Только ты

Мысли словно окаменели в голове, стали тяжелыми, неподвижными. Воительница отчаянно боялась встретиться глазами со сводным братом, поэтому рассматривала руки Орофериона, медленно и настойчиво поглаживающие ее живот. Но когда они опустились ниже, скомкав шелестящую ткань юбки, она вдруг неистово дернулась, вырвавшись из объятий, и направилась к двери.

При этом сердце Тауриэль дрожало от страха: было невообразимо повернуться к Трандуилу спиной, уж тем более уйти без дозволения. Однако гнетущие взгляды эльфов и неоднозначность разговора повергли ее в ужас; стражница отчаянно хотела убежать, закрыться в своей комнате и найти объяснений странным действиям покровителя. Ведь не мог же он говорить серьезно! ..

Но как только ее влажная ладонь коснулась поблескивающей в темноте дверной ручки, стало ясно, что комната закрыта, чему воительница поначалу отказалась верить. На мгновение она застыла, обдумывая свое положение, но мягкие шаги за спиной всколыхнули инстинкты стража, заставившие тело бессознательно развернуться.

Тауриэль была так напугана, что почти ожидала увидеть орка или паука, однако Леголас с добродушной улыбкой на губах вызвал не меньше тревог.

— Стой. Там, — решительно велела эллет, сжав кулаки и пытаясь тем самым унять дрожь.

— Почему? — синда и впрямь замер, но уже спустя пару секунд вновь шагнул к сводной сестре, которая вжалась в дверь, будто намереваясь пройти сквозь нее.

— Ты и впрямь серьезно? ..

— Что тебя смущает? Объясни, — разумеется, он все понимал, но хотел, чтобы воительница сама озвучила причину страхов.

— Неужели ты не понимаешь, зачем он это делает? — внезапно ее голос будто ослаб, стал едва различимым, что не скрылось от аранена, который неторопливо преодолел разделяющее их расстояние, принеся с собой аромат леса, буквально впитавшийся в кожу за века, проведенные на страже границ.

— Нет.

— Владыка хочет…

«Хочет очернить меня, потому что знает о твоих чувствах!» — подумала стражница, но так и не произнесла вслух, смущенная новой, доселе не знакомой вспышкой в светлых глазах Леголаса.

— Глупости, — чуть слышно шепнул он, наклоняясь.

Застывшая от удивления эллет не почувствовала осторожного поцелуя на своих губах, а догадалась о нем по мягкому теплу, лишь равнодушно подумав, что такая нежность должна быть приятной. Но когда синда отстранился, уверенный в победе, Тауриэль вдруг ожила и изо всех сил толкнула его в грудь, запоздало поняв случившееся.

От неожиданности эльф отшатнулся, и воительница бросилась в сторону, почти не разбирая дороги. Но колени ее предательски дрожали, а разум с трудом отличал свет от тени, из-за чего комната превратилась едва ли не в вихрь, таящий в себе опасности, путающий мысли…

И, рассматривая эту огненно-черную картинку, бедняжка не успела понять, что за тень мелькнула перед глазами и чьи руки сдавили ее с такой силой.

— Довольно, — Владыка, очевидно решив, что его время тратится зря, обхватил воспитанницу поперек талии и вместе с ней направился в смежную комнату, при этом не обращая внимания на протестующие крики.

Эллет дергалась, пыталась упираться ногами, но на большее не осмеливалась. Ее словно опутала незримая аура эльфа, заставила бояться вспышки гнева, которая неизбежно опаляла всех, кому доводилось провиниться. Но, разумеется, это не помогало, и Тауриэль осталось лишь беспомощно наблюдать, как мрак гостиной сменился нежным светом, который источали десятки масляных ламп на стенах королевской спальни, голубой цвет которых отчего-то дарил успокоение.

Но это внезапное чувство развеял грубый толчок: синда бросил воительницу на широкую кровать, украшенную легкими белоснежными шторками, скрепленными у тонкого каркаса в виде древесных ветвей.

Ее встретил упругий матрас, но как только стражница попыталась воспользоваться несколькими мгновениями свободы, на нее тут же навалилась тяжесть Орофериона, а ноги, будто металлические тиски, сдавили руки аранена, обрывая надежду на бегство.

