Страница 5 из 10
В виде проверяемой гипотезы (или гипотез) предстояло сформулировать следующее:
• Картина мира (в предложенном выше экзистенциальном понимании) существует не как метафора или теоретический конструкт, а как способ, с помощью которого индивид организует свою «реальность», то есть свой жизненный и эмоциональный опыт;
• Картина мира каждого индивида уникальна, хотя отдельные фрагменты картин мира разных людей могут совпадать;
• Картина мира индивида отображается на любые порождаемые им тексты, как устные, так и письменные, как спонтанные, так и редактированные, проявляясь в множестве лингвистических выборов в рамках той вариативности, которую предлагает ему родной язык. Иными словами, уникальная картина мира индивида отображается в виде его уникальной лингвистической картины мира.
2.2. Эмпирическая база исследования. Повторы в спонтанных устных текстах.
Исходя из сказанного выше, в вербальной продукции различных людей следовало выявить повторы разного уровня – смысловые, синтаксические, сюжетные, а затем убедиться в их системности. Эмпирической базой стала практическая работа со спонтанными устными текстами, которые порождались в процессе клинической беседы людьми, обратившимися за психотерапевтической помощью. Она строилась на принципах, сходных с принципами анализа художественного текста: исследовались повторяющиеся элементы текстов. Анализ текстовых повторов является традиционной, стандартной процедурой литературоведческого подхода к художественному тексту (например, «мотивный анализ» – в качестве ведущего метода его использует ряд авторов, относящихся к школе Тарановского). Анализ повторов представляет собой ключевую процедуру и в совершенно другой области знания – при дешифровке разного рода: от древних текстов, написанных на неизвестном языке или в неизвестной системе обозначений, до шифрограмм[1]. Надо заметить, что лингвистическая дешифровка, в отличие от мотивного анализа, имеет корректное оформление. В ней используются формулы, которые определяют наименьший объем текста, допускающий однозначную дешифровку, описывается множество возможных решений, к которым применяется «функция качества» и т. д. Анализ же повторов в литературоведческом, в том числе в мотивном анализе, слишком переплетен с собственно интерпретацией текста и часто, по признанию самих литературоведов, примененный разными авторами к одному и тому же тексту, дает совершенно различные результаты.
Процедура выявления повторов.
Поэтому была разработана и применена специальная процедура, которая удовлетворяла следующим требованиям:
• формализованность, исключающая экспансию исследователя;
• наличие количественного критерия, позволяющего судить, в какой степени достоверны полученные результаты;
• возможность верифицировать результаты новыми текстами, полученными уже после формулирования, которые обладали бы предсказанными свойствами.
Ниже приводится пример применения процедуры извлечения повторов из спонтанных устных текстов, полученных в ходе ряда клинических бесед с психотерапевтическим клиентом.
Г., молодой человек 27 лет, описывает понравившийся ему лыжный поход:
Там болотце такое, и деревья как скелеты…Там один прыгнул, и вдруг как хрустнет! Думаю: лыжа у него или нога?… А он отламывает ветку, прямо как куриную ножку… А там речка незамерзающая, и кирпичей в шеверу натыкано, туда если ногой попасть – хряп, и ноге конец…Этот чайник, он крепление сломал, полез пальцем – и палец как куриную ножку, ну не сломал, но мог бы…
В приведенном спонтанном тексте, благодаря тому, что он сокращен, ряд повторов бросается в глаза: это микросюжет перелома.
Для дальнейшей работы были введены рабочие понятия «сюжет» и «микросюжет». Ниже, в главе, специально посвященной формализации сюжетных структур, их определения будут переосмыслены и заданы корректно, но для эмпирической работы с повторами в текстах оказались достаточными следующие их дефиниции.
Сюжет здесь понимается как конструкция, состоящая из следующих элементов: актанты (кто? что?), их атрибуты (какие?), ситуация, в которой они действуют (где? когда?), событие (что произошло?), обстоятельства (как?).
