Страница 313 из 365
— Твоя подружка, милая, — Петя приподнялся и попросил: «Мистер Фошон, принесите счет, пожалуйста, и пусть готовят экипаж. Ева Корвино теперь графиня Хантингтон, и отправляется вместе с мужем в Австралию. Сначала они с нами в Брюссель поедут. На землю, — Петя помахал листком, — землю ван Димена».
За столом повисло молчание. Мартин, наконец, протянул: «Да. Это вам не Санкт-Петербург, и даже не Вашингтон».
— Нас, может, — Петя принял счет и поднял ладонь: «Моя очередь». Он выложил на стол монеты. Поднимаясь, подавая жене руку, мужчина добавил: «Нас, может, еще в Сибирь отправят. Я ведь осенью уже звание майора получаю. Поеду строить какой-нибудь форт на Тихий океан. В Петропавловскую гавань, скажем. Я вам ее на карте показывал. Оттуда до Австралии ближе, чем отсюда».
В экипаже, Сидония, раскрыв альбом, взяла карандаш: «И ты не побоишься поехать, туда, на Тихий океан?»
— Ева же не боится, — пожала плечами Юджиния. «Да и потом, — она ласково кивнула на мужа, — они с Мартином сопровождали экипаж верхом, — с ним мне ничего не страшно».
Дорога была хорошей. Юджиния, было, взяв какие-то ноты, вдруг, блаженно улыбнулась: «Посплю. Сейчас в Лондоне столько беготни будет. Хорошо, что мы багаж прямо в Амстердам отправили, налегке едем».
Сиди погрызла карандаш: «Я тоже отдохну. Хорошо, что его величество теперь будет покровительствовать приюту. У тети Рэйчел меньше хлопот останется. Мы с Мартином решили, как откроем эмпориум, будем в первую очередь предоставлять работу детям оттуда, — Сиди махнула рукой на север. «Когда в Лондоне все заработает, построим такие же магазины на всем севере. Поверь мне, как только у нас появится железная дорога, стоимость перевозки грузов резко уменьшится, Мартин уже все подсчитал. И мы сможем завести торговлю по каталогу».
— Шляпки, — уже в полудреме, отозвалась Юджиния, — надо мерить. И платья тоже, и обувь…
— Я буду выпускать модное приложение с выкройками, — Сиди тоже устроилась на сиденье. «Наши ткани, мои фасоны — и любая женщина в королевстве сможет сшить себе платье. А в каталоге будет, — девушка неудержимо зевнула, — галантерея, парфюмерия, белье, ковры, восточные диковинки…, Де ла Марки не зря в Бомбее живут. Благодаря их семье, «Клюге и Кроу» закупает все индийские и китайские товары по оптовым ценам…»
Они обе заснули, — Сиди, так и, держа в руках альбом, а Юджиния, — свернувшись клубочком. Она сладко думала о будущей зиме, о том времени, когда Нева начнет освобождаться ото льда, когда над городом заиграет нежный, весенний закат, в Летнем саду зазеленеет трава, и она вынесет мальчика или девочку на кованый балкон над Фонтанкой.
— Диана, — девочка услышала голос матери за дверью и, вздрогнув, соскочила с кровати, — Диана, все уже собрались, пойдем. Сегодня проповедь читает сам декан собора Святого Павла, я не хочу опаздывать.
Девушка обвела взглядом комнату. Спохватившись, она толкнула раскрытый саквояж под кровать. Диана твердо решила сама добраться до Амстердама. В конце концов, — думала девушка, — письмо из синагоги у нее было на руках, а работы она не боялась.
— Прачкой наймусь, на корабль, — угрюмо сказала себе Диана. «Мама меня никогда в жизни не отпустит. Признаюсь бабушке Марте и бабушке Мирьям. Денег возьму, немного, в долг, и поеду. А маме письмо оставлю. Я не Ева, это она за наследного герцога замуж вышла, мама даже не ворчала. А, когда она про меня узнает…, - Диана зажмурила глаза. Открыв их, — мать уже стояла на пороге, в голубовато-сером, шелковом платье, — девочка внезапно сказала: «Мама, я больше не буду ходить в церковь. Я была в синагоге, на Дьюкс-плейс. Раввины подтвердили, что я еврейка. Я уезжаю к дедушке Аарону, в Иерусалим».
Мать помолчала, глядя в твердые, зеленые глаза.
Она закрыла за собой дверь, и, — не успела Диана опомниться, — обняла ее. «Я потом приду, — шепнула мать, — к проповеди. Расскажи мне, доченька, что ты там, — Рэйчел коротко улыбнулась, — надумала».
