Страница 99 из 365
Дверь скрипнула и Ханеле сказала: «Она заснула. Я готова, дядя Иосиф».
Потом Иосиф посмотрел на ее спокойное, красивое лицо и откашлялся: «Я могу дать тебе трав. Хотя, судя по всему, уже четвертый месяц…, Но еще можно…»
— Я не хочу, — девушка подошла к столу и захлопнула тетрадь. «И в Европу не хочу, — она повернулась и ласково сказала, глядя на изумленное лицо Иосифа: «Вы мне собирались предложить уехать. Вместе с Рахели, Пьетро и Моше».
— Откуда ты…, -пробормотал Иосиф, но потом махнул рукой: «Неважно».
Ханеле все стояла, гладя длинными пальцами переплет тетради. За окном, на чистом, голубом небе, Иосиф заметил тучи.
— Почему? — удивился он. «Май месяц, Шавуот две недели назад отпраздновали. Не бывает дождей в это время».
Где-то вдалеке, еле слышно, загрохотал гром. «Я собиралась отправиться в Одессу, — спокойно заметила Ханеле, — но пока мне надо остаться здесь. Я что-нибудь придумаю». Она посмотрела на сосновые часы с гирьками: «Надо обед разогревать, папа сейчас придет».
— Зачем тебе? — спросил Иосиф. «Оставаться?»
— Потому что Моше должен уехать, — Ханеле оправила холщовый передник, — у него свой путь. Кто-то должен быть здесь, чтобы ухаживать за ней, — девушка показала рукой в сторону коридора.
Иосиф похолодел и прошептал: «Ты все знала?»
— С самого начала, — горько сказала девушка. «Но нельзя, нельзя говорить дурное. А теперь, — она вздохнула, — теперь и вы знаете».
Она вышла. Иосиф увидел темные капли дождя на каменных плитах двора.
Степан снял влажную капоту, и бросил ее на сундук. Дома было тихо, только в гостиной тикали часы. Он остановился на пороге и неприязненно подумал: «Он что тут делает? К другу своему, раву Горовицу приехал, не иначе».
Иосиф поднялся и протянул ему руку, — Степан неохотно ее пожал: «Здравствуйте, рав Судаков. Я здесь совершенно случайно оказался, приехал со своим армейским приятелем, показать ему Иерусалим».
Степан сел за покрытый кружевной скатертью, ореховый стол. Иосиф понял: «Он изменился. Красавец, конечно, но эти глаза…., Словно лед. У Моше они другие, как и у Ханеле. Говори уже, — он рассердился на себя.
— Вашей жене сегодня с утра было плохо, — собрался с силами Иосиф, — у нее было кровотечение. Я ее осмотрел.
— С беременностью все в порядке? — озабоченно спросил Степан.
— Ваша жена не беременна, — спокойно ответил Иосиф. Они оба услышали раскат грома — совсем близко. Серые потоки дождя за окном осветились мертвенным, ярким разрядом молнии. Иосиф поежился: «Вот какие у него глаза. Как у трупа».
Иосиф осторожно зашел в спальню и тихо позвал: «Госпожа Судакова!». Женщина подняла голову и улыбнулась: «Я себя уже лучше чувствую, господин Кардозо. Мне надо встать…, - Лея оглянулась, — рав Судаков должно быть, уже пришел на обед. Надо накрывать на стол…»
— Аккуратно, очень аккуратно, — велел себе Иосиф. «Она склонна к истерии, экзальтации, долго была бесплодной — у таких женщин как раз и происходят подобные вещи. Хорошо, что я Ханеле на постоялый двор отправил — пусть сделает настой успокоительный».
— Ваша падчерица его накормила, он уже в ешиву вернулся, — Иосиф присел в кресло. «Госпожа Судакова… — он откашлялся, — понимаете, в чем дело…, У вас нет беременности…»
Ее лицо застыло, будто высеченное из камня. Лея, упрямо, сказала: «Есть. Там мальчик, я знаю. У меня пропали…, - она внезапно покраснела, — то, что у женщин бывает…, Увеличился живот, я чувствую, как дитя двигается. Скоро я рожу, — темные глаза умоляюще посмотрели на него.
— Так бывает, — ласково сказал Иосиф. «Вы просто очень хотели забеременеть, госпожа Судакова. Так бывает, — он вздохнул и оглядел красивую, уютную, комнату. Кровати орехового дерева, с кружевными подушками, были застелены шелковыми одеялами. На каменном полу, лежал персидский ковер.
— И зачем ему еще деньги? — мимолетно подумал Иосиф. «Самый богатый человек в Иерусалиме. Я видел, он на серебре обедает. Меня, кстати, даже за стол не пригласил. В кого это у него сын такой хороший? В Теодора, не иначе».
