Страница 25 из 40
Я слышу за своей спиной мягкие шаги, но не поворачиваюсь, продолжая разглядывать крыши домой с нашего шестнадцатого этажа. Мама облокачивается о перила. Смотрит на меня, выдыхает и, бесцеремонно выхватив сигарету из моих рук, тушит ее.
— А кофе ты собираешься вылить или я могу все-таки его допить? — любезно интересуюсь. Мама с готовностью забирает стакан из моих рук и делает глоток.
— Какая гадость, — она морщит лицо и возвращает напиток, — ты что-нибудь слышал про сахар?
— Мама не разрешает сахар, — хмыкаю.
— Засранец, — она качает головой.
— Каким родила, — отзываюсь и получаю от нее толчок.
— Я родила маленького ангелочка… Боже, какой ты был хорошенький, ты даже не представляешь! Пухлые щечки, глазище огромные и…
— Мам, — останавливаю ее поток воспоминаний. Мама смолкает и сжимает руками перегородку.
— Андрюш, а ты вот от сердца скажи, правда, ты не против того, что мы с Рашидом решили пожениться?
— Тааак, — протягиваю слегка озадачено, — ты меня спрашиваешь потому что, что?
— Я беременна, — резко сообщает мама, заставляя меня удивленно округлить глаза. Чего-чего? Оглядываю маму, она слегка располнела, но это же нормально для женщин… для любого человека. Рашид тоже тоньше не стал. Беременна? Что?
— Ого, — только и могу вымолвить, продолжая таращиться на мать.
— Это странно? Ты против?
Черт. Да что со мной? Откладываю кружку и обнимаю маму, и, даже, не сильно кружу ее, на что она счастливо смеется. Останавливаюсь и нахожу самые любимые и родные глаза.
— Это круто, ма, — проговариваю, — я … я просто удивлен, но я действительно рад. Это офигенская новость!
— Да… это девочка… по предположительным прогнозам, на таких ранних сроках не могут сказать точно… Так что так, — мама слегка смущенно пожимает плечами, — даже не знаю, почему раньше тебе не говорила, думала, что из-за… — ее лицо вытягивается и проявляется вечная грусть что всегда таиться в глубине глаз, — что Светочка… — она опускает глаза и качает головой. Обнимаю ее одной рукой и притягиваю к себе.
— Она была бы счастлива, мам, ни на одну секунду не сомневайся. Ты ж ее знаешь…
Светка… как давно я не слышал ее голоса, ее смеха..
Тогда мне было шестнадцать, почти семнадцать. Когда в начале года родители объявили о разводе. «Вы, мол, с сестрой не при чем, и мы вас любим. Папа не уходит от вас, просто мы больше не любим друг друга. Так бывает». Не уходит он. Как же. После этого, кроме фотографии в соц. сетях, и редких смс-поздравлений, поминай, как звали. И так странно, ты вроде уже взрослый, но задевает по живому все равно. И это задело и меня, и Свету.
Помню тот день. Это был сентябрь того же года, когда папа собрал монатки и свалил. Я пришел домой после празднования победы. Это были первые серьезные соревнования. Мы условились, что после них я зайду за Светкой, которая под вечер ушла к подруге. Но мы чет засиделись с пацанами, празднуя и уходить, совсем не хотелось. Еще девчонки пришли. Да и Света сказала, что все нормально. Что подруга живет недалеко от нашего дома, она сама пробежится.
В доме была непривычная тишина. Обычно, Светка включала музыку и еще подпевала ей во все горло, не зависимо: убирала она или учила свои лекции. В отличие от меня Светка была центром вселенной, как дома, как и везде где появлялась. Ее все любили за добрый нрав и веселый смех.
Я помню, как сейчас, что заглянул в зал, потом в комнату к Свете, увидел ее кофту в грязи на полу. Повернул голову и заметил свет из-под закрытой двери в ванной. Сестра лежала с закрытыми глазами, в воде, окрашенной в алый цвет крови. Этот образ часто преследует меня до сих пор во снах. Чего не помню, так это как достал сестру из ванной, как сил хватило дотащить на руках до кровати, потому что как вмиг все тело отказало, потом как вызывал скорую, как маме звонил…
Свету спасли, я успел вовремя. Но придя в себя и увидев нас с мамой, она заплакала и отвернулась. От нее пытались добиться правды, что и как, но она упорно молчала. А потом. Она сорвалась…
Я не сразу узнал, но оказалось, что ее изнасиловал нацмен, у нас, рядом с домом, за гаражами. Помню, как мое сердце впервые наполнилось ненавистью и неописуемой злостью. Ох, если бы я мог… Я бы все отдал, чтоб на один день стать чуть выше, сильнее, чтоб найти ублюдка и впечатать кулаками в землю. Клянусь, мне было почти семнадцать и это впервые в жизни, когда я всем сердцем захотел смерти другого человека.
