Страница 138 из 365
Он замер. С порога раздался голос матери: «Что это у тебя?»
Натан нашел силы повернуться. Юноша покраснел, глядя в ее темные, зоркие глаза: «Деньги, мама».
— Это я вижу, — Эстер прошла к столу и цепкой рукой выхватила у него саквояж. Она заглянула внутрь и спокойно спросила, подняв красивую бровь: «Откуда?»
Натан пробормотал: «В конторе дали…, Заплатить…»
— Не лги мне! — мать стукнула маленьким, крепким кулаком по столу. «Не лги своей матери, Натан Горовиц, или ты забыл, что Господь нам велит в Торе!»
Он опустился в кресло, закрыв лицо руками. Эстер, присев на край стола, чиркнув кресалом, велела: «Расскажи мне все, ничего не утаивай».
Потом она взяла шелковый платок. Вытирая слезы с его лица, Эстер нежно обняла сына:
— Совсем взрослый мальчик. Хорошо, что так. Наверняка, это кто-то из подружек Мораг. Лучше начинать с замужней женщиной, чем к шлюхам ходить. Она не заинтересована в огласке, здорова…, У Бирнбаумов, в Цинциннати, я слышала — старший сын сифилисом заболел, и застрелился из-за этого. Они, конечно, сделали вид, что мальчик револьвер чистил, что это был случайный выстрел, но все, же знают. Или, упаси Господь, Натан девицу бы какую-нибудь соблазнил, не еврейку, она бы забеременела, начала бы нам ребенка навязывать…, А так безопасно для мальчика. Надо просто научить его, как правильно себя вести.
Мать погладила его каштановые волосы. «Не надо, милый мой…, Ты завтра эти деньги верни в хранилище. Две тысячи долларов я тебе дам, не такая эта большая сумма, — она улыбнулась.
— Мама… — Натан зарделся. «Я не…»
— Это подарок, — шепнула Эстер. «Тебе ведь двадцать один уже, милый. Видишь, как время летит. Договорились?»
Натан кивнул. Она, закрыв саквояж, весело сказала: «Сейчас я позвоню, чтобы принесли чаю. Давно мы с тобой вместе не сидели. Газету Констанцы почитаем, ты мне расскажешь, что у вас в конторе интересного».
Натан поднес ее руку к губам и всхлипнул: «Мамочка…»
— Запонку никто не видел, — вспомнила Эстер. «Салли за воровство сразу выгоняет. Это не горничная взяла. Наверное, он ее в конторе обронил, или на улице. Или у той дамы. Она, если нашла ее — выбросит, конечно. Не будет рисковать. Надо, как я экзамены приму, и уезжать соберусь — денег мальчику оставить. Все же цветы дарить надо, и вообще ухаживать за ней. Это хорошо, что так, — улыбнулась про себя Эстер, — к свадьбе он уже опытным мужчиной будет. Невеста должна быть девственницей, конечно, а от жениха такого не требуется».
Они пили чай. Эстер читала вслух газету и Натан вдруг подумал: «Мама, мамочка…, Она меня спасла. Господи, прости меня, я так больше никогда не поступлю. И я никогда не буду прекословить мамочке, обещаю».
— Ты покури, — ласково улыбнулась Эстер, размешивая сахар в чашке. «Ничего, Хаим курит, и папа тоже, и я». Она усмехнулась: «Не прилюдно, конечно».
Натан затянулся сигарой и закрыл глаза: «Стыдно, конечно, но попрошу Мораг не носить ожерелье при маме. Господи, какое счастье — я в Бостоне все лето проведу. Мы родственники — когда мама уедет, Мораг сможет сюда приходить, в гости, никто ничего не заподозрит…».
Он улыбнулся, и мать весело сказала: «Отличный чай у тети Салли. Видишь, у тебя румянец появился. И вообще, — она положила свои тонкие пальцы на руку сына, — ты не сиди со мной, дорогой. Играй в бридж, — она подмигнула Натану, — возьми лошадь, выйди на боте в море — дядя Стивен вас всех научил под парусом ходить».
Натан пожал ее руку. Эстер, погладила ладонь сына: «Все будет хорошо».
Эденберг посмотрел на юношу, что топтался у прилавка. Вытерев лысину, — день был теплый, — торговец вежливо спросил: «Что вам угодно?»
Юноша покраснел. Ювелир вздохнул: «Совсем молоденький. Какую-нибудь серебряную побрякушку купит, за пять долларов, откуда у него деньги? Однако одет богато, сюртук из английской шерсти, сразу видно. Наши мануфактуры пока не умеют так с тканью работать».
