Младший инквизитор

Широкая дорога вела прямиком к двухэтажному особняку с одноэтажными флигелями по бокам. Кремовые каменные стены подчеркивали белизну толстых колонн террасы, над колонами был треугольный фронтон с изящным вензелем – таким же, как на воротах – переплетенные буквы «А» и «П».

– Так ваши Ершовы богачи? – сказал я. Если честно, я не ожидал, что кто-то из магов осмеливается жить такой нахально роскошной жизнью.

– Этот дом принадлежит их семье уже несколько поколений.

– Так дом не новый? – удивился я, глядя на светлый, без единой трещинки, фасад.

– Конечно нет. Когда дом построили, прапрабабка Ольги наложила на него особое заклинание, и он остается в первозданном виде. Я все просил Ольгу найти это заклинание, чтобы применить его к своей хибарке, но, к сожалению, оно утеряно. Так что придется мне латать крышу и менять половицы на веранде вручную.

На старорусской усадьбе время, и вправду, не оставило свой отпечаток. Казалось, её построили только вчера и все в ней – и двор, и шторы на окнах, и плетеные кресла на веранде, и даже герань – застыло во времени, словно майский жук в янтаре. Схожесть усиливалась благодаря золотистым лучам послеполуденного солнца, окутывавшим все вокруг.

Когда мы шли к дому, старик сказал мне:

– Только у меня просьба. То, что ты увидишь и услышишь, пусть останется в тайне. Забудь, что ты инквизитор.

– Не беспокойтесь. Тем более я уже поклялся Саламандрой.

На террасе с колоннами за круглым столом, накрытым белой скатертью, обедали люди. Полный пожилой мужчина в льняном костюме о чем-то спорил с худощавым юношей, женщина в цветастом платье наливала из самовара чай и подавала чашки. Девушка с рыжими волосами, в большой грязно-бурой вязаной кофте, читала. Она первая заметила нас, но, испуганно взглянув в нашу сторону, опять уткнулась в книгу.

Мы зашли на веранду, мужчина и юноша встали, приветствуя нас. Женщина указала на пустые стулья. Девушка ушла в дом за чашками и блюдцами для нас.

– Тимофеюшка, как? – воскликнул мужчина, разведя своими большими ручищами. – Скажи мне, как это у тебя получилось, прийти именно тогда, когда я собрался отправлять тебе письмо? Клянусь, оно уже написано и вместе с приглашением лежит на тумбочке! Осталось только подписать, все думал, от себя или от всех нас. И зачем я только потратил целый час, его сочиняя?!

– Приглашение? – не понял старик.

– Ну да, – сказал мужчина, – ведь сегодня уже пятое октября!

– А, – махнул рукой Тимофей Дмитриевич, – охота.

– Что значит «а», – возмутился мужчина. – Это традиция, которую мы поддерживаем испокон веков, из года в год…

– Орест, но сейчас-то нет надобности охотиться на несчастных вурдалаков, – сказал старик. – Они давно присмирели.

– Благодаря инквизиции, которая держит их в ежовых рукавицах с помощью всяческих запретов и карательных мер, – пробубнил я, и, конечно же, мои слова никто не услышал.

– Ничего, попотеть вурдалакам все равно придется, ради традиции. – Орест засмеялся. Потом кивнул в мою сторону: – А это кто?

– Сын моего… хм, одного знакомого, – сказал старик. – А это, Орест, тебе на день рождения, не смог удержать в тайне, хотел тебя порадовать, – побыстрей перешел на другую тему старик.

Он сдернул платок с клетки, и на Ершовых уставилась одни глазом маленькая сова, перья ее были всклокоченны. Видимо, поездка, как и деду Тимофею, ей совсем не понравилась.

– Это Герцог, – сказал Тимофей Дмитриевич торжественно.

– Не может быть, чтобы это была сова Великого Инквизитора Шмыгина! – воскликнул Орест, хватая клетку. – Это архигениально! Если я её разболтаю, узнаю все секреты инквизиции.

– Я уже научил её петь, – сказал старик.

– Да что ты! – воскликнул растроганно Орест. – Ты самый, самый лучший друг. – В глазах Ореста блеснули слезы.

Он поставил клетку на перила, сказав, что знает какие-то заклинания, которые уж из поющей совы легко сделают сову говорящую.

