Страница 118 из 365
— Если не считать воздушных шаров, атак на индейцев, и того, что она собирается вывозить беглых рабов с юга, — вздохнул Джованни. «А так да — беспокоиться нечего. Сиди, — он наклонился к корзинке, — ты проснулась?»
Девочка открыла серо-зеленые глазки и заулыбалась. «Пойду, покормлю ее, — Изабелла поднялась. Взяв корзинку, покачав дочь, она шепнула: «Приходи потом, до обеда еще долго».
— Приду, — ласково усмехнулся Джованни, вдыхая запах роз. Жена поднялась по широким, каменным ступеням в дом. Он все сидел, вытянув ноги, любуясь своим садом, повторяя: «Беспокоиться нечего».
У большой кровати стоял серебряный поднос с остатками завтрака. Пьетро налил себе остывшего кофе и поцеловал распущенные, белокурые волосы жены:
— Видишь, дядя Джон привез все письма, а ты волновалась. Твой папа их отправил в Яффо, оттуда они в Ливорно поплыли, а в Италии война…, Пока они до Амстердама добрались…, - Пьетро пожал плечами, — много времени утекло.
— Дядя Джон сказал, что в следующем году заключат мирный договор с Францией, почта будет быстрее идти, — он прижал к себе жену. Та, отпив из его чашки, рассмеялась:
— Я рада, что у папы и девочек все хорошо. Только он пишет, что госпожа Судакова совсем помешалась, — Рэйчел погрустнела, — может, сообщить Моше об этом? Все-таки мать его.
— Только если осторожно, — вздохнул Пьетро. Обведя глазами шелковые обои на стенах, он улыбнулся: «Я здесь спал, когда маленький был».
— Рав Судаков и Ханеле так из Польши и не вернулись, — Рэйчел все вертела в руках письмо. «Мальчик у Ханеле родился, она его с собой взяла. Я потом напишу папе, — она тихонько вздохнула. Пьетро, услышав это, успокоил жену: «Твой папа обязательно приедет к нам, вот увидишь».
— Он хотел с внуками повозиться, — смешливо отозвалась Рэйчел.
— Вот и повозится, — Пьетро отставил чашку и привлек ее поближе, — года через два можно начинать? — он склонил голову набок. Рэйчел, глядя в его веселые глаза, согласилась: «Можно. Даже нужно, дорогой выпускник Кембриджа».
— Я буду им только через месяц, — предупредил ее муж. Рэйчел, улыбаясь, замерла. Жаворонок вился над садом. Птица, подлетев к их окну, присев на каменный подоконник, запела. Пьетро шепнул ей: «Тогда, в Иерусалиме, тоже жаворонок был, помнишь?»
— Это тот же самый, — уверенно ответила Рэйчел. Закрыв глаза, девушка попросила: «Господи, позаботься о папе, о сестрах моих, пусть они не узнают больше ни горя, ни несчастий».
Жаворонок черной точкой ушел в высокое, летнее небо. Они все лежали, держась за руки, слыша его удаляющуюся, нежную песню.
Над зеленой травой сада колыхался белый шелк шатра. Марта провела рукой по стопке кружевных скатертей: «Двести человек гостей. Сегодня с утра мы с Мадлен в Мейденхед ездили, проверяли, как там дела с провизией для обеда — ни на одном постоялом дворе мест нет. Друзья Тедди из Кембриджа, — она стала загибать пальцы, друзья Жюля из армии, подруги Элизы…»
Питер окинул взглядом слуг, которые расставляли столы. Усмехнувшись, он кивнул на скамейку: «Иди-ка сюда».
Они присели. Марта, прищурившись, посмотрела на лужайку — Мартин и девочки Холландов устроились около Джона с Мэри, которые им что-то рассказывали.
— Насчет Элизы, — Питер вытащил из кармана домашней, бархатной куртки, какие-то документы, — мы тут с Джоном съездили. Купили ту квартиру на Слоан-стрит, о которой ты мне рассказывала. Все-таки земли — это земли, ей по завещанию отца в Оксфордшире кое-что досталось, но не будут, же они там жить…
Марта положила руку на его пальцы: «Спасибо тебе, милый. Если Жюлю имения вернут, они, конечно, во Францию уедут, но ведь до этого еще далеко…, Спасибо».
— Что ты, — муж усмехнулся, — мы с Джоном скинулись. Она вовсе не такая дорогая, эта квартира. Граф Кадоган меня приглашал компаньоном в это новое товарищество, по застройке, но у меня с шахтами, мануфактурами и торговлей дел хватает. Изабелла для них дома будет проектировать.