Они сидели на кушетке. Рэйчел, держа маленькие, сильные руки дочери, выслушав ее, задумчиво сказала: «Ты на отца своего похожа, милая. Как мы с ним полюбили друг друга, в Иерусалиме, я ему предложила — он еврей, он может вернуться к своему народу. Папа твой ответил, что никогда не покинет Иисуса. Он тоже, доченька, тверд был в своей вере. Так и ты, — женщина погладила рыжие, уложенные вокруг изящной головы, косы.
Диана вздохнула и посопела ей куда-то в шею: «Ты не сердишься? Сначала Ева, теперь я…»
— Ева хоть христианкой осталась, — шутливо подтолкнула ее мать. «Как я могу сердиться? Ты моя доченька, моя девочка, и всегда ей останешься. Только, — она прижала к себе девушку, — на Святой Земле, милая, жить тяжелее. Это тебе не Лондон, — мать посмотрела куда-то вдаль, — и даже не Лидс».
— Я не боюсь, мамочка, — уверенно ответила Диана. «Ты знаешь, я все умею — и готовить, и шить, и за детьми ухаживать. В конце концов, тетя Элишева из Амстердама туда приехала, и ничего».
Мать тряхнула укрытой шелковой шляпой головой и поцеловала Диану в щеку: «Учиться тебе придется, как бабушке твоей, как тете Джо, жене дяди Иосифа покойного. Ты не знаешь ничего почти. Но ты девочка умная, быстро схватываешь. А что ты там придумала, с какими-то чужими людьми ехать, так этого не будет».
— Мама! — Диана отодвинулась от нее. Рэйчел рассмеялась: «С чужими людьми я тебя не пущу, вот и все. Со мной отправишься. Мне теперь деньги собирать на приют не надо, его величество нас поддерживает. Довезу тебя до Святой Земли, и вернусь. Заодно дедушку твоего повидаю, тетю Малку, детей ее…, В Вифлееме помолюсь, — добавила Рэйчел. Диана с удивлением увидела, как потеплели глаза матери.
Она встала и велела: «Если ты в собор не идешь, то помогай тете Элизе, и тете Мирьям, посиди с Мэри, обед приготовь. Взялась работать, — Рэйчел поцеловала ее в затылок, — так работай».
Диана проводила ее глазами. Переодеваясь в простое, домашнее платье, спускаясь вниз по дубовой лестнице, девочка хмыкнула: «Как это у апостола Павла? «Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба». А маму в Озерном Краю осиял, не иначе, — она посмотрелась в зеркало, что висело над статуей бога Ганеши, и, улыбаясь, пошла на кухню.
Рэйчел поднялась по серым, каменным ступеням собора. Прислушавшись, — читали литанию, — она тихо прошла в часовню святого Дунстана и преклонила колени перед распятием. Женщина одними губами проговорила: «Спасибо тебе, Господи. Я знаю, знаю, тот грех, что я совершила, погубив невинную душу — ты мне дал его искупить. Дитя станет Твоим слугой, как Пьетро покойный. Дай приют душе моего мужа на небесах, сохрани маленького Пьетро, и его родителей. И моих детей сохрани, прошу тебя, как сказано: «Я взял тебя от концов земли, и призвал от её краёв, и сказал тебе: «Ты — Мой раб, Я избрал тебя, и не отвергну тебя, не бойся, ибо Я с тобой; не смущайся, ибо Я — твой Бог; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя рукой Моей праведности».
Осторожно скользнув к рядам скамей, Рэйчел увидела семью. Аарон сидел с краю, вместе с Тони и Бенедиктом. Когда Рэйчел опустилась рядом, сын сердито шепнул: «Ты едва проповедь не пропустила. Его преосвященство ван Милдера называют «буревестником», он очень хороший оратор. Его только в этом году деканом назначили».
Рэйчел зарделась, — давешний высокий, седоволосый священник, которого они с Евой видели в Миссионерском Обществе, — взошел на кафедру. Он выбрал для проповеди отрывок, что читал ей Пьетро, еще в Вифлееме, о любви, что никогда не перестает.
— И правда, — Рэйчел подняла глаза и увидела солнечный свет, что лился внутрь собора, с галереи, — правда же: «Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы». Зачем все это, если нет любви». Она почувствовала, как кто-то, сзади, протягивает ей платок и едва слышно всхлипнула: «Спасибо, тетя Марта».
— Скоро уже и молодые приедут, — подумала Марта, держа руку мужа. «Маленького окрестим, проводим всех, и будем жить спокойно». Она посмотрела на головы детей впереди — пасынок сидел с ними и усмехнулась: «А мы, старики, вместе собрались, Теодор и Тео — тоже с нами».