За чаем и разговорами об охоте я разобрал, кто здесь кто. Орест Ершов был хозяином этой усадьбы. Полная миловидная женщина, ловко управляющаяся с самоваром, – его женой, Ольгой. Они были чем-то похожи друг на друга, оба высокие, в теле, даже цвет волос почти совпадал: Ольга была блондинка, а у Ореста были светло-русые волосы. Молодой человек, любитель поспорить, был их сын Илья. Его руки иногда странно подергивались, и, чем больше он горячился в разговоре, тем меньше контролировал их движения, и за время завтрака успел разбить крышку от фарфоровой сахарницы, смести со стола нож и зафинтилить свой бутерброд куда-то в кусты роз. А девушка не проронила за все время, пока пили чай, ни слова. Она лишь иногда кидала взгляды то на меня, то на Тимофея Дмитриевича. Я так и не понял, кем она приходилась Ершовым, так как к Ольге или Оресту она обращалась по имени.

Глядя на этих магов, я теперь понял, зачем Тимофей Дмитриевич заставил меня переодеться в простую одежду и почти что вымазал грязью – чтобы я вписался в эту свинскую атмосферу. Разболтанность, неаккуратность в одежде и в жестах, и это невежливое обращение Полины к хозяевам, которые были вдвое старше её, коробили мой слух. А их сын так вообще был больше похож на бывшего или даже настоящего алкоголика. Тяжело было сидеть с ними за одним столом, дышать одним воздухом и знать, что я могу стать магом, одним из них, хотя по факту я уже и сейчас маг.

– Скоро должны приехать еще гости, – сказал Орест. – А послезавтра, за час до рассвета, мы начнем выгон вурдалаков. Юрий меня давно упрашивает провести охоту на вурдалаков ночью, тоже хочет поучаствовать. Но разве это дело? Ведь все веселье в том, что вурдалаки дезориентируются от солнца и очумело бегают от охотников.

– Вот тут-то и выясняется, что для тебя главнее охота, а не Юрий Алябин, иначе бы ты уступил своему кумиру, – сказала ему жена с поддевкой.

– Постойте, вы говорите о Юрии Алябине, который убил последнего папского наместника, Великого Инквизитора России Иоанна Первого? – удивленно спросил я.

Орест, жевавший бутерброд, угукнул.

Первый раз я услышал об Алябине не в инквизиторском училище на уроке истории. Мне было лет семь или восемь, я нечаянно прочитал его дело. Случилось это, когда я впервые отпер запретный шкаф в кабинете отца. Я надеялся найти в шкафу нечто необыкновенное и очень секретное. Но к своему разочарованию, увидел там не собрание магических предметов, изъятых у злобных магов, а всего лишь старые книжки и папки с документами. Мое внимание привлекла прозрачная пластиковая папка с желтой, с рассыпающимися краями, стопкой листов внутри. Это было дело 1891 года, мага и революционера Юрия Алябина. Я навсегда запомнил это имя, так как то, что я увидел и прочел в этой папке, еще долго мучило меня в ночных кошмарах.

На обложке стояли даты ведения дела: «1891-1916 гг.». А ниже, в скобках, значилось: «Дело не закрыто по случаю неупокоения подсудимого». «”Неупокоение”? – мурашки побежали по коже. – Значит, он стал привидением».

В начале папки были листы за 1891 год, с делами о мелких проступках Алябина. Когда же я перевернул стопку и стал разглядывать её с конца, увидел протоколы допросов и подробные описания пыток, применявшихся к Алябину в 1916 году. Я ужаснулся, что инквизиция применяла такие зверские методы. Я пролистал страницы к более ранним датам и увидел еще более страшные фотографии: уродливые до омерзения лица людей. Как я понял по подписям, это были стражники, на которых Алябин наслал страшные заклинания, когда те пытались его арестовать. Арест был произведен 21 декабря 1914 года.

Только совсем недавно я узнал, что именно тогда Алябиным было совершенно неудачное покушение на Великого Инквизитора Иоанна. Но, когда через два года Алябин сбежал из инквизиционной тюрьмы, судьба была на его стороне, и он все-таки совершил задуманное и убил Великого Инквизитора. И тогда же с последним Великим Инквизитором исчезла инквизиция, подчинявшаяся Папе Римскому. Её место занял тайный Инквизиционный орден, который поддержали люди из ЦК, боявшиеся, что маги без контроля власти пошатнут устои советского правительства. Но, несмотря на то, что инквизиция стала не церковной, а светской, звания и порядки были сохранены.