Страница 98 из 365
Иосиф похлопал его по плечу: «В добрый час, как говорят. Пойдем, — он кивнул на улицу, — не след рава Горовица задерживать, да и тебе работать пора».
Моше пропустил его вперед. Уже выходя на Виа Долороза, юноша спросил: «Дядя Иосиф, а ваш друг, тот, что на постоялый двор пошел — он тоже офицер?»
— Лейтенант, — Иосиф пожал ему руку: «Тогда сегодня вечером у Горовицей встречаемся, отобедаем все вместе».
— Лейтенант, — хмыкнул Моше, провожая Иосифа взглядом, вспомнив уверенную, гордую посадку головы, и по-военному прямую спину мужчины. «Недоговаривает дядя Иосиф. Ладно, это его дело — кто там из французов захотел Иерусалим посмотреть».
Моше зашел во двор монастыря и сунул голову в дверной проем: «Отец Франческо!»
Монах выглянул наружу. Моше, показал на остатки черепицы: «К пятнице крышу закончим, колонны подновим, а потом я уеду, — он развел руками.
— Возвращайтесь, господин Судаков, — ласково заметил монах, — иначе кто строить-то будет?
Рабочие еще не пришли. Моше, ловко забравшись наверх, выпрямился во весь рост. Он смотрел на черепичные, плоские крыши, на мощные стены, на очертания гор вдали, и видел перед собой другой город — он вырывался вперед, поднимаясь на холмы, он был окутан зеленью, — сверкающий, будто вылитый из золота.
— И будет для меня Иерусалим радостным именем, похвалою и честью пред всеми народами земли, — сказал Моше, улыбаясь, чувствуя на лице утренний ветер. «Опять будет слышен в нем голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты». Он еще раз взглянул на город. Заметив внизу рабочих, юноша крикнул: «Начинаем!».
Двое мужчин — повыше и пониже, — медленно шли по узкой улице. «Здесь госпожа Сегал жила, помнишь, — Аарон указал на деревянные ворота. «Умерла она, теперь ее дочка кумушками заправляет. Вот за этим углом вы с Джо встречались…, - он вздрогнул — Иосиф остановил его.
— Я тебя прошу, — тихо сказал мужчина, — прошу, Аарон. Не рви себе сердце. Тебе девочек вырастить надо. Пожалуйста.
Темные глаза Аарона блестели. Иосиф, почти испуганно, понял: «Если Джо умрет, я этого не переживу. Господи, и как он только справляется? Поседел, бедняга, а ведь ему едва за сорок».
— Не буду, — слабо улыбнулся Аарон, — оно уже порвано, и не срастется. Как тебе Моше? — он испытующе посмотрел на Иосифа.
— Отличный юноша, — тот помялся: «Аарон, как ты думаешь,…Они с Пьетро…»
— Об этом Господь только знает, — развел руками рав Горовиц, — даже Ева покойная и то, наверное, понятия не имела. Они очень похожи. Конечно, они братья троюродные…»
— Или единокровные братья, — мрачно заметил Иосиф. «За Рахиль свою не беспокойся — в Яффо сейчас есть португальские корабли. Они соблюдают нейтралитет, никто их не тронет. Моше потом из Лиссабона до Амстердама доберется, французский язык у него хороший.
Он помолчали и мужчина добавил:
— Я бы на твоем месте написал Горовицам насчет Малки. Можно было бы ее, конечно, за моего Давида выдать, но, боюсь, — Иосиф рассмеялся, — у нас невестка из-за океана приедет. Слишком часто он из Америки письма получает и отправляет — тоже. Хаиму сейчас, — Иосиф задумался, — семнадцать. Как раз, пока они спишутся, пока понравятся друг другу… — они задержались на углу площади. Иосиф присвистнул: «Да это просто дворец!»
— Да, — Аарон усмехнулся, — рава Судакова хозяином Иерусалима называют, и не зря. Все, — он пожал Иосифу руку, — вечером встретимся.
Аарон скрылся во дворе ешивы. Иосиф, постучав медным молотком в калитку, стал ждать. Засов поднялся. Очень красивая, высокая, черноволосая девушка, в простом сером платье, ахнула: «Дядя Иосиф!»
— Ханеле, — ласково начал он, и увидел тревогу в ее глазах.
— Вы очень вовремя, — сказала Ханеле, оглядываясь. Поманив его к себе, девушка что-то зашептала. «Она в спальне, — закончила Ханеле, — лежит. Я как раз хотела за акушеркой сбегать…»
— А давно кровотечение? — деловито спросил Иосиф, заходя вслед за ней в красивую прихожую, с мозаичным полом, и кедровыми сундуками. «Это папа в Венеции заказал, — рассеянно сказала Ханеле, показывая на плитку.
