Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 365

Он сразу запретил ей носить чепец. Деметр брезгливо сказал: «Избавляйся от этих предрассудков». Платье на ней все равно было старомодное, — глухое, закрытое.

— Монашка, — комиссар раздул ноздри. «Так и лежит колодой, в постели ничего не делает. Ладно, — он бросил взгляд на следы синяка, красовавшегося на бледной щеке Мадлен, — я в нее быстро разум вобью. Как папаша мой матушку колотил — и ногами, и плетью. Они только побои понимают, дуры».

— Иди сюда, — велел он.

Мадлен затряслась: «Пожалуйста, я прошу вас…, Ведь день на дворе, так нельзя…»

— Вечер, — поправил ее Деметр. «И я тут решаю, что нельзя, а что можно. Ну? — угрожающе поинтересовался он. «Долго ты будешь там стоять?».

Она подошла. Деметр, задрав ей юбку, пошарив пальцами между ног, велел: «Наклонись!»

Мадлен опустила голову на холодный, каменный подоконник и тоскливо подумала: «Господи, сжалься ты над нами. Пусть он отпустит Жюля, и я тогда умру. Я не хочу жить».

Девушка увидела двоих мужчин — они медленно, разглядывая дома вокруг, шли по улице. Шпиль церкви разрезал хмурое небо, дул ветер. Она ощутила у себя на глазах горячие слезы. Деметр выдохнул, и отстранился: «Приберешь тут и можешь сама поесть. На кухне, — добавил он, — там твое место».

Мадлен сглотнула и оправила платье: «Когда мне можно будет увидеться с братом?».

— Когда я захочу, — буркнул Деметр. Развалившись в кресле, комиссар принялся за еду.

— Принеси жаркое, — велел он, вытирая губы застиранной салфеткой, — и займись камином. Что застыла столбом, — он обгрыз куриную кость, и выплюнул ее на скатерть, — шевелись, дура.

Мадлен спустилась на кухню. Прислонившись к стене, девушка тихо заплакала. На деревянном, длинном столе лежал нож. Она вспомнила себя, пятилетнюю, — Мадлен стояла коленями на табурете, облокотившись на этот же стол. Девушка услышала ласковый голос повара: «Очень хорошо, ваша светлость. Мы уже вымесили тесто, а теперь будем лепить булочки».

Запахло ванилью, пряностями, теплом очага. Рядом зашуршало шелковое платье матери. Мадлен, сглотнув, всхлипнула.

— Нельзя, нельзя, — напомнила себе Мадлен, — самоубийство — великий грех. Только Господь решает — кому жить, а кому — умирать. Надо дождаться, пока он освободит Жюля. Бедный мой братик, совсем один… — Мадлен вздохнула. Подняв ведро с грязной водой, — она мыла пол, девушка открыла дверь, что вела во двор.

— Что там? — спросил Джон у Питера. Тот лежал на крыше сарая, что выходил на зады отеля де Монтреваль.

— Служанка, — тот пригляделся, — воду выплеснула. В столовой…, Да, это столовая, — уверенно сказал Питер, — свечи горят». Он поднял голову: «Видно, там ест кто-то. Девушка появилась, с блюдом. Пошли, — велел он Джону, что стоял за углом пристройки, — она дверь не закрыла. Спрячемся на чердаке и будем ждать».

Джон ухватился за сильную руку Питера. Мужчины, оглядевшись, — на заднем дворе никого не было, караул стоял у парадного входа, — спрыгнули на мощеный двор.

Они прокрались через кухню на черную, узкую лестницу, что вела наверх, в бывшие комнаты слуг. Джон застыл: «Тихо!»

— Спустись к охране, — донесся до них скрипучий голос, — пусть начальник караула явится ко мне в кабинет. Потом отправляйся в спальню и жди меня, — мужчина расхохотался. Джон поморщился:

— Вот и комиссар Деметр. Ладно, все понятно. Пошли, — он подтолкнул Питера, — нам надо на рассвете с ним покончить, и потом присоединиться к людям де Шаретта.

Когда они оказались на пустом, пыльном чердаке, Джон, придвинул к двери какой-то сундук: «Света зажигать нельзя, да у нас и свечей нет, а покурить можно».

Питер принюхался — даже здесь пахло крепким, грубым табаком. Джон набил трубку. Прислонившись к стене, герцог чиркнул кресалом. Он курил, глядя куда-то вдаль, на темнеющее в маленьком окне небо. Потом, Джон горько сказал: «Все это, конечно, обречено на провал. Де Шаретт, восстание…, Сам видишь, они задыхаются. Мы убьем Деметра, а сюда пришлют следующего мерзавца».

