Чужое гнездо

Джози почувствовала, что краснеет, хотя все это было бесконечно давно.

Почему ей так нравилось причинять боль? Эллен же, наоборот, всегда отличалась мягкостью. Она никогда не пыталась воспользоваться человеческими слабостями, а старалась найти в людях самое лучшее. И когда Джози примерила личину Эллен, самым трудным оказалось сымитировать такое отношение к окружающим. Но как только ей удалось научиться этому, выяснилось, что она сама стала гораздо счастливее. Иногда ей даже удавалось взглянуть на мир глазами Эллен.

— Однако и она должна была умереть, — произнесла Джози вслух. — Иначе ничего бы не получилось. У меня просто не было выхода.

Дождь лил все сильнее, пришлось сбросить скорость. Той ночью, когда она мчалась в машине Эллен из Корнуолла в Бристоль, хлестал такой же ливень. Дождь начался, когда Джози подъезжала к Эксетеру, поэтому она запаниковала, потому что если и над Корнуоллом он был таким же сильным, то запросто мог загасить пламя. Но в ту ночь на ферме не упало ни капли.

Более удачной погоды для реализации ее плана выбрать было нельзя — день стоял сухой и ветреный. Она подарила отцу ко дню рождения бутылку виски, но даже несмотря на то, что к семи вечера Альберт уже осушил несколько стаканов, он по-прежнему оставался таким же молчаливым и хмурым как всегда.

Они втроем находились в кухне: Джози мыла посуду, а родители сидели по обе стороны очага с наполненными стаканами. Вайолет надела то же шерстяное платье, которое всегда носила в октябре — затрапезную бесформенную тряпку, подвязанную засаленным передником. Но вот домашние туфли у нее были новыми. Их купила Эллен еще летом — красного цвета, с отделкой из искусственного меха, насколько помнила Джози.

Альберт же походил на отощавшего старого цыгана в своих задубевших от грязи молескиновых брюках, фланелевой рубашке и старом коричневом свитере. — Ворот рубашки обтрепался, а седые, давно не мытые волосы падали ему на плечи.

Джози вспомнила, какой унылой, мрачной и грязной была эта кухня. Стены красили в незапамятные времена, их удушливо-желтый цвет преследовал ее все детство и юность. На столе было чисто, но груда старых газет, счетов и журналов никогда не исчезала оттуда. Ее просто отодвигали к буфету, где она постоянно высилась по соседству с какими-то инструментами, посудой и пузырьками с лекарствами.

Джози первой услышала, как Эллен приближается к входной двери. Еще бы — ведь она изо всех сил напрягала слух, ожидая ее появления. Дверь распахнулась — и сестра возникла на пороге.

— С днем рождения, папа! — радостно воскликнула она.

Эллен была одета в старое длинное коричневое пальто с изумрудно-зеленым шарфом вокруг шеи, и она буквально сгибалась под тяжестью подарков. От нее пахло лесом, прохладой, чистотой.

В мгновение ока Альберт оказался на ногах и широкая улыбка осветила его лицо.

— Так ты не забыла? — он прижал Эллен к себе так крепко, что Джози, следившую за ними, едва не стошнило от ревности.

— Как же я могла забыть? — Эллен засмеялась. — Но на самом деле, это идея Джози. Она решила, что к шестидесятилетию нужно приготовить для тебя настоящий сюрприз.

Пожалуй Джози должна была чувствовать себя растроганной, поскольку Эллен упомянула о ней в такую минуту. Однако наблюдая за тем, как сестра извлекает из одного пакета праздничный торт, а из другого — еще бутылку виски и пару бутылок своего домашнего вина, она не испытывала ничего кроме жгучей обиды. Ведь родители никогда не встречали ее с такой радостью.

— Я подумала, что тебе не понравится, если я привезу шестьдесят свечей, — возбужденно тараторила Эллен, открывая коробку и показывая Альберту торт, украшенный надписью «Поздравляем с юбилеем!», игрушечным трактором и какими-то пластмассовыми зверушками. — Но одну я все-таки зажгу, чтобы ты мог загадать желание.

После этого она повернулась к Вайолет, расцеловала ее и сунула в руки мачехи сверток с подарком.

— Не то чтобы совсем новая, — сказала она, состроив гримаску. — Однако я увидела ее на благотворительной распродаже и подумала, что она отлично подойдет для работы в саду при холодной погоде.

