Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 137 из 365



Натан вспомнил ее лихорадочный шепот:

— Милый, милый мой, я так тебя ждала, ее губы — нежные, мягкие, рассыпавшиеся по его груди черные волосы и то, как она грустно утерла глаза:

— Тедди никогда не отдаст мне моего сыночка, милый. Так бы я, конечно, ушла к тебе. Стала бы еврейкой… — она вздохнула. Натан с ужасом увидел маленькую слезинку, что поползла по ее щеке. «Я же мать, — тихо продолжила Мораг, — ты должен меня понять, милый…»

Он целовал ее белые колени, ее маленькие руки. Потом юноша шепнул, обнимая ее: «Я все понимаю, счастье мое, я просто буду любить тебя, мне ничего, ничего не надо…»

Мораг помолчала. Ласкаясь к нему, девушка выдохнула: «Ты ведь уедешь, в конце лета…»

— Я буду приезжать, — торопливо отозвался Натан. «Всегда, как только смогу. И ты…, вы…, вы ведь бываете в Вашингтоне».

— Если бы у меня осталось что-то, — задумчиво проговорила женщина, наклоняясь над ним, — что напоминало бы мне о тебе, милый…, Маленький подарок…

Натан почувствовал прикосновение ее губ и выдохнул: «Все, что угодно, любовь моя».

— Две тысячи долларов, — повторял он себе, переписывая начисто исковое заявление. «Господи, где мне взять такие деньги, я не могу просить их у родителей, что я им скажу? Но я ведь обещал, обещал Мораг…»

— Готово, мистер Горовиц? — поинтересовался внезапно возникший за его спиной старший клерк.

— Да, мистер Каллум, — Натан отчего-то покраснел: «Господи, что я делаю, она ведь жена Тедди, она родственница…, Но я не могу, совсем не могу без нее».

— Отлично, — одобрительно заметил Каллум, просматривая документ. «Вы делаете успехи, мистер Горовиц. Теперь вот что, — он окинул юношу зорким взглядом, — вымойте руки и отнесите сегодняшние бумаги в окружной суд. Надо успеть до обеда. Вам нужен мистер Джонс. Он зарегистрирует наши иски, заплатите пошлины, и он вам выдаст расписки. Саквояж возьмите, для денег, — прибавил Каллум.

Натан спустился по узкой лестнице в подвал и открыл своим ключом обитую железом дверь хранилища.

— Мы все четверо сюда заходим, — пронеслось у него в голове. Тедди тоже, конечно. Каллум мне говорил, когда последняя ревизия была — в апреле. С тех пор там не считали ничего. Тедди никогда не подумает, что это я взял деньги — я же родственник. Господи, но так нельзя, это воровство, пострадает невинный человек».

Натан уже укладывал в саквояж пачки долларов, уже запирал дверь. Вытерев пот со лба, прислонившись к стене подвала, юноша сказал себе: «Я все верну. Обязательно. Не знаю как, но верну. Я просто хочу, чтобы она была счастлива».

Натан подхватил папку с исками. Подняв саквояж, он вышел в солнечный, теплый бостонский полдень.

В красиво обставленной гостиной пахло лавандой. Эстер, отложила рубашку сына: «Стирают у Салли отлично, даже придраться не к чему».

Она внимательно осмотрела стопку белья. Пройдя в спальню, Эстер стала раскладывать его по полкам шкапа. В окна было видно низкое, уже вечернее солнце. Эстер подумала: «Зачастил он на этот бридж, каждый день ходит. Уметь играть всегда полезно. Танцевать он ни с кем, кроме жены, не сможет, значит остается карточный стол. Натан хороший мальчик, спокойный, голову терять не будет».

Женщина присела к столу. Чиркнув кресалом, затянувшись, она открыла свой блокнот. «Нью-Йорк, — читала Эстер. «Филадельфия. Саванна. Чарльстон». Под каждым городом ее мелким, аккуратным почерком были написаны фамилии — в столбик. На правой стороне страницы красовались цифры. Здесь были лучшие невесты страны — Эстер завела этот список, когда мальчикам только справили бар-мицвы.

