Шелест страниц и звук её голоса

Шатен Галина

Шелест страниц и звук её голоса

Вместо пролога

Ненависть — большой стимул. Она придает уверенности, наполняет решимостью. Заставляет принять решения, о которых можно сожалеть. Ок. Только сожалеть.

И если спросить меня сегодня, хотел бы я поменять некоторые жизненные решения? То отвечу, не задумываясь — да. И мать его, да, да, да. Но это сейчас.

Белые стены и духота. Не люблю больницы. От них веет покоем, и одновременно обреченностью. Ожиданием. Ни то, ни другое, ни третье меня не привлекает.

Палата номер триста двадцать четыре. Мешкаю перед дверью, не решаясь зайти и что-то меня заставляет повернуть голову. Вижу ее: каштановые кудряшки с золотым отливом до плеч, большие глаза смотрят в пол. А мне бы так хотелось чтоб она посмотрела на меня… Мое сердце сжимается. Вина? Да. Но что-то еще не дает мне просто отвести взгляд. Что-то, что тронуло меня где-то глубоко внутри. Тогда, в тот день, когда увидел ее впервые, когда пошел за ней, когда незаметно прокрался по другую сторону большего дуба и, услышав ее голос, был уже обречен…

Глава 1

Они решили пожениться. После пяти лет совместной жизни взяли и решили. Когда обоим за сорок. Но я считаю, это сугубо их дело.

Мама думает, я уволился, она не знает, что я заключил повторный контракт на три года. Заключу, по приезду. Сейчас у меня просто отпуск. Но скажи, как есть и мне пришлось бы выслушивать ее истерики. Сообщу новость после свадьбы. Как раз она будет счастлива и ей будет не до огорчений. Во всяком случае, я надеюсь, что она поймет. То, что делаю, это спасает меня из болота собственного угрызения. То, что я делаю, это важно. Это теперь моя жизнь.

Стягиваю рюкзак с одного плеча и стучу в дверь. Слышу ее торопливые шаги. А затем вижу самые родные и красивые широко распахнутые синие глаза.

— Сыночек! — она обнимает меня, привставая на носочки, и начинает расцеловывать, куда попадают губы — А Рашид только уехал!

Вот беда.

— Ничего, я пока тут поживу, думаю, мы пересечемся как-нибудь… В крайнем случае, увижу его на свадьбе.

— Остряк, — мама толкает меня в плечо, смаргивая слезы на глазах, — чего ж мы в дверях стоим… Погоди. Дай я на тебя посмотрю, — мама уже в коридоре разворачивается и обхватывает ладонями мое лицо, — Боже, какой ты красивый… так возмужал…

Знала бы она.

— Перестань, можно просто Андрей, — улыбаюсь ей.

— Застранец ты, — она шлепает меня по плечу, — почему ты так мало звонил и редко брал трубку?

Не говорить же маме, что я был на войне. Не хочу ее волновать еще больше. Она думает, что я служил в запасе, в России. Тем более я был на войне, которой по официальным данным нет, и не имею права разглашать данную информацию. И я хочу… просто забыть об этом.

— Девчонки. Ма, ты же знаешь, как на них влияет форма, — отзываюсь, скривив губы. Мама хмыкает и трепет меня по короткому светлому ежику, как в детстве.

— Давай переодевайся, ловелас. Надеюсь, ты не забыл, где твоя комната и ванна?

— Постараюсь найти, — отзываюсь, мечтая снять армейские сапоги, форму и принять душ.

Так странно очутиться здесь. Еще неделю назад я мог об этом только мечтать. Бегал с автоматом наперевес, дышал жутким запахом обгорелых тел. Ничто так не воняет как горелая плоть.

Стягиваю майку и провожу пальцем по ребрам, уже небольшой шрам…а кровище было. Один раз меня чуть не стало. Казалось, что на этом мой путь закончен, закончено мое существование. И именно в тот момент в мою голову ворвались мысли о ней. Той девчонке, которой я причинил горе. Ее тихое рыдание, которое так часто преследовало меня по ночам, я словно вживую его услышал перед тем, как потерять сознание. И подумал, что непременно ее найду и попрошу прощения. Если выживу. И я выжил.

Включаю холодную воду и умываюсь три раза. Сразу становится легче. Отлично. Быстро избавляюсь от остальной одежды и получаю истинный кайф под струями теплой воды.

Мама, кажется, приготовила все блюда из кулинарной книги. И я собираюсь съесть все. Умру, но съем, потому что все чертовски вкусно.