Женщина молчала, лежа на боку, смотря куда-то мимо него.
— Что у вас пропали крови, — вздохнул Иосиф, — так вы уже в том возрасте, когда в теле женщины начинаются определенные изменения. Так называемые движения ребенка — просто плод вашего воображения. У вас в матке опухоль, она увеличена, поэтому и произошло кровотечение. Ничего страшного. Больше расти, она не будет, и совершенно не опасна, я уверяю.
— Это ребенок, — глухо сказала Лея. «Мальчик. Я знаю. Вы все сговорились, вы хотите его украсть, забрать у меня…»
— Отлично, — зло подумал Иосиф. «Психоз в полной его красе. Пусть она лучше спит. Ханеле за ней поухаживает».
Дверь приоткрылась и Ханеле просунула голову в спальню: «Все готово, дядя Иосиф. Мама Лея, — она ласково наклонилась над женщиной, — я вам трав принесла, вам от них лучше будет. Потом Тору почитаю, а вы отдохнете».
— Ты меня хочешь отравить! — выплюнула Лея. Оттолкнув руку Ханеле, отвернувшись к стене, она всхлипнула: «Ты меня всегда ненавидела, дрянь, мерзавка! Не смей меня трогать. Я знаю, это ты меня прокляла, из-за тебя я была бесплодной. Меня все ненавидят, все…, Один Авраам меня любит, — Лея внезапно приподнялась с кровати и обшарила глазами комнату:
— Где он? — она требовательно посмотрела на падчерицу. «Где твой отец? Я давно его не видела, — лицо Леи внезапно исказилось, и она потерла висок. «Давно… — слабо повторила она. «Дождь, опять этот дождь…, Авраам все реже и реже приходит ко мне…, - Лея отвернулась и, спрятав лицо в подушке, замолчала.
Серые глаза Ханеле внезапно блеснули льдом. Она сидела, уставившись в стену, что-то шепча. Иосиф, наконец, сказал: «Это просто бред. Такое бывает, оно пройдет. Закрой ставни и запри ее, так безопасней».
Ханеле будто не слышала.
— Бред, — повторила она и встряхнула головой: «Конечно, дядя Иосиф. Вашего друга на постоялом дворе не было, мне сказали, он гулять пошел. Я ему записку оставила».
Они тихо вышли. Ханеле, поворачивая ключ в замке, усмехнулась: «Только он не лейтенант, дядя Иосиф, а генерал. Наполеон Бонапарт его зовут, мы тоже о нем слышали. Моше мне говорил, что вы офицер в его армии».
Иосиф развел руками: «Прости. Сама понимаешь, он не заинтересован, чтобы…»
— Нет, конечно, — Ханеле посмотрела за окно и рассеянно сказала: «Дождь заканчивается. Но это не последняя гроза. Дядя Иосиф, если вам не трудно — побудьте у нас, пожалуйста. Отец не раньше полуночи вернется, а мне надо отлучиться, — она положила руку на глухой воротник платья.
Медальон излучал ровное, спокойное тепло и девушка улыбнулась.
— Разумеется, — успокоил ее Иосиф. «Я постараюсь все-таки дать твоей мачехе снадобье, так будет лучше. Ханеле, — он замялся, — а что ты будешь делать… — он кивнул на еще плоский живот под серым, глухим платьем.
Она ничего не ответила. Спустившись по лестнице, указав ему на гостиную, девушка кивнула: «Я скоро».
Никто не знал об этой комнате. Когда-то давно ее снимал Аарон Горовиц, начинающим писцом. Потом хозяин пристройки, торговец, умер, не оставив наследников. Дом потихоньку разваливался. Он стоял в бедном квартале, по дороге к Яффским воротам. Ханеле пробралась туда еще подростком. Под полом она хранила те рукописи, которые нельзя было держать дома. В ящиках старого, оставшегося еще от Аарона стола, лежали пергамент и чернила. Она редко писала амулеты — каждый из них требовал долгой, сосредоточенной работы, подготовки, что длилась месяцами, да и отлучаться из дома она могла нечасто. Однако золота — оно тоже было под половицей, в шкатулке, уже было столько, что Ханеле знала — она сможет добраться до гор, сможет содержать себя и ребенка.
Амулеты стоили дорого, очень дорого. Ханеле даже не интересовалась, кто их заказывает. Она получала записки из Европы, от уважаемых раввинов. Читая их, девушка улыбалась — это были те же самые люди, что издавали письма, запрещавшие пользоваться магией. «Может быть, — думала Ханеле, — они сами их носят». Она отправляла запечатанные конверты с купцами, что ездили в Европу, и с теми же купцами ей передавали деньги.