— Он здесь, — поняла девушка, положив руку на теплый медальон. «Здесь, совсем рядом. Я скоро его увижу. Да кто же это? — она поморщилась и услышала испуганное ржание лошадей, свист ядер, вдохнула теплый, металлический запах крови. «Не надо, — велела себе Ханеле и вздохнула: «С утра еще. Она хотела на рынок пойти, но я ее не пустила».
— Очень правильно, — ворчливо сказал Иосиф, вымыв руки в отделанной мрамором умывальне. Он взял стопку шелковых салфеток и велел Ханеле: «Пойдем. Твоя мачеха, наверняка, будет говорить, что это нескромно. Я же мужчина, не могу с ней оставаться наедине».
— Будет, — согласилась Ханеле. Иосиф, искоса посмотрел на белую, играющую румянцем щеку: «А ведь она все знает. Я бы так не смог, конечно».
— Не все, — внезапно сказала девушка, поднимаясь по каменной лестнице наверх. «Господь не посылает людям того, чего они не могут вынести, дядя Иосиф. А у дочки вашей, — девушка широко улыбнулась, — все хорошо будет».
— Спасибо и на этом, — пробурчал мужчина, входя в спальню. Внутри пахло какими-то травами. Лея, что лежала на кровати, свернувшись в клубочек, ахнула и покраснела: «Ханеле! Ты с ним одна разговаривала, одна была в комнате!»
— И вам здравствуйте, госпожа Судакова, — смешливо поклонился Иосиф, присаживаясь у изголовья. «Давно не виделись. Сара вам привет передает. У нас двое детей уже, впрочем, вы знаете, наверное».
Красивое лицо женщины посуровело: «Моше пошел против желаний своего отца, это запрещено Торой».
— Я сейчас к вам прикоснусь, — предупредил ее Иосиф, — мне надо пульс посчитать. А Моше ваш — давно совершеннолетний. Тора не запрещает думать своей головой. А что Ханеле со мной разговаривала, — так это во дворе было, с открытой калиткой. Ничего нескромного. Пульс хороший, — он посмотрел на скрытый просторным платьем живот: «Семь месяцев, госпожа Судакова?»
— Почти, — шепнула та, чуть не плача. «Господин Кардозо, но ведь еще рано…»
— А вы и не рожаете пока, — усмехнулся Иосиф, — а что кровотечение было — ничего страшного. Идет оно еще?
— Закончилось, — едва слышно ответила Лея.
— Все равно, — он кивнул Ханеле, — я вас осмотрю. Очень аккуратно, просто немного приподнимите платье.
— Господи, стыд какой, — подумала Лея. Она мучительно покраснела. «Он ведь то место трогает…, А если это из-за Авраама? Нельзя отказывать мужу, но ведь я слышала, такое может быть опасно. С Моше он до последнего настаивал…, Хотя тогда он не настаивал, а просил. А сейчас он просто делает то, что ему хочется, и уходит на свою кровать. Может, Иосиф ему скажет, чтобы оставил меня ненадолго. Тем более, у меня кровотечение было. Иосиф врач, Авраам его послушает…»
Иосиф вытер руки и улыбнулся: «Просто надо полежать, госпожа Судакова. Отдохнуть. Все будет хорошо».
Она посмотрела на него большими, темными глазами: «Ребенок…, С ним все в порядке?»
— В полном порядке, — уверил ее Иосиф и попросил: «Ханеле, принеси госпоже Судаковой чаю, пожалуйста».
Он спустился вниз. Ханеле, что стояла над очагом, распрямилась: «Маме Лее…Ей ведь еще нельзя вставать?»
— Нет, — Иосиф посмотрел в окно, на чистый, выложенный камнем, без единой травинки, двор и решил: «Дождусь его. Он муж, он должен знать. Я о таком только читал, думал — ни разу в жизни не увижу».
— Тогда поднимитесь ко мне в спальню, — велела Ханеле, заваривая чай. «Я хочу, чтобы вы меня тоже осмотрели».
— Но мы будем одни… — растерянно сказал мужчина. Ханеле закатила серые глаза: «Я приоткрою дверь, дядя Иосиф, так можно». Она улыбнулась и вышла.
В ее скромной спальне стояла только узкая кровать и простой, деревянный стол. Полки с книгами были задернуты холщовыми занавесками. Иосиф наклонился над раскрытой тетрадью и зажмурился: «Каббала самого сложного толка. Она скрытые смыслы в Торе ищет, я видел такие таблицы».