— Там пять комнат, — вспомнила Марта, — им хватит. Слуги живут отдельно, как в Париже, очень удобно. Все равно, пока у них дети еще не появятся. Жюлю надо по службе продвинуться, Элизе — стать старшей фрейлиной…
Окно второго этажа открылось, и Мадлен помахала ей: «Тетя Марта! Поднимайтесь, портниха все разложила. Девочкам мы уже платья померили».
— Иди, иди, — добродушно сказал Питер. «Сейчас цветы привезут, Изабелла появится… — он ласково подтолкнул жену в плечо. «Детей надо собрать, и к Джованни в усадьбу отправить».
— Что бы я без нее делала, — вздохнула Марта, взбегая по ступенькам, — без Изабеллы. Она за Юджинией и Джоном-младшим присмотрит, покормит их. Как ей надо будет на стройку съездить, или еще куда-нибудь — я Сиди заберу».
В спальне пахло жасмином, вдоль стен стояли деревянные манекены. Марта посмотрела на маленькие шелковые платья цвета морской волны, отделанные серебром, на бархатные бриджи и сюртук для Мартина и повертела в руках подушечку для колец.
— Завтра репетиция, — озабоченно сказала Мадлен. Она стояла посреди спальни в кружевной рубашке, придерживая легкий, голубовато-серый шелк юбок. Портниха обмерила ее грудь: «Похудели, ваша светлость, с последней примерки. Я сейчас все ушью. Миссис Кроу, вот ваше платье, — она окинула Марту быстрым взглядом: «Вы как были тростинка, такой и остались. Платья невест в гардеробной».
Марта приложила к себе струящийся, невесомый, темно-зеленый шелк и рассмеялась: «У вас, Мадлен, в провинции, такой моды и не было, наверное. В Париже, я помню, мы, чуть ли ни в рубашках ходили. Говорили, что у светской дамы ноги должны быть видны от туфель до ягодиц, — Марта хихикнула. «Я-то всегда худая была, а вот у мадам Тео, — было на что посмотреть. Еще и грудь до сосков открыта, а что не открыто — там такая легкая ткань, что все просвечивало. Все хорошо, мадам Шаронн, — она вошла в соседнюю комнату.
Марта ласково провела пальцами по кружевным шлейфам, на мгновение приложила к щеке невесомую, прозрачную вуаль: «Элиза в диадеме Холландов будет. Питер ее поведет, а Мораг с Джованни пойдет. Мораг, Мораг…, - она подошла к окну и твердо сказала себе: «Все будет хорошо. Они просто молодые. Мораг любит Тедди, она будет о нем заботиться. Жалко, конечно, что уезжают они, но теперь через океан легко путешествовать — три недели, и ты в Бостоне. Буду ездить, их навещать».
Марта, устроившись с ногами на бархатной кушетке, взяла с мраморного столика письма.
Она задумалась: «Интересно, это Гамильтона ребенок или все-таки Дэниела? Гамильтону шестой десяток. Совсем голову потерял на старости лет — газету она свою получила, квартиру, имение…, Но журналист она отменный, ничего не скажешь, — Марта взглянула на томик, что лежал на кушетке.
— Герои дикого Запада, — прочла она. Усмехнувшись, женщина открыла книгу.
— Стреляйте! — услышал я крик. Взведя курок своего верного пистолета, ваш корреспондент вскочил на коня. Лейтенант Хаим Горовиц, недавний выпускник Вест-Пойнта, племянник героя Войны за Независимость, перегнулся в седле: «Индейцы ушли за реку Огайо. Мы сейчас отправимся их догонять. Но вы, мистер Констан, останетесь здесь, мы не берем в рейды гражданских лиц».
Я обвел глазами бесконечную прерию и поиграл пистолетом: «Лейтенант Горовиц, я видел казнь короля Людовика и сражался в рядах, восставших в Вандее. Читатели не простят, если меня не будет в отряде».
— За вами будет некому присматривать, — отрезал лейтенант.
Вместо ответа я прицелился. Птица, что вилась на высоте двухсот футов, в чистом, жарком летнем небе, камнем упала к нашим ногам. Лейтенант Горовиц велел: «За мной!»
О, читатель! Даже мое перо бессильно останавливается, когда передо мной открываются просторы наших новых территорий…,- Марта отложила книгу и пробормотала: «Предположим, в Вандее она не сражалась, я ей все написала. Но кого это интересует, уже четыре тиража вышло».
Она взяла письмо от Эстер и вдохнула запах лаванды: «Хаим уже лейтенант, командует соединением разведчиков на Северо-Западной Территории. Натан учится в Йеле и одновременно посещает лекции в юридической школе мистера Рива, того адвоката, что вместе с Дэниелом, выступал на процессе миссис Фримен, когда ее освобождали из рабства.