— Батшева, — она задумчиво покусала перо. «У Аарона, конечно, за душой ничего нет, да и старшая дочь крестилась. Однако он семья. Самое главное — девочка из Иерусалима, она не такая, как наши, — Эстер усмехнулась, — красавицы. Им только бриллианты подавай, экипажи, имения…, Свечи уже и забыли, как зажигать. В синагоге раз в год появляются, обедать в таких домах страшно, у Айзенштадтов лобстера принесли, и никто даже глазом не моргнул. Чему такая женщина детей научит? Все-таки мать есть мать, — она выпустила дым и откинулась на спинку кресла, — важно, чтобы она была скромной девушкой, благочестивой. Ребекка Айзенштадт на седер в таком платье пришла, что все ее достоинства были, издали видны. Нет, нет, Батшева — для Хаима, а Натану надо будет подобрать кого-нибудь из Европы…»

Эстер поднялась и прошлась по комнате. «Хотя в Европе, — хмуро сказала она себе, — сейчас каждый второй крестится. Мало им гражданских прав — они хотят быть профессорами, судьями…, Иосиф, конечно, на такое никогда не пойдет, — женщина ласково улыбнулась и тряхнула головой: «Во-первых, может быть, Аарон кого-то порекомендует. Во-вторых, напишу Джо. Господь с ними, с деньгами, — она взглянула на открытую страницу блокнота, — за приданым мы не гонимся, своего хватает. Пусть будет небогатая семья. Главное, чтобы дочь хорошо была воспитана».



Она открыла стоящую на столе шкатулку красного дерева и стала рассеянно перебирать запонки сына. «Агатовой нет, — удивилась Эстер. «Потерял, что ли? Надо у горничной спросить, может быть, она видела. Не буду звонить, прогуляюсь до конторки. Заодно возьму New York Evening Post, посижу в саду, подышу воздухом. Вечер сегодня красивый».

Эстер накинула кашемировую шаль: «Надо этот роман купить, «Пепельная роза Луизианы», что Констанца в рецензии хвалила. И следующим летом продолжение ее книги о территориях появится, отлично она все-таки пишет».

Спускаясь по широкой лестнице, раскланиваясь с постояльцами, Эстер вспоминала веселый голос старшего сына:

— Разумеется, я не пускаю миссис Вулф в рейды, мама, тем более с ребенком. Она остается в лагере, а все, что она пишет — это основано на наших рассказах.

Хаим широко улыбнулся. Эстер, потрепав его по светлым волосам, вздохнула: «Ты, сыночек, будь осторожней. Если бы у тебя жена была…, - она не закончила. Сын подмигнул ей: «Женюсь, когда майором стану, а это еще лет десять. Торопиться некуда».

— Не десять, — сказала себе Эстер, беря со стойки, свежую газету. «Семь. Батшеве сейчас тринадцать, как раз будет уже взрослая девочка, серьезная…, Да, так правильно».

— По самым достоверным сведениям, — прочитала женщина, — первый консул Бонапарт объявит себя в следующем году императором Франции.

— Иосифу не миновать генеральского звания, — смешливо подумала Эстер, — личный врач императора. Она быстро просмотрела заголовки, и пошла к конторке портье.

Натан открыл двери апартамента и оглядел комнаты — матери не было, пахло лавандой и немного — хорошим табаком.

Он прошел в свою спальню. Поставив саквояж на стол, юноша уронил голову в руки. Когда он прибежал к ювелирной лавке, там уже висела табличка «Закрыто».

— Это все Каллум, — зло подумал Натан о старшем клерке, — заставил меня допоздна сидеть, разбираться с архивом…, Ничего, завтра на обеде сюда схожу. Все равно Мораг попросила меня сегодня не появляться, у нее какие-то дамы из благотворительного общества ужинают. Голубка моя, — он представил себе сверкающие на белой шее топазы и чуть не застонал вслух.

— Хочу ее увидеть, — подумал Натан. «Я ведь не доживу до завтра, не доживу».

Он внезапно раскрыл саквояж. Смотря на пачки денег, юноша вспомнил сухой смешок отца. Меир, опираясь на трость, вел сыновей мимо деревянных ящиков подземного хранилища.

Они держали в руках свечи. Натан благоговейно спросил: «Папа, а сколько тут долларов?»

— Очень, много, — отозвался Меир. Выдвинув один из ящиков, отец велел: «Смотрите».

Слитки тускло посверкивали. Хаим вдруг сказал: «Папа, а ведь там, — он махнул рукой, — на западе, есть золото, да?»

— Говорят, что так, — развел руками Меир. «Только там совсем неизведанные территории, сыночек».

— Значит, — просто сказал Хаим, — надо их исследовать. Я этим и займусь.

— Они же экспедицию планируют, следующей весной, — вспомнил Натан. «Хотят пройти по суше до Тихого океана и обратно. Я бы так никогда не смог, я и стреляю-то плохо. А если меня Тедди на дуэль вызовет? Он отличный стрелок, я слышал. Нет, он ничего не узнает, Мораг же мне говорила — она объяснит, что ожерелье сама купила, что экономила деньги…, Какой он скупердяй все-таки, Тедди. Чуть ли ни самый богатый человек в Массачусетсе, а жене какие-то гроши выдает. Ничего, — Натан улыбнулся, — я ее побалую, я ведь с осени буду свои деньги зарабатывать…»