Света не могла вернуться. Она стала мрачной и молчаливой, словно в теле моей сестры поселилась чужая душа. Она перестала выходить на улицу. А потом по происшествию двух месяцев, она наглоталась таблеток и в этот раз у нее получилось.
И очень часто думаю о том, а что если бы я пошел ее провожать, как мы договаривались? Плюнул бы на веселье, и сделал, что обещал. Что тогда? Она бы сейчас, по прошествии пяти лет, сидела бы за нашим столом, у нее, возможно, был бы муж и ребеночек, а ее смех заполнял бы все свободное пространство. А я мог бы смело заявить о чувствах к Кае, и знать, что она никогда никому не будет принадлежать. Я бы сделал для этого все возможное, если бы у меня был шанс…
Но этого не произошло.
Все обернулось кошмаром. И теперь я просто не имею права.
Но то, что сообщила мама. Это действительно хорошо. Жизнь продолжается и неумолимо идет дальше. Просто, кажется, я застрял и мне уже не выбраться.
Звук звонка во второй раз раздается за дверью. Если нужно будет, останусь здесь с ночевкой. Слышу ее шаги. Останавливается у двери. Видимо смотрит в глазок и не торопиться открывать. Но я жду. Терпеливо. Наконец щелкает замок и передо мной Кая. И мы просто смотрим друг другу в глаза.
— Ты знаешь, что молчание в некоторых странах считается преступлением? — нарушаю тишину, — и за него сажают на пожизненное, а то и смертная казнь.
Девушка на мгновенье, кажется, сбита с толку, ее брови слегка хмурятся.
— Это неправда, — неуверенно проговаривает Кая. А мне хочется просто взять и сжать ее в своих объятьях. Мы не виделись с позавчерашнего утра. Почти три дня. И это оказалось чертовски много.
— Ты избегаешь меня? — спрашиваю прямо и неожиданно серьезно. Она выдыхает и отводит глаза.
— Я совсем не хочу этого, правда, — проговаривает, — я знаю, что веду себя странно. Боже, — она привычно закрывает ладонями лицо, — просто трудно смотреть в твои глаза, когда… когда…
— Когда они отражают мою чистую душу? — подсказываю. Она убирает руки от лица и потом выдыхает, закатив глаза.
— Ты просто не выносим!
— Это моя фишка, — облокачиваюсь о косяк двери, так как я по-прежнему стою в подъезде, а она в тамбуре. — Поделись со мной, Кая. Я же тут.
Ее большие светло-карие глаза поднимаются к моему лицу. В них отражается боль и переживание. И сдерживаемые слезы.
— Я не хочу, чтобы после того… я не хочу, чтоб… — она задерживает дыхание старясь не заплакать, — не хочу выглядеть жалкой…
Это вызывает бурю внутри. Какого лешего она себе надумала?
— Ты не серьезно.
Она опускает голову. Но я не даю ей это сделать, за подбородок поднимаю лицо к себе, чтоб видеть глаза девушки.
— Ты самая смелая и чертовски отважная девушка за всю мою жизнь, Кая. Я еще не встречал такого человека, на которого свалилось столько жизненных бед, и кто так стойко все выдержал. Жалкой? Ты ведь так не могла подумать, правда? Потому что лично у меня даже мысли не возникло.
Она искренне улыбается и под порывом чувств обнимает, прижимаясь своим хрупким телом. И я бессовестно наслаждаюсь ее теплом, каждой секундой, что позволено. Вдыхаю фруктовый аромат от ее волос, прикрыв на мгновенья глаза. А она отстраняется от меня, чтоб посмотреть полными слез глазами и улыбнуться
— Ты зайдешь?
— Я уж думал, ты не предложишь, — проговариваю. Однако дальше тамбура не иду, заставляя Каю обернуться. Достаю с заднего кармана джинсов два билета.
— Что это? — девушка принимает бумажки в руки — кино?