— Все равно, — Питер закинул руки за голову, — надо выполнять свой долг, юноша. Твой отец бы поступил точно так же.

— Юноша, — усмехнулся герцог. «Я тебя всего на десять лет младше».



— И на два брака, — Питер зевнул. Джон вспомнил: «Пропала. Она не могла бросить брата, никогда. А если Жюля уже казнили? Нет, Элиза бы знала. Она тут два дня на рынке отиралась, услышала бы о таком. Мэри молодец, когда выберемся отсюда, я с ней поговорю».

Он услышал веселый голос Майкла Кроу: «У мисс Мэри не только с навигацией все хорошо, но и с техникой. Мы с ней вместе бомбы делали».

Мэри развернула план города. «Двенадцать тайников, в каждом — по два фунта пороха. Как только мы услышим взрыв на реке, я, Майкл и Элиза — приведем в действие запалы. Мы их намеренно так расположили, Джон. Каждый из нас отвечает за четыре тайника, расположенные рядом. Это Майкл придумал, — Мэри улыбнулась.

— Мы в шахтах так работаем, — юноша ласково посмотрел на Мэри. «А карту — она рисовала. На что я хороший чертежник, а Мэри — лучше».

— Меня папа научил, — смуглые щеки покраснели.

Питер устроился на полу, подложив под голову куртку: «Когда все это закончится, я поеду в Бат, сниму там номер с огромной кроватью, и высплюсь, наконец. Не на земле, не в лесу, и не под телегой».

— А я, — Джон зевнул, — возьму мальчишек и отправлюсь в Озерный Край. Все равно мне в Вену только осенью возвращаться. Поохотимся, рыбу половим…

Они помолчали. Питер вдруг спросил: «Как думаешь, тут при нашей жизни восстановят монархию?».

Джон открыл один глаз:

— Граф Прованский не переживет, если этого не случится. Он и так уже — племянника своего в могилу свел, в погоне за троном, мерзавец. Но доказательств, что это именно он предал отца и Марту — у меня нет. К тому же, — мужчина пожал плечами. «Ставь благо государства выше собственного. Так что пусть становится королем. Лучше, чем эта шайка сумасшедших».

— Их тоже, — Питер зевнул, — скоро свергнут. Читал же ты, что Теодор из Петербурга написал? Об этом молодом генерале, французском.

— Наполеон Бонапарт, — задумчиво сказал Джон. «Надо подумать, Питер, спасибо тебе. Ну и голова у тебя все же».

Его собеседник усмехнулся:

— В моем деле, Джон, тоже важно уметь предвидеть. Новые рынки, колебания цен…, Почему я в эту паровую тележку столько денег вкладываю? Именно поэтому. Когда корабли будут двигаться силой пара — мои обороты взлетят до небес, — мужчина потянулся: «Тележку мы увидим при нашей жизни, и прокатимся на ней, обещаю».

— Ну-ну, — хмыкнул Джон, но Питер уже спал.

— Надо и мне, — Джон устало закрыл глаза. Перед ним было озеро — уходящее за горизонт, подернутое легким туманом. Мадлен стояла на берегу, с распущенными по спине, светло-русыми волосами, на голове у нее был венок из полевых цветов. Она приподняла подол льняной рубашки. Зайдя в воду по щиколотку, улыбнувшись, Мадлен протянула к нему руку. Где-то плеснула рыба. Джон, воткнув удочку в песок, поднявшись, обнял ее. Она вся была, как цветок, — тонкая, гибкая, и губы ее были свежими, словно вода в роднике.

Он все целовал ее, а потом пообещал себе: «Я найду ее, обязательно найду — где бы она ни была».

Они проснулись на рассвете. Джон посмотрел на свой простой, стальной хронометр:

— Шесть утра. Караул только что отправился спать. Смена придет в четверть седьмого. Спасибо Элизе, она тут все рассмотрела. Сейчас Фэрфакс со своими людьми взорвет мост, нам надо поторапливаться, — он вскочил, и взвесил на руке пистолет

Питер прислушался — с улицы доносился скрип тележных колес, людские голоса, блеяние овец.

-Рынок съезжается, — заметил мужчина, — значит, они уже стали проходить в город. Пора, — Питер перекрестился.

В особняке было тихо. Они, спустившись вниз, застыли у пробитой пулями, кое-как заделанной позолоченной двери.

— Шевелись, — услышали они грубый голос Деметра. «Я тебя научу, как надо обращаться с мужчиной, дрянь!»