Микросюжет понимается как сюжет, в котором названо событие, но опущены другие (некоторые или все) компоненты. При предлагаемом определении любое отглагольное существительное представляет собой микросюжет. Опущенные компоненты иногда вообще не подлежат реконструкции и могут возникать в тексте без прямой связи с событием. В приведенном выше спонтанном тексте повторами представлено не только событие: отламывает, сломал и пр.; – но и обстоятельства: хряп, и актанты: скелеты, нога, куриная ножка, палец. Теперь в последующих спонтанных текстах Г. мы будем отмечать не только повторы слов ломать, перелом и однокоренные лексемы, а также их синонимы, но и компоненты сюжета, утрачивамые в микросюжетах: кость, нога, звукоподражательные слова и пр.
После этого мы можем сформулировать исходную гипотезу: если повтор микросюжета «перелом» является у Г. некоторым «возвращением» к постоянной проблеме, а не случайным компонентом отдельного речевого эпизода (привязалось слово), то он будет регулярно возникать и в других спонтанных текстах Г.
Таким образом, проверка исходной гипотезы в этом случае состоит в получении новых спонтанных текстов того же говорящего. Если исходная гипотеза верна, в них вновь возникнут повторы уже сформулированного сюжета и микросюжета, а также выявятся отдельные компоненты сюжета, утрачиваемые в микросюжетах.
Действительно, после просьбы рассказать еще что-нибудь о своих путешествиях Г., свободно выбирая тему, рассказал о летнем походе, закончившемся для его руководителя винтовым переломом, причем сохранил прежнюю систему микросюжетов и метафор: хруст; ломающиеся, как куриные ножки, ветки; байдарка, рассыпавшаяся на отдельные косточки; сук, как обломанная белая кость. Важно, что свободно выбранная тема, как и предыдущая, удобна для вписывания микросюжета «перелом» и в этом смысле выбрана неслучайно.
Если исходить при анализе рассказа Г. из традиции мотивного анализа художественного текста, то сразу напрашивается интерпретация: у Г. в прошлом была какая-то серьезная травма (тяжелый перелом или что-то подобное у самого Г. или у кого-то из значимых фигур из его окружения). Но в художественном тексте персонаж, наделенный по воле автора речевыми характеристиками, подобными тем, что использует в спонтанных устных текстах испытуемый Г., вполне вероятно, был бы впоследствии мотивирован какими-то предшествующими событиями, поскольку в художественном тексте обычно существует некоторая логика композиции. Однако спонтанный текст гораздо менее логичен, чем художественный: после расспросов самого Г. и его близких выясняется, что такая травма не обнаруживается.
Целый ряд вновь полученных спонтанных текстов Г. был специально исследован в отношении интересующего нас повтора. Анализ показал, что система микросюжетов и метафор остается неизменной от текста к тексту. Сюжеты же спонтанных текстов постоянно имели своей развязкой «винтовой перелом»: какую-либо физическую травму у одного из персонажей повествования. Надо заметить, что в развернутых историях, рассказываемых, так сказать, осознанно, сюжет физической травмы не всегда был представлен собственно переломом. Иногда он редуцировался до падения, ушиба, вот такого фингала, в нескольких случаях заменялся «синонимической» травмой: порезом, ударом тока. В системе же микросюжетов и метафор редукций и «синонимических» подмен не происходило, в ней стоял хруст и ломались кости – как куриные ножки, разумеется.
Следующим этапом процедуры является уточнение исходной гипотезы за счет расширения контекстов. В полученных спонтанных текстах была проанализирована атрибуция «винтовых переломов». Оказалось, что заметным атрибутивным признаком данного повтора является следующее: «винтовой перелом» – всегда принадлежность не-меня: травма никогда не оказывается атрибутом говорящего, то есть самого Г.
1
Так, Ю. В. Кнорозов, один из авторитетнейших мировых специалистов по дешифровке древних текстов, пишет в своем предисловии к коллективной монографии «Забытые системы письма»: «Под дешифровкой в узком смысле следует понимать установление чтения забытых знаков. Однако чтение текста отнюдь не означает его понимания…Неизвестный текст целесообразно разделить на отдельные цепочки… Такие цепочки получили название блоков. Технически разделение текста на блоки может вестись следующим образом. Регистрируются все цепочки, повторяющиеся в тексте дважды и чаще… Упорядоченный набор зарегистрированных цепочек может рассматриваться как исходный материал для составления словаря блоков» [43, с. 7, 8].