Когда Вайолет развернула бумагу, там оказалась коричневая водонепроницаемая куртка с толстой стеганой подкладкой и капюшоном, достаточно прочная, нужного размера, но не слишком нарядная, чтобы у Вайолет не возникло искушение приберечь ее до лучших времен.

Вайолет закудахтала от восторга.

— Как раз то, что мне нужно, — пыхтела она, улыбаясь и демонстрируя свои жуткие зубы. — Ты добрая, заботливая девочка, Эллен.

— Я не слышал твою машину, — вдруг заметил Альберт. — Где она?

— В четверти мили отсюда, на дороге, — ответила Эллен. — Я не хотела, чтобы вы догадались, что я подъезжаю. А теперь — давайте веселиться!

— Ступай и растопи камин, — приказала Вайолет Джози. — Включи также электрический обогреватель, чтобы комната нагрелась.

Некоторое время Джози провела в гостиной, возясь с камином — ей хотелось развести настоящий огонь. Она не спешила возвращаться на кухню, пока Альберту не надоест рассказывать сестре, как он рад ее приезду и как замечательно Эллен выглядит.

Когда она все-таки вернулась туда, Эллен помогала Альберту подняться из кресла, растирая ему спину.

— Бедный мой папочка, совсем расхворался, — приговаривала она в своей обычной заботливой манере.

Джози нацепила на лицо улыбочку и не снимала ее весь вечер, но внутри сгорала от ненависти к этим троим: за то, что они ее не любят за то, что заставляют жить в этом старом, грязном, продуваемом сквозняками доме, за их странности и причуды.

Всякий раз, когда она натыкалась взглядом на ноги матери, видела ее лиловую, испещренную пятнами плоть, выпирающую из домашних туфель, улавливала запах ее пота или замечала ее косоглазие, она понимала, что не остановится ни перед чем и приведет свой план в исполнение.

Эллен выглядела просто глупо с распущенными волосами и в темно-зеленом платье от Лауры Эшли, украшенном оборками, кружевным воротником и манжетами. Платье доходило Эллен до середины лодыжек и казалось типичным нарядом времен короля Эдуарда.

Когда они перешли в гостиную, Эллен откупорила свое самодельное вино из ягод бузины, и уже через несколько минут все трое весело болтали, смеялись и опрокидывали стаканчик за стаканчиком с такой легкостью, будто это была газировка.

Джози только пригубила — вино показалось ей слишком крепким, — и продолжала наблюдать за происходящим, делая вид, что разделяет общую радость.

Зажгли свечу на праздничном торте, все хором спели «Счастливого дня рождения», после чего Альберт заявил, что лучшим подарком для него, конечно же, стал приезд старшей дочери…

Джози свернула к первой попавшейся станции техобслуживания — не столько ради кофе, сколько из-за слез. Она заглушила мотор и уронила голову на рулевое колесо, пытаясь взять себя в руки, однако у нее ничего не вышло.

Наблюдать за родными было для нее настоящей пыткой. Они ловили на лету каждое произнесенное Эллен слово и смеялись до упаду над ее рассказами о детишках из интерната. Никогда Джози не удавалось заставить своих родителей смеяться так, как они хохотали, слушая Эллен.

Потом зашел разговор о хозяйстве, и Альберт принялся рассказывать об огромном урожае кукурузы и о том сколько тонн картофеля выкопал некий фермер, о котором Джози слыхом не слыхивала. Мимоходом отец сообщил, что недавно посадил на верхнем поле луковицы желтых нарциссов, так как они стали пользоваться спросом у лондонских оптовиков. Эллен сидела и слушала, как зачарованная.

Наконец Джози встала и налила им по последнему стаканчику перед сном — горячего пунша с виски, лимонным соком и ложечкой меда. По мнению Альберта, только его Джози умела готовить действительно хорошо. Он всегда любил этот напиток.

Однако в этот раз рецепт был несколько иным — Джози добавила в пунш изрядную порцию антигистаминной микстуры, которую несколько лет назад выписал ей один лондонский врач. Похожая на розоватый сироп, микстура отлично устраняла аллергические симптомы, но ее побочным эффектом было снотворное действие. Подавая стаканы, Джози окинула взглядом свое семейство. Все трое настолько захмелели, что даже если бы она разбавила напиток мышьяком, никто бы и ухом не повел.