Приливы войны

   — Если я оскорбил богов — а я оскорбил их! — то в вашем присутствии умоляю их простить меня. Поверив в меня, вы оказали мне честь, в чём я усматриваю несомненную милость богов. Клянусь, что ни воля небес, ни желание земли, ни стремления армии, ни прихоти самого ада — ничто не остановит меня в решении отдать вам всё, что я имею. Мою кровь, мою жизнь. Всё, что я есть и чем владею, — всё я отдаю вам.

Он отступил назад и отошёл к офицерам, толпившимся на платформе.

Амфитеатр одобрительно загудел. Теперь заговорил Фрасибул, за ним выступили стратеги Диомедон и Леон. Захотели выступить и люди из nautai и пехоты. У всех ещё кипела кровь от успехов и поражений, которые сотрясали Самос несколько дней назад, как в зеркале отражая процесс гибели их государства. Все знали, что в Афинах демократия пала. Акты террора и убийства запугали народ. Правительство, именующее себя «Четыреста», изгнало из политической жизни всех, кроме себя. Слухи о грубых нарушениях закона, оскорблениях, которым подвергались свободные граждане, о незаконных арестах и казнях, конфискации имущества, отмене законов Клисфена и Солона вызвали волнение на флоте. Те, кто находился на Самосе, боялись за свои семьи, оставшиеся дома, за само государство, которое эти тираны — как говорилось в последних сообщениях — сговорились продать врагу ради спасения собственной шкуры.

Теперь, радуясь возвращению Алкивиада, люди требовали действий, жаждали крови. Плыть в Афины! Вырезать всех автократов! Восстановить демократию!

Пехотинцы топали ногами, матросы на кораблях колотили по палубам и шпангоутам. Топот ног на пристани эхом разносился по всей гавани. Даже мальчишки и женщины подняли такой шум и гам, что не слышно было ничего, когда кто-то захотел восстановить порядок.

Поднялись два таксиарха, но им не позволили говорить. Диомедон старался перекричать их своим громовым голосом. Даже Фрасибул, кому позволили взять слово, потому что любили его, не в силах был остановить это безумие. Пехотинцы бросились к оружию, составленному в козлы. Толпа двинулась к кораблям, словно бы готовая немедленно погрузиться. Все как один требовали Алкивиада. Командуй нами! Веди нас домой!

Безрассудство этого порыва было очевидно для более трезвых голов офицеров. Но порыв оказался таким страстным, что ни один человек даже не попытался остановить его. Теперь Алкивиаду предстояло противостоять этому умопомешательству, причём не имея опоры в заслуженном доверии, добытых совместно победах, достигнутом уважении. Ему следовало надеяться только на собственные силы.

   — Люди, если мы поплывём сейчас, то легко свергнем наших врагов дома и установим правительство, послушное нам и нас удовлетворяющее.

Вновь одобрительные возгласы. Он поднял руку, успокаивая своих слушателей, и попросил выслушать его до конца.

   — Но что мы оставим после себя здесь, в Эгейском море? Подумаем же об этом, братья! И если мы найдём решение, которое вы посчитаете мудрым, то ни часу не задержимся здесь!

Шумное, радостное одобрение, приветственные крики.

Алкивиад вновь призвал собрание к порядку. Именно эту фразу он подготовил заранее, и она произвела ожидаемый эффект. Он добился, чтобы, каждый человек своим необузданным, сердцем ощутил ту внутреннюю независимость, которая отличает свободных людей от рабов, и воскресил в себе того, кем был, — здравомыслящего человека, способного на обдуманные, взвешенные поступки. Теперь, решил он, попробуем поставить себя на место наших врагов.

   — Допустим, что мы — это Миндар, спартанский командующий в Милете, который узнал, что мы решили отплыть домой. Вспомните, друзья, что в этой толпе наверняка есть его соглядатаи. Они немедленно сообщат ему обо всём, что мы сейчас говорим.

Хладнокровно и разумно Алкивиад поведал о тех возможностях, которые получит враг, как только мы уведём флот. Он сказал, что тот ухватится за эти возможности. Алкивиад обращался к слушателям не как стратег к своим войскам, но как офицер, советующийся со своими коллегами, как государственный деятель в дискуссии перед ekklesia.