— Ты счастлива? — спрашиваю. Перестаю жевать и вглядываюсь в родное лицо. Мама улыбается мне, но я вижу грусть в синих глазах, так похожих на мои. Иногда она просто бледнеет, но никогда не исчезает.

— Ты здесь и теперь мое счастье полное.

— И что? Теперь ты будешь ходить в черной простыне обмотанной вокруг тела?

— Ты прекрасно знаешь, что Рашид не соблюдает традиций.

— Я прикалываю тебя, как и положено сыну, который не знает о чем разговаривать с мамой за месяц до ее свадьбы.

Мама мне грустно улыбается и накрывает мою ладонь своей.

— А у тебя все хорошо, сын?

Нет, мам. Не все хорошо.

— Все зашибись, — привычно лгу, — как у такого симпатяги может быть иначе?

— Мой любимый симпатяга, — мама вновь треплет меня по голове и целует в щеки.

В этот момент слышится открывание двери ключом.

— Ох, Рашид пришел, — мама встает, встречая своего жениха, а я откладываю вилку. В комнату входит высокий смуглый мужчина, с усталыми карими глазами. Ему сорок восемь, хотя выглядит значительно старше. Именно он однажды собрал нашу семью по кусочкам. Когда-то именно его совет спас меня из собственной трясины.

— Воин, — улыбается отчим и протягивает мне руку. Улыбаюсь в ответ и пожимаю ее. Он притягивает меня и по-отечески обнимает. Отстраняется и оглядывает. Гордо расправив плечи произносит, — мужчина.

— А ты кого ожидал увидеть? Женщину? Думаешь, в армии этим занимаются? — хмыкаю.

— Смейся, смейся, — добродушно качает головой Рашид и переводит взгляд на маму, — женщина, вытри слезы и доставай бутылку дорого, сын приехал, праздник все-таки…

Не успеваем поднять дорого, как у меня звонит мобильник. Тоха. Надо же. Поднимаюсь из-за стола и иду к себе в комнату. Почему он звонит? Неужели в курсе, что я в городе?

— Привет, — говорю.

— Оу, оу, оу… кто вернулся в наши края! Защитник Родины и всея Руси нашей Матушки… Чувак, сколько лет сколько зим! Мы все тут про тебя недавно вспоминали.

— Хорошее вспоминали?

— Отличное! Например, смазливое твое личико.

— Урод, бля, — хмыкаю и падаю на стул у компа, — откуда ты узнал, что я в городе?

— Птички донесли, — неопределенно отвечает мой друг детства. Тот парень, с кем мы набивали синяки и не только.

Все четыре года службы, в свой отпуск, я ни разу не возвращался домой. Поэтому решил отгулять лето и вновь подписать контракт. Есть причины, по которым этот город меня не радует. Есть, воспоминая, которые заставляют мою душу сжиматься в болезненный комок и поступки, за которые я должен гореть в аду, в самом адском пламени.

— Так что, раз уж твоя задница соизволила вернуться, нужно встретиться. Я всех наших соберу, м? Назови время и место.

На самом деле я не против увидеть старых знакомых. Когда-то с ними действительно было весело. Когда-то мы были командой.

— Давай, завтра? Как раз суббота, вечер, обстановка подходящая…

— Заметано, — Тоха молчит несколько секунд, — будет здорово, братан. Здорово, что ты вернулся.

— Еще поплачь.

— При встречи, чувак. Все при встречи.

Хмыкаю и отключаю телефон. Тоха это Тоха хоть сто лет пройдет его не изменить. Пожалуй, хорошо, что я вернулся домой. Мне действительно не мешает отдохнуть. И отпустить. Отпустить свое прошлое, которое чертовски мешает жить. А как бороться с тем, что не отпускает? Взглянуть ему в глаза.

Откладываю мобильник на стол и поднимаюсь. Перед выходом встречаюсь взглядом со своим отражением. Провожу рукой по светлому ежику. Выдыхаю и тихо произношу:

— Не ссы, приятель. Прорвемся.

На следующий день мы договариваемся с ребятами встретиться в пиццерии «Лети-Пицца». То самое кафе, где мы всегда торчали после школы или тренировок. Вхожу и оглядываю зал. Найти столик парней занимает меньше пяти секунд. Все парни в отличной форме: широкие плечи, мешающие свободно расположиться за одним столиком. Беспечно болтают на весь зал и также ржут как кони, что слышно должно быть в моей квартире. Похоже, ничего не изменилось. Раньше они были отличной командой по гребле: четыре гребца. Сейчас за столом четверо парней. И один из них занял мое место, когда я ушел из команды. Когда меня выгнали.