Лежавшей на боку пленнице осталось только слабо вздрагивать, комкая в руках тонкое покрывало, расшитое цветными нитями, вспоминая момент, когда огромному пауку едва не удалось замотать ее в свои горячие липкие сети; это было страшно, не так, как сейчас.

В голове не укладывалось, как двое самых близких эльфов, на протяжении веков даривших Тауриэль свое тепло и поддержку, могут поступать так низко! Неужели они и впрямь хотят заставить ее? ..

От такой мысли захотелось плакать, но усилием воли эллет заставила исчезнуть влажную пленку, уже блестевшую на глазах. Она не будет выглядеть жалкой и сломленной, не доставит такой радости своему Владыке — дух бойца, яркими всполохами заполнивший кровь, этого не позволит.

И стражница забилась сильнее, но все тщетно. Ей не хватало сил, чтобы освободиться, и азарт начал быстро затухать, оставляя после себя лишь изнуренность.

Эльфы же не двигались — просто ждали, пока невольница успокоится. Трандуил все это время нещадно вжимал ее в матрас и осторожно перебирал пальцами рыжие локоны, словно пытаясь заколдовать воспитанницу. И вскоре, когда усталость дала о себе знать, чары подействовали, стали приносить умиротворение, которому Тауриэль отчаянно противилась.

Но оно было сильнее ее затуманенного рассудка и очень скоро проникло в него, будто жар огня в протянутую ладонь. Заметив это, Ороферион аккуратно повернул воительницу на спину, продолжая нависать над ней, чтобы иметь возможность прекратить неожиданный бунт, к которому та явно была готова.

Желая опередить его, синда резко наклонился, отчего эллет почти бессознательно вскинула освобожденные руки, но так и не решилась ударить. Лишь вцепилась пальцами в скользкую ткань мантии, под которой чувствовались рельефные изгибы плеч.

Коря себя за безвольность, она сокрушенно отвернулась, из-за чего губы Владыки коснулись ее только вскользь, однако не замерли; стражница, напряженная как лань, высматривающая хищника, почувствовала на своей щеке горячее дыхание и медленные вкушающие поцелуи.

Какие-то мгновения ей удавалось не откликаться, всматриваясь в холодную голубизну окружающих стен, но стоило ласковому языку скользнуть по мягкой мочке уха, как по телу пробежала невольная дрожь. Эльф, прекрасно знающий о слабых местах своей воспитанницы, тихо усмехнулся и уже напористее обхватил ртом извилистый хрящик, осторожно прикусывая плоть.

Соблазнительная тяжесть мужского тела, его запах, тепло… Все это даже сейчас не утратило колдовского очарования, и Тауриэль на некоторое время даже забыла, почему ей нужно противиться. Она не видела Леголаса, перестала чувствовать на себе его руки, затерявшись в поцелуях, становящихся все более звонкими и частыми. Но измученный ожиданием аранен, услышав томный вздох эллет, не выдержал и торопливо провел ладонью по женскому бедру, что заставило ее опомниться.

Истома рухнула, и воительница неистово дернула ногами, одновременно стараясь оттолкнуть Орофериона. Но эта попытка выглядела так же жалко, как и все предыдущие; она добилась лишь того, что покровитель впился зубами в ухо, заставив вскрикнуть.

Он сильнее навалился на пленницу и, не давая той опомниться, прижался к раскрытым губам алчным поцелуем, желая лишь показать свою власть, и стражница опять затихла, испугавшись жаркой волны, которую принесли с собой уверенные движения чужого языка. Она пыталась не отвечать, но такие дерзкие ласки уже давно стали желанными. Владыка понимал это и цинично пользовался, с удовольствием ощущая, как уста эллет начинают раскрываться, а тело — подаваться навстречу аристократическим пальцам, спустившимся по шее к груди, чтобы плавно и вдумчиво обвести ее контур.

Тауриэль вновь забылась и даже не подумала о том, чьи же руки так осторожно сняли с нее обувь, а затем очутились уже под юбкой, накрыв острые колени. Повинуясь внезапному желанию, она обняла покровителя, и тот, будто стремясь наградить покорность, отбросил всю свою жесткость и с нежной страстью обхватил налитые губы воспитанницы, разрешая ей самой выбирать темп пьянящей игры, медленно, но неотвратимо возбуждающей обоих.