Страница 117 из 365
— А потом он взял свою плеть, — Марта поежилась и взглянула на сына. «Нет, Тедди не такой, как он — подумала женщина.
— Не о чем, — повторил Тедди и махнул рукой. «Ты прости, мамочка, что так получилось…, - он покраснел. Марта, перекрестив его, шепнула: «Ничего, ничего, милый. Все устроится. На следующей неделе увидимся».
Тедди наклонился. Поцеловав ее в щеку, вдохнув запах жасмина, он шепнул: «Я люблю тебя, мамочка».
— Я тоже, — она все смотрела ему вслед, пока его темный сюртук не пропал в утренней толкотне на тротуаре.
Марта вернулась в столовую. Мэри, откинувшись на спинку стула, куря сигарку, читала вслух газету: