Страница 12 из 26
А затем впереди показалось сухое дерево, тряпьем да косточками обвешанное. В кроне его стоял окровавленный череп коня. Куница остановил своих спутников, и, пролив кровь на череп, проговорил:
— Надо глаза вам завязать.
— А что, у вас чужаки с завязанными глазами приходят? — спросил Лютобор, недоверчиво.
— И не с завязанными приходят, — Куница сдернул с ветвей две грубые тряпицы, и подошел к боярину сзади, накинув одну ему на глаза, — да только их в жертву Аресу отдают.
Ярогнева поймала на себе его взгляд, и скиф улыбнулся ей, завязывая брату глаза потуже, да получше. А затем подошел к ней. Когда тряпица легла на глаза и обвилась туго вокруг головы, Яра почувствовала на своих губах горячее дыхание. Куница клацнул зубами и еле слышно выдохнул:
— Что ты со мной творишь?
— О чем вы там шепчетесь? — спросил Лютобор.
— Ни о чем, — Яра вслепую прикоснулась к щеке Куницы, и тот потерся о ее ладонь, довольно рыкнув. — Ни о чем мы не шепчемся, ты уже с ума сходишь!
Внезапно в воздухе просвистел нож, и Куница оттолкнул Ярогневу в сторону, крикнув:
— Яра, не смей снимать повязку! Что бы ни случилось, не снимай ее!
Он подхватил нож, воткнувшийся в землю, и ринулся на Яра, зарычав. Мимо пробежал Лютобор с палицей наперевес, и ударил самого ближайшего подхалима вожака стаи в грудь, уложив в пыль, задыхаться.
— Что происходит?! — вскрикнула Ярогнева, оставаясь с повязкой на глазах, и слепо пытающейся понять, что происходит вокруг нее. — Куница?! Лютобор?!
— Опустили ножи! — зычный голос Анагаста оборвал начинающийся бой Куницы и вожака стаи. — Убит Куница, а?! Что скажешь, Яр?!
На горе стояли другие волки и только начавшие свой путь волчата, прошедшие обучение, но не попробовавшие настоящих боя и крови. Были свидетели. Куница, глянув на своих спутников, на Яра, нервно засмеявшегося, и прокричал:
— Я скажу!
Чернота перед закрытыми и завязанными глазами, чужие голоса и шаги вокруг — все это нервировало и пугало. Ярогнева едва удержала себя, от того чтобы снять с глаз повязку и начать палить из лука во все стороны, но Куница звучал очень убедительно, да и в жертву Аресу пойти не хотелось. Девушка ощутила чуждый запах, и чужие, но крепкие руки на своих руках, дернувшие ее вверх, поставившие на ноги, и потащившие куда-то. Чужие и грубые голоса на неизвестном ей языке стали что-то трещать, один из мужчин гоготнул.
А затем разнесся голос Куницы, который гаркнул что-то по-своему, и Яру тут же отпустили. Девушка попала в крепкие и жаркие объятия, ее бережно поцеловали в лоб, и Куница прошептал:
— Не бойся. Я тебя не отдам.
Ярогнева обхватила его руками, прижимаясь щекой к груди. Куница повел ее куда-то, гладя по волосам, путаясь в них пальцами и говоря, что все теперь будет хорошо, и чтобы она ничего не боялась. А затем, когда дошли до места назначения, он осторожно сдернул с глаз девушки повязку и проговорил, глядя прямо в глаза:
— Ни с кем не говори и никуда не ходи. Найди Татьяну и держись возле нее. Я вернусь.
Но Татьяну искать было без надобности: сноха налетела на Ярогневу, едва Куница отошел в сторону. Держа племянника, она подскочила к Яре и прижала к себе свободной рукой, целуя в лоб и в щеки.
— Вы пришли за нами! — выдохнула Таня. — Я об этом ночами молилась, чтоб вы только пришли за нами.
— А ты что, думала, мы тебя бросим? Кто ж нас дома строить будет? — Яра улыбнулась, обнимая сноху и прикоснувшись кончиком пальца к носику племянника. — Вернет тебя Лютобор домой, не сомневайся. И прости… прости, что дурой набитой тебя обозвала. Я так не думаю, большинство времени. Просто иногда ты… палку перегибаешь.
— Как домой вернемся, извинишься, — Татьяна потянула ее к Лютобору, которого держали два здоровенных скифа, пробиваясь через толпу. — Этот ряженный тебе ничего не сделал? Не трогал тебя?
— Какой ряженный? — выдохнула Ярогнева.
