Да здравствует король

Напряжение между ними росло, и вскоре Цирилла осознала, что дышит им, живет. Воздуха в комнате не осталось, только страх, только предвкушение заполнили собой пространство, и иные чувства в почтении потеснились перед Его Величеством Ужасом. Ведьмачка осторожно шагнула вперед, заставляя себя отвернуться от своего короля. Мысли путались в ее светлой голове, мысли пугали ее, не давая покоя. Кажется, она все же скучала по этой хитрой улыбке победителя.

– Нет, подойди не так, моя Ласточка, – мягко заметил он, увидев, что девушка делает шаг ему навстречу. – На четвереньках.

– Ты хочешь, чтобы я ползала по полу? – спросила девушка, чувствуя, как стремительно краснеют ее щеки.

– Да, – сдержанно ответил он. – Именно этого и хочу, Зираэль.

Голос разума глубоко внутри ее вскружившейся от негодования головы вновь шевельнулся, он предупредил: лучше сделать так, как Эредин тебя «просит». И Цири подчинилась, чувствуя, что от этого сейчас может зависеть если и не жизнь, то ее здоровье. Девушка медленно, нехотя, но все же опустилась на пол. Ее бледные колени коснулись холодного мрамора, губы дрогнули под напором внезапно очнувшихся чувств. Унижение… Вытерпеть его куда сложнее, чем долю самой острой физической боли.

Она подползла. Медленно, всего на несколько коротких шажков, если бы в это время стояла на ногах. Король не отрывал взгляда. Эльф смотрел за тем, как девушка желает отвернуться, исчезнуть, хочет выпрыгнуть в окно, а все же ползет к нему, выполняет приказ с надлежащей пленнице старательностью.

Не нужно было становиться сверхчувствительной ведьмачкой, чтобы распознать в нем чувство гордости, чувство превосходства сейчас, чувство, занявшее всю его суть.

Ласточка замерла на середине пути, на внушительном расстоянии от своего господина, расплывшегося в довольной улыбке. В этом промежутке могла поместиться еще одна такая же виноватая рабыня, вымаливающая его прощение. Цирилла не поднимала смущенного взгляда, а король медлил, наслаждаясь зрелищем. Ласточка знала, что начать говорить сейчас должен он.

– Знаешь, Цири, как короли, принцы, да любые преемники власти могут использовать свое свободное время? – спросил он, тут же получая отрицательное мотание головой в ответ. – Как им угодно, Ласточка. Понимаешь? С любыми девками, эльфками, прачками, горничными, соратниками или представителями других кланов или дружин. Как угодно, Цири. Как. Мне. Угодно.

– Понимаю, – внутренне вздрогнув, ответила она.

– Молодец, – наигранно-подбодряюще ответил эльф. – Хорошо, что ты понимаешь, что я могу гулять или не гулять с кем хочу, милая. Только знаешь, чем я был занят, пока ты тут приходила в себя? На моей кровати, в моей спальне.

– Нет, – произнесла она, все же догадываясь. – Значит, теперь спальня не наша?

– Я сидел напротив, – ответил король, игнорируя ее вопрос, взглядом указывая на кресло, расположенное не так далеко от кровати. – Вон там. Просто сидел и смотрел за тобой, за каждым вздохом.

Ласточка не нашлась с ответом. Она только сжала губы плотнее, чувствуя, как кровь приливает к ее лицу. В комнате был сквозняк? Потому что что-то холодное точное коснулось ее розовеющей щеки. Это не было ложью, Цирилла понимала, что Эредину незачем ей сейчас врать. Сознаться в подобном – проявить слабость, а слабость правителю не к лицу. Даже перед ней, пленницей огромного эльфского замка, потерянного на стыке чужих ей миров.

– А ты, едва придя в себя, зовешь сюда не кого-то, – говорил Эредин, едва сдерживая в голосе гнев. – А Аваллак’ха. Зная, Ласточка, что между нами стоит.

Цирилла словно лишь сейчас поняла, какую ошибку совершила. Эльф никогда не казался ей столь ранимым, если к нему вообще можно применить это слово. Ласточка опасалась, что ранить его чувства невозможно совершенно, но сейчас, стоя перед ним на покрасневших после всех движений коленях, чувствуя, как искрит воздух вокруг, понимала, сколь сильно была не права, как задела его, пусть и нехотя.

Нет, та не могла знать точно, ведь не видела собственного взгляда в эту долгую минуту. Должно быть, в нем отразилась вина, сочувствие, мольба о прощении, собранная в единой точке черного зрачка. Отвернуться пришлось уже королю. В эту минуту ему не хотелось быть садистом, не хотелось обижать ее или воспитывать… Но желания короля – не всегда закон даже для него самого.

– Ближе, – произнес он холодно, выдержав минуту паузы между словами.

Как нашкодившая собачка, пытающаяся снова выпросить место у его ног. Цирилла смотрела ему в глаза, двигаясь все ближе и ближе, ощущая в этом потребность. Ее губы слегка подрагивали, не то от страха, не то от волнения, и король милостиво отвел взгляд, позволяя ей спрятать свою слабость в огромном пространстве заряженного ужасом воздуха. Скоро кончится.

Холодный камень пола лизал ее коленки, ладони, ее ничем не прикрытую кожу, оголенную лишь для одного эльфа сейчас. Каждое его касание отрезвляло, заставляло внутренне вздрогнуть, поймать новый ритм, но пол вскоре кончился, и Цири лицом уперлась в край кровати.

– Я не должен был злиться на тебя, Зираэль, – говорил Эредин точно самому себе, не с ней. – Ты не знала о моем приказе, я должен был злиться на Кревана, не на тебя, – говорил он все тише. – Но я все же злюсь, верно?

– Я не хотела тебя… – начала она, но была прервана поднятой вверх ладонью.

– Тише, – произнес король грубее, чем хотел. – Да, да, я все понял, все слышал, ты уже объяснила. Поднимись ко мне на колени.

Что-то всплыло в ее памяти в этот момент, что-то из детства, странная, забытая в годах скитаний картинка. Цирилла вспомнила себя маленькой непослушной княжной, сотворившей очередную глупость прямо у бабушки под носом. Тогда старая Львица поймала ее, решив самолично научить манерам. «Дедовским способом» – сказала она тогда и уложила кричащую Цириллу себе на колени.

Осознавая, что сейчас произойдет, девушка двинулась назад. Инстинктивно, в немом бессилии, нежелании поддаваться, она попыталась встать, но тяжелый взгляд эльфа вновь придавил ее к полу. Разум лениво шевельнулся в глубине ее ослабшего тела, его холодный размеренный голос снова напомнил девушке о том, что пора придержать свой взрывной нрав и показать покорность. Хотя бы показать.

Сначала девушка положила руку ему на колено, после – вторую. Сил в ней было не много, но страх черпал из истощенного тела последние ресурсы, добывая их в самых недрах уставших после сна мышц. Ласточка сделала так, как он велел: легла королю на колени, чтобы получить свое наказание.

Его одежда мягко касалась ее оголенного живота, ведьмачка чувствовала дыхание эльфа. Девушка вздрогнула, ощущая, как теплая ладонь нежно скользит по ее спине, как его руки изучают ее тело, точно впервые.

– Я не хотел, чтобы все было так, – с горечью заметил король. – Но я устал от того, что с тобой так сложно договориться, Ласточка.

И она устала от этих попыток договориться. Мужчина занес руку для удара, и ведьмачка приняла его без крика, без лишней реакции, без слов, без мольбы о милости к ней. Она плотнее сжала губы, чтобы не вымолвить и слова, и то помогло. Вновь оно – унижение, вот, что тот дарит ей, едва стоит поднять веки. Эльф бил ее не в полную силу, он не хотел повредить, причинить боль физическую, гораздо больше Эредина волновал вопрос ее несломленной еще гордости.

Второй удар она ощутила сильнее, ярче, чем предыдущий. Девушка съежилась, но вновь заставила себя промолчать. Упряма, глупа, самонадеянна даже в эту минуту, под ним, ощущая всю эту мощь. Третий и четвертый удар не походили на два первых. В них король вложил больше гнева, больше силы, больше злости, которой раньше не было выхода. Девушка вскрикнула. Тонко, но так ощутимо, что эльф на секунду замер перед ней.

Наверное, им не суждено обрести в друг друге ни счастье, ни покой. Когда две опасные стихии сходятся вместе, это ведь не несет ни одной, ни другой и капли утешения, верно?

– Зираэль, – выдохнул он, но продолжил снова. – Ты должна понять и запомнить.