией сестры.

Даже спустя тринадцать лет она слышала, как гремит дверной звонок, а голоса друзей Эллен, доносящиеся сквозь щель для писем, умоляют ее открыть дверь. Иногда она подолгу простаивала у окна, убеждая посетителей, что жива и здорова. Она снимала телефонную трубку, но клала ее рядом с аппаратом, если звонили чересчур настойчиво. И никогда не отвечала на звонки.

Время шло, мало-помалу ее оставили в покое, но Джози все равно сидела взаперти, смотрела телевизор, спала и пила. Она напечатала на машинке заявление с просьбой об увольнении, отправив его почтой в школу-интернат, а потом жила, получая пособие по болезни, поскольку других доходов на счет Эллен не поступало.

И сама Джози не звонила никому, если не считать мистера Бриггса, юриста. Она ездила на другой конец города, чтобы купить еды, так как не осмеливалась зайти в местный супермаркет — там можно было встретить кого-нибудь, кто знал Эллен. Она ненавидела каждое мгновение из бесконечно долгих месяцев, проведенных в Бристоле после пожара. Ей было страшно, тоскливо и одиноко. Но каждый день, не закончившийся визитом полиции или возвратом чека из банка в связи с тем, что подпись на нем не соответствует имеющемуся образцу, приближал Джози к цели.

По ветровому стеклу забарабанил дождь, промелькнул во мгле указатель поворота на Бристоль, и Джози ненадолго заколебалась — не свернуть ли ей в город, который она так хорошо знала. Однако Бристоль уже ничего не мог предложить ей, поэтому она отбросила эту мысль.

Машина быстро приближалась к развилке, откуда шоссе М 5 убегало на север к Бирмингему и на юг — к Эксетеру, а М 4 устремлялось в Уэльс, но Джози еще не знала, куда все-таки направится. Она продолжала ехать по скоростной полосе, которая должна была привести ее в Эксетер. Пытаться свернуть было бесполезно, потому что движение на автостраде неожиданно усилилось.

Впрочем, Джози было все равно. Рано или поздно попадется станция техобслуживания, где она сможет выпить кофе и купить сигарет.

Указатель поворота на Клифтон вызвал из небытия новые воспоминания об Эллен. Где-то в шестьдесят девятом Джози посетила Бристоль, чтобы провести вместе с сестрой выходные. Джози находилась тогда на вершине славы, и прохожие на улице останавливали ее, выпрашивая автограф.

Эллен уговорила Джози приехать посмотреть Бристоль во всей его красе. Денек выдался жарким и солнечным, на старшей сестре было длинное белое платье из марли, а голову украшала расшитая бисером повязка. Эллен выглядела невероятно красивой и недоступной — одеяния хиппи всегда шли ей. Джози же прела в черной кожаной юбке и таком же жилете, и поэтому весь день была раздраженной.

Они сходили посмотреть подвесной мост, а потом присели поесть мороженого. Вокруг расположились для пикников многочисленные семейства, какой-то длинноволосый парень с голой грудью бренчал на гитаре.

— Ну разве Клифтон не красив? — спросила Эллен, восхищенно оглядываясь по сторонам. — Я хотела бы здесь жить.

— Найди себе приличную работу, и ты сможешь себе это позволить, — сердито бросила Джози.

— Я не оставлю детей ни за какие деньги, — проговорила Эллен.

— Но ты же оставила собственного ребенка! — уколола в ответ Джози.

Мгновение Эллен молчала, глаза ее наполнились слезами.

— Ты не могла бы обойтись без гадостей? — наконец спросила она. — Ты прекрасно знаешь — меня заставили отдать Кэтрин. И тебе никогда не понять, как это больно.