— Тот, — кивнула женщина, указывая на их с Лютобором спутника.
— Куница-то? Не-е-ет, — Яра улыбнулась, глядя на спину скифа, что стоял перед уродливым идолом Ареса, объявляя, что бросает выбор вожаку стаи. — Он хороший.
Куница. От одного его имени по спине Ярогневы пробегали мурашки, а сама она становилась какой-то приятно заторможенной. Хотелось улыбаться, плясать, хотелось обнимать всех вокруг, и даже Яра, который пригрел Куницу в спину, ведь благодаря этому они познакомились. От одного его прикосновения Ярогнева словно расцветала. И теперь, глядя на Куницу, она улыбалась, сама того не замечая.
Бросив взгляд на Татьяну, Ярогнева поняла, что та все видит, и не слишком-то одобряет. Ее черные брови нахмурены, синие глаза глядели неприятно и колюче. Вся она была такой неодобрительной, такой недоброй и угрюмой, что смотреть ей в глаза стало тяжело. Ярогнева отвела взгляд от снохи и проговорила:
— Не смотри на меня так.
— А как мне на тебя смотреть? Враг он нам, Куница твой, — прошептала Таня, прижимая к груди сына. — Душегуб и зверь, а ты с ним милуешься да воркуешь.
— Мне Куница не враг, — отрезала Ярогнева, выходя из себя. — Враг тот, кто мною, торговать вздумал, кто считал, что пути собственного у меня быть не должно. Не Куница меня замуж выдать поскорее хотел абы за кого, не Куница меня украшал, как племенную кобылу, и не Куница в мой дом со своими порядками приперся, и учить меня жизни стал, добром то прикрывая.
— Я тебе по-доброму хотела помочь, — зашипела сноха, не обращая внимания на ближайших окружающих, ставших сглядываться на них неодобрительно качая головами. — Ты заслужила хорошего мужа. Хорошей жизни, детей, счастья женского.
— Я заслужила, чтобы меня оставили в покое, — огрызнулась девица и отвернулась, дав понять, что разговор продолжаться больше не будет.
Вызов был брошен, и Яр с Куницей разошлись по разным сторонам. Вожак, злобно что-то рычащий себе под нос, отправился к немногочисленным своим последователям, что ждали его в стороне от других, а претендент на его место подошел к Ярогневе, под пристальным и недовольным взглядом Татьяны.
— Пойдем, нужно поговорить, — прошептал Куница, целуя ее в лоб и к себе прижимая.
Яра кивнула и позволила увести себя от остальных подальше, пока Лютобор затеял рычать что-то Анагасту об уговоре и о том, что князю он что-то сделал. Повернувшись к своей семье, какой-никакой, но родной крови, Ярогнева нахмурилась, когда все вокруг засмеялись над чем-то. Куница увел ее еще дальше, туда, где кони стояли, и крепко прижал к себе, зашептав на ухо:
— Анагаст с тобой поговорить хочет.
— О чем поговорить? — выдохнула Ярогнева, оглядываясь по сторонам.
— В стаю тебя привел я, но примет Анагаст, так как за вожака сейчас он, — Куница нежно погладил ее по лицу. — Но ненадолго. Ночью я вожаком стану. А ты подле меня останься, если душа к тому лежит.
— Веди, — девушка улыбнулась.
Анагаст стоял в стороне, за идолом Ареса. Он был стар, опирался на посох, и лицо его морщинистое было суровым, хмурым. Едва Куница подвел ее к старику, тот взглянул Яре в глаза и нахмурился еще больше. Ярогнева уставилась на него в ответ, не отводя взгляда и глаз не опуская.
— Плох тот охотник, что в глаза волкам смотрит, — проскрипел старик, опираясь на посох. — Пройдись, Куница, есть у меня к твоей чужачке разговор.
Куница неохотно, но покорился, и отошел. Ярогнева глянула на него, а затем все же повернулась к старику. Тот кивнул и пошел подальше от шатров, да других скифов, уводя ее подальше. Видать, чтоб никто не подслушал.
— Таких как ты редко встретишь, — проговорил Анагаст и добавил незнакомое слово: — Aurusa.
— Что это значит? — Ярогнева нахмурилась, положив руку на колчан со стрелами.
— На вашем языке — это значит «белая», — жрец сел на камень, тяжело вздохнув. — Есть и другое слово для вашего брата обозначения, да все его позабыли давно. Сколько зим тебе исполнилось, поцелованная?
— Шестнадцатая, — девица поискала взглядом Куницу, но того и след простыл.