Страница 15 из 26
44. Вместе с тем Закон не определяет существенных условий для заключения арбитражного соглашения, чтобы исключить все возможные сомнения в отношении действительности и исполнимости у правоприменителя. Исходя из определения понятия арбитражного соглашения, применяемого в Законе, минимальный набор существенных условий арбитражного соглашения, определяющий взаимное волеизъявление сторон на обращение в третейский суд, может предполагать: 1) выбор сторонами арбитража как способа разрешения спора; 2) выбор ПДАУ, в которое должны обратиться стороны в случае возникновении спора; 3) указание на конкретное правоотношение, на которое распространяется действие арбитражного соглашения, и объем последнего. Для арбитража ad hoc минимальный стандарт существенных условий должен определять: 1) выбор сторонами арбитража как способа разрешения спора; 2) определение порядка назначения (избрания) состава арбитров или единоличного арбитра; 3) указание на конкретное правоотношение, на которое распространяется действие арбитражного соглашения, и объем последнего.
45. Тем самым минимальная формулировка арбитражного соглашения может выглядеть следующим образом: «Все споры, возникающие из настоящего договора (соглашения), передаются в постоянно действующее арбитражное учреждение при «некоммерческой организации»».
Либо: «Все споры, возникающие из настоящего договора (соглашения), передаются единоличному арбитру, избираемому (назначаемому) в порядке, установленном Арбитражным регламентом ЮНСИТРАЛ».
46. Таким образом, при наличии каких-либо неточностей в арбитражных оговорках, позволяющих сделать общий вывод в соответствии с минимальным набором существенных условий арбитражного соглашения, такие оговорки должны признаваться действительными и исполнимыми.
47. Второе правило, содержащиеся в ч. 10, также укрепляет действительность арбитражного соглашения, устраняя дискуссионность в вопросе о его судьбе в случае перемены лиц в основном обязательстве30. Речь идет о перемене лиц в обязательстве, охватываемом действительным арбитражным соглашением, как на основе универсального правопреемства (на основе закона, например наследование, реорганизация юридического лица, и др.), так и на основе сингулярного правопреемства (исходя из соглашения об уступке права требования (цессии) или переводе долга). Тем самым закреплено правило неразрывной связи основного договора и заключенного в отношении него арбитражного соглашения при перемене лиц в обязательстве.
48. Практический интерес представляет ситуация правопреемства арбитражного соглашения в отношении ПДАУ. В доктрине международного коммерческого арбитража присутствуют взгляды на арбитражное соглашения как на многосторонний договор, в котором, кроме непосредственно сторон основного контракта, участвуют назначенные арбитры31, а также центр арбитража, администрирующий его деятельность. В отношении последнего на практике не раз вставали вопросы правопреемства, в том числе имеющее прецедентное значение. Так, Президиум ВАС РФ32 не признал «автоматического» правопреемства между упраздненным (Третейским судом при РАО «ЕЭС России») и вновь возникшим третейским судом (при Фонде «Право и экономика ТЭК») в силу одностороннего указания учредителя. Среди аргументов теоретического толка в поддержку этой позиции, по всей видимости, может быть выдвинута идея, нашедшая завершенное воплощение в теории автономности арбитражного соглашения (см. комментарий к предложению второму ч. 1 ст. 16 «Право третейского суда на принятие постановления по вопросу о своей компетенции»). С учетом этого обстоятельства реорганизация третейского суда как следствие реорганизации учредителя сама по себе не влечет передачи на рассмотрение вновь возникшего третейского суда всех тех споров, которые предусмотрены третейскими соглашениями, определяющими в качестве компетентного суда правопредшественника33. Полагаем, что именно отсутствие правосубъектности арбитража (третейского суда) по российскому законодательству позволило исключить даже теоретическую возможность правопреемства между арбитражными институтами в отношении арбитражных соглашений.
