Черный скрипач

Сыграли вступление и первый куплет, как вдруг в их трио свежим ветром ворвался голос Натани – почти такой же, каким она разговаривала и смеялась, только куда как более сильный, полный и звонкий.

Потом они играли «Часики», потом «Танец Миры». Дэн не помнил, чтобы музыка приносила ему столько удовольствия. Пожалуй, даже счастья. Оно наполняло его столь сильной и желанной энергией, что хотелось не просто жить – хотелось носиться по полям, как глупый щенок, хотелось смеяться и любить.

Кого?

Дэн прикрыл глаза, не желая даже думать об ответе на этот вопрос.

«Я люблю музыку, и больше нам никто не нужен», - думал он.

По крайней мере, ему хотелось, чтобы так было.

Звёзды срывались с неба одна за другой, становилось холодно и сыро, музыканты жались всё ближе к костру… и никто даже не подумал перед сном поиграть в «моргалку» - никому здесь не хотелось думать о том, сколько ему ещё жить на свете. Ильфи и Торд улизнули в кибитку, и Натани проводила их взглядом, но не сдвинулась с места.

Дэн зачехлил скрипку и сел к ней поближе.

- Обними меня, - попросила девушка.

- Я же слишком маленький для тебя, - усмехнулся Дэнни, но просьбу выполнил. Но когда прижал Натани к себе посильнее, она тихо засмеялась и спросила:

- Угадывать будешь?

И он, отстранившись, предположил:

- Ложа Смерти?

Натани расхохоталась уже гораздо громче.

- Фуу, какие гнусные мысли! У тебя осталось две попытки, - лукаво сказала она.

- Мне не нужен твой поцелуй в щёчку, - ответил Дэнни.

Его лицо вдруг стало очень, очень горячим. И онемели руки, особенно пальцы. Даже дыхание сбилось – как если бы кто-то окунул его в кипяток целиком, как цыплёнка.

Да, одним поцелуем в щёчку тут не обойтись! Или всё, или уж ничего.

Но Сара Натани, видимо, решила, что ничего – всё-таки проще, и с видимым сожалением отодвинулась в сторону. Взяла приготовленные заранее одеяла, расстелила одно у огня, вторым укрылась сама. На долю Дэна остались лишь старая стёганая куртка и плед. Он лёг поблизости от Натани, там, где земля немного прогрелась от костра, и ещё так, чтобы в случае чего подбросить в огонь поленце-другое.

Девушка поёрзала, укладываясь поудобнее, вздохнула и притихла. Дэнни не спал ещё очень, очень долго. Во сне Сара Натани прижалась к нему, тихонько и мерно дыша, но он так и не решился обнять её плечи. В темноте тихо потрескивали дрова, и тепло костра согревало их, но лишь с одной стороны.

Только к рассвету огонь погас.

***

Нельзя сказать, что Упырёк вышел из тюрьмы другим человеком – пожалуй, нет. Это был всё тот же щуплый и низкорослый некромант, только теперь ещё и совершенно одинокий. Ни сослуживцев, ни учителя, ни даже сокамерников поблизости не наблюдалось. Упырёк освободился через три года после памятного ареста и отправился на закреплённое за ним кладбище с твёрдым желанием бросить пить. А очнулся уже следующей осенью на берегу озера, и долго смотрел на своё отражение. На плече зудел расчёсанный до крови знак ложи Смерти, видневшийся из-под разодранной рубашки. Под глазами – слегка несимметричные фингалы. Нос расквашен, а волосы отросли клочьями и торчали во все стороны.

Итак, ему, вероятно, исполнилось двадцать три или двадцать четыре года, и он двенадцать месяцев где-то болтался, как большое буйволиное дерьмо в пруду. Нет, он, кажется, провёл на своём кладбище несколько месяцев, и ещё, кажется, две недели был на исправительных работах – чистил с другими штрафниками ров вокруг тюрьмы… Но всё остальное время в памяти Упырька слилось в единое серо-лиловое похмелье, оживляемое яркими, но не очень чёткими вставками из попоек.

Дард окунул голову в озеро. Мелькнула мысль не выныривать, но уже через секунду лицо заболело от холода, а лёгкие сжались, и он распрямился, рыча и крякая, и мотая головой, как собака.