Эгейское море останется беззащитным. Спартанцы захватят Геллеспонт, а с ним отрежут все пути для зерна, поступающего в Афины. Враг удерживает города Лампсак и Кизик. Византий перешёл на его сторону. Спартанцы завоюют Ионию и захватят все стратегически важные пункты в проливе. И мы должны будем немедленно покинуть дом — просто для того, чтобы сохранить то, что мы только что завоевали. Что же будет ожидать нас по возвращении сюда? Не тот враг, что сегодня, на море, где у нас имеется преимущество; но тот, что окопается на суше. Нам придётся выбивать спартанцев из их укреплений. Алкивиад спросил, готовы ли они сражаться со спартанцами на суше при возвращении сюда. Кстати, где же мы сможем высадиться? Первое, что захватит враг, будет Самос. Эти самые камни, на которых мы сейчас стоим.

Затем он обрисовал самые разрушительные последствия ухода. Как отреагируют персы? Как перс, наш благодетель, от которого все мы зависим, ответит на этот неожиданный уход? Будет ли он считать нас надёжными союзниками, которым он может доверять? Тиссаферн расправится с нами, как орёл с гадюкой, и вновь пойдёт на союз со Спартой. Он вынужден будет это сделать — хотя бы из страха перед её новой мощью, больше не сдерживаемой нами. Просто из страха, что Спарта может напасть на Персию и свергнуть его, Тиссаферна.

— Помните об этом, братья. Афины будут нашими, как только мы решим вернуть их. Но Афины — это не кирпичи и камни и даже не сама земля. Афины — это мы. Вот что такое Афины. Враг находится там, — он жестом показал на восток и юг, где располагались оккупированные города Ионии и оплот спартанцев в Милете. — Я пришёл, чтобы сразиться со спартанцами и пелопоннесцами, а не с моим народом. И клянусь богами, я и вас заставлю сражаться с ними!

Ропот раскаяния пронёсся по толпе, которая наконец осознала не только собственную глупость в противоположность здравому смыслу своего нового командира, но и способность Алкивиада отвлечь войска от пути, ведущего к катастрофе. Уже в первый час своего возвращения он сохранил государство. Более того, люди теперь увидели та кую железную хватку, которая продемонстрировала им: Алкивиад способен справиться с ними в одиночку. Никто другой не посмел бы этого сделать. Обстановка изменилась, когда люди наконец опомнились, почувствовав уверенность своего лидера и ту тонкую грань, что отделяла их от крушения.

— Но если ваши сердца настроились уходить, братья, то плывите домой сейчас. Однако сначала взгляните туда, на ту часть волнолома, которую самосцы называют Крюком. Ибо я поставлю свой корабль в том самом месте и, клянусь Никой и Афиной Защитницей, ударю, как гром, по первому же кораблю, который попытается выйти в открытое море! И по следующему — и буду бить и бить, пока вы не убьёте меня на этом самом месте. Корабли обязательно уйдут в Афины, но только через мой труп.

При этих словах поднялся такой шум, что предыдущий не шёл ни в какое сравнение с этим. Сразу же вперёд вышел Фрасибул и распустил собрание, приказав людям вернуться к своим обязанностям, а всем триерархам и навар хам немедленно сообщить обо всём командованию флотом.

Штаб располагался там, где раньше была таможня. Туда набилось полно офицеров. Тут были и хозяева судов, и командующие пехотой, и флотские капитаны. Вновь прибывшие, включая Фрасибула, Фрасилла, Алкивиада и таксиархов, устроились, после некоторого замешательства, в соседнем помещении, на бывшем складе контрабанды (теперь это было хранилище для запасных мачт, парусов, колец для корабельных корпусов, навесных и деревянных механизмов). Несколько командиров были заняты разговором•. о неотложных делах. Протомах требовал немедленной выплаты жалованья — люди и так уже совершенно деморализованы. Лисий говорил, что следует продолжать учения. Эрасинид говорил о кораблях и их годности или негодности для плавания. Другие шумно требовали выхода в море. Казалось, это никогда не кончится. И каждый требовал своего настойчивей соседа. Алкивиад переступил с ноги на ногу, так, чтобы люди заметили. Гвалт сразу прекратился. Офицеры замолчали все как один и невольно повернулись в сторону того, кто считался лишь третьим в тройственном союзе командиров, а теперь был признан верховным командующим.