49. Между тем данный тезис полностью опровергнут ч. 6 ст. 52 «Заключительные положения», открывающей возможности передачи арбитражных соглашений от учреждений-правопредшественников к учреждениям-правопреемникам, для чего достаточно получить согласие в письменной форме органа юридического лица, при котором учреждение-правопредшественник было создано, на выполнение новым постоянно действующим арбитражным учреждением функций учреждения-правопредшественника в соответствии с арбитражными (третейскими) соглашениями, предусматривавшими рассмотрение споров учреждением-правопредшественником.
50. Рассмотренный подход в определенном смысле коррелирует с отсутствием необходимости получения специальной доверенности на заключение арбитражного соглашения, если имеется доверенность на заключение основного договора. Так, в Постановлении Президиума ВАС РФ от 12 апреля 2011 г. № 12311/10 отмечается: «Федеральный закон от 24.07.2002 № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» не требует наличия в доверенности представителя специального уполномочия на заключение гражданско-правового договора, содержащего третейское соглашение (третейскую запись). Следовательно, наличие общих полномочий на заключение договора позволяет представителю заключить от имени и в интересах представляемого договор с условием о передаче связанных с ним споров в тот или иной третейский суд». Часть 2 ст. 62 АПК подлежит применению к случаям передачи на рассмотрение третейского суда такого дела, которое находится на рассмотрении в арбитражном суде. Эта норма неприменима к доверенностям, выданным на заключение гражданско-правовых договоров (Постановление Президиума ВАС РФ от 1 июня 2010 г. № 18170/09).
51. Предложение второе ч. 12 коммент. ст. представляет собой еще одну новеллу отечественного законодательства об арбитраже. Ее принципиальное значение состоит в невозможности формулирования в правилах арбитража (которые, как говорится в предложении первом ч. 12, при наличии ссылки на них становятся неотъемлемой частью арбитражного соглашения) условий, перечисленных в ч. 13 ст. 2. «Основные понятия, используемые в настоящем Федеральном законе». Обозначенные условия могут содержаться только в так называемом прямом соглашении, чем определяется его «приоритет» над правилами арбитража, да и, собственно, над арбитражным соглашением. Тем самым законодатель по-новому выстраивает иерархию норм, определяющих порядок арбитража. В этой связи общее правило о том, что правила арбитража, на которые ссылается арбитражное соглашение, являются его неотъемлемой частью, сохраняет свое действие с обязательным учетом данного изъятия.
52. Тем самым, чтобы не разрушить общую конструкцию, когда правила арбитража являются частью арбитражного соглашения, но при этом обеспечить приоритет воли сторон в обозначенных в законе ситуациях, законодателю пришлось создать новый правовой институт – прямое соглашение сторон. Таким образом, движущим фактором для закрепления в законодательстве нового понятия стало исключение возможности подмены волеизъявления сторон по принципиальным для законодателя вопросам правилами арбитража, утверждаемыми учредителями ПДАУ.
53. Вместе с тем нельзя не отметить определенную искусственность конструкции прямого соглашения, поскольку им, как и арбитражным соглашением, определяются права и обязанности сторон в рамках третейского разбирательства, а главным различием между ними становится отсутствие возможности установления прямым соглашением прав и обязанностей других участников третейского разбирательства (см. п. 1 комментария к настоящей статье).
30
См.: Международный коммерческий арбитраж: Учебник / Под ред. В.А. Мусина, О.Ю. Скворцова. С. 107–113.
31
В.Н. Ануров полагает, что при переходе арбитража в форму защиты нарушенного права появляется третий участник арбитражного соглашения – третейский судья (см.: Ануров В.Н. Перемена лиц в третейском соглашении (продолжение) // Третейский суд. 2003. № 3. С. 107).
32
См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 23 июня 2009 г. № 1434/2009 // Третейский суд. 2009. № 4. С. 63–66.
33
Скворцов О.Ю. Некоторые вопросы преемства в третейском разбирательстве // Третейский суд. 2009. № 4. С. 53–54.