— У вас было ожерелье… — Натан замялся, — топазы с бриллиантами…
— Оно уже продано, — развел руками Эденберг, — прошу прощения…
— Я предложу лучшую цену, — торопливо сказал Натан, — только, пожалуйста….
— Милейший, — сварливо заметил ювелир, — я вас в первый раз в жизни вижу. Ожерелье у меня купил постоянный клиент, так что прошу извинить. Впрочем, — добавил он, поднимаясь, отпирая шкап, — у меня есть к нему браслет. Тоже бразильские топазы.
— Мораг расстроится, — обреченно понял Натан. «Хоть что-нибудь, я попрошу прощения, скажу, что потом куплю ей другое ожерелье…»
— Сколько? — спросил он, любуясь блеском камней.
— Пятьсот долларов — отчеканил Эденберг и ухмыльнулся: «Красная цена ему триста. Если начнет торговаться — скину. Это не мистер Бенджамин-Вулф. Тот просто выложил две тысячи и сказал, что заберет ожерелье через неделю. Все бы покупатели так себя вели».
К его удивлению, юноша отсчитал купюры и забрал футляр. Натан вышел из лавки, и увидел стройную спину матери — в лиловом шелке. Она стояла, рассматривая витрину обувщика.
Натан взял ее под руку: «Ожерелье уже купили, я взял кое-что другое, надеюсь, что ей понравится».
— А если она попросит посмотреть? — испуганно подумал юноша. «А потом увидит его на Мораг?»
Мать только погладила его по щеке: «Молодец, милый. Конечно, понравится, у тебя хороший вкус».
— Мне надо тебе деньги отдать, — Натан покраснел, — этот…, эта вещь дешевле стоила.
— Оставь, — отмахнулась Эстер. «Ты уже взрослый мальчик, у тебя расходы…, Это подарок, я же говорила. Ты доллары вернул в хранилище?»
— С утра, первым делом, — отозвался Натан. «Я тебя люблю, мамочка».
— Я тебя тоже. Давай, — Эстер посмотрела на свои часы с бриллиантами, — провожу тебя до конторы, милый. Давно я по Бикон-хиллу не гуляла.
Она поправила свою шляпку. Улыбаясь, Эстер похлопала сына по рукаву сюртука. Они ушли, а Эденберг, стоя на пороге лавки, раскурил сигару.
— Какой славный мальчик, — подумал ювелир, — не каждый о матери так заботится. Молодец.
Он разломил свежую булочку, и бросил крошки отчаянно, по-весеннему щебечущим воробьям.
— Папа! — Тед всплеснул руками и радостно засмеялся, следя за деревянной тележкой, что отец катал по ковру.
— Ты же мой хороший, — ласково сказал Тедди, целуя каштановые волосы сына. «Я не смогу без мальчика, — горько подумал он. «Никогда не смогу. Слава Богу, что Мораг теперь надолго успокоилась».
Он вспомнил ее восхищенный голос:
— Тедди! Милый мой, спасибо тебе, спасибо…». Девушка полюбовалась ожерельем. Покраснев, она опустила глаза: «Ты будешь меня ругать, я знаю…, Я не в долг его купила, за наличный расчет, он недорогой. Я откладывала деньги…».
— Что купила? — поинтересовался Тедди: «Если я ей увеличу содержание, она будет занята поездками по лавкам, начнет новые платья шить…»
Мораг, потупившись, показала ему топазовый браслет. Тедди заставил себя улыбнуться:
— Конечно, я тебя не буду ругать. Давай я буду давать тебе на булавки больше. Скажем, двести долларов. Скоро лето, тебе нужны новые платья…
Мораг, обнимая его, шептала: «Я люблю тебя, я так тебя люблю». Тедди, закрыв глаза, представляя себе бронзовую, высокую грудь, распущенные по плечам, черные волосы, вздохнул: «Я виноват, конечно. Нельзя мне от нее уходить, кто же о ней тогда позаботится?»
Мораг стонала, — низко, протяжно, огоньки свечей колебались, она лепетала что-то горячее, нежное, и Тедди подумал:
— Мальчик еще маленький, как он без матери? Да все понятно — я Мораг никогда не брошу. Если чего-нибудь не случится, — он одернул себя: «Прекрати, даже думать о таком нельзя».
Жена, тяжело дыша, положила ему голову на плечо. Тедди напомнил себе:
— Надо быть осторожным. Хочется еще детей, но нет, нет, — он покосился на ее белую щеку, — тогда будет еще сложнее. И с Мартой тоже, — Тедди заставил себя поцеловать жену.
— Уда? — недоуменно спросил его сын, глядя на тележку, что укатилась под кушетку.