Вода-то какая холодная. И небо как льдинка. Ага, точно, вчера же с мужиками из деревни пили за новый год. Правда же? С мужиками. А из какой, спрашивается, деревни? И что за озеро?

Упырёк набрал воды в обе горсти, побрызгал себе в лицо. Надо же, как быстро пролетел год. А как будто только что вышел. На теле рванина, в кармане ни гроша – точно так же, как после тюрьмы!

Он встряхнулся и побрёл вдоль озера, пока не вышел на довольно ровную, хорошо укатанную дорогу. Видно, вела она куда-то в хороший крупный город. Близ деревенек дороги обычно разбитые, грязные. А тут – проспект, а не дорога!

Он шёл медленно, то и дело присаживаясь, чтобы перевести дух, и сам себе казался стариком. У него ничего не болело, не ломило и не ныло – ну, разве что синяки на роже, если их трогать. Даже удивительно – не болит ничего, а идти тяжело. Как будто после болезни какой-нибудь. Хорошая, ровная дорога вдруг разветвилась, и Дард увидел по левую руку аккуратные пригороды родного города Сольме, а по правую – горы. Где-то там, как ему было известно, стояла крепость под названием Тартута – место мрачное и для Тёмных магов, пожалуй, последнее, где им хотелось бы оказаться. Это вам не городская тюрьма Сольме, где кормят три раза в день и где лишь слегка подавляют эмоциональный фон – лишь бы заключённые не передрались между собой. Про Тартуту ходили самые жуткие слухи. Говорили, что над Тёмными магами там проводят какие-то опыты – превращают их в чудовищ, начисто лишают эмоций, отчего маги становятся послушными марионетками, которые долго не живут. А как тамошнее кладбище отпугивало магов! Поговаривали, что некроманты ни за что не хотели там оставаться даже за жалованье, превышающее оплату за труды обычных кладбищенских сторожей вдвое и даже втрое!

Сарвен Дард почесал в затылке и повернул направо. В его голове светилась нежным светом единственная, но чёткая и яркая идея: поселиться при тюремном кладбище и безнаказанно заняться исследованием жив-курилок, у которых нет остаточных эмоций. Чистеньких, как младенцы, даже чище.

***

Утро заявило о себе требовательным лошадиным ржанием. У Корицы и Гвоздики кончился корм. Они возмущённо дёргали головами, трясли пустыми торбами на шее и повизгивали от злости.

Натани села и застонала: тело её озябло и плохо слушалось. Хорошо ещё хоть, Дэниэлу пришло в голову укрыться всеми одеялами и пледом вдвоём, прижавшись друг к дружке потеснее. Но она всё равно замёрзла.

А мальчишке, кажется, до этого никакого дела: вон как крепко спит.

Увидев, что Натани зашевелилась, кот, спавший на ногах Дэниэла, потянулся и вопросительно мяукнул. Наверное, ему тоже хотелось есть.

Натани воровато взглянула на него и отвернулась, читая, что написано на листке бумаги, завёрнутом в аккуратный конвертик. Она вытащила его ночью из внутреннего кармана куртки Дэниэла, ещё когда они обнимались у костра. Увы, ночь – не лучшее время для чтения, тем более, что документы такого рода частенько печатают не слишком-то отчётливо. Да и читать при Дэниэле она бы не решилась. Зато теперь можно.

Сара Натани прочла аккуратные буковки, нахмурилась и перечитала вновь. Затем принялась разглядывать печати. Главное управление Комитета по делам незарегистрированных Тёмных магов. Центральный участок Комитета в городе Азельме. Дэниэл Альсон, Светлый маг Второй степени.

Натани и не заметила, как ей стало жарко. Правда, пальцы всё ещё вздрагивали, да и мурашки бежали по спине как от озноба.

Она встала на колени около Дэниэла и растолкала его. Даже не думая о том, что делает. О том, что мальчишка испугается и наделает сдуру каких-нибудь опасных глупостей.

Ей было нехорошо оттого, что они ему доверились. Он лечил их лошадь. Он встречал с ними праздник. Она рядом с ним спала всю ночь. И что ещё хуже – они с ним играли и пели, разделили с этим проходимцем-Светлым музыку. А потом спали рядом с ним. Натани делалось тошнее с каждой секундой.

- Дэниэл! Нет, ты проснёшься и сейчас же всё объяснишь! – гневно приговаривала Сара Натани, и в конце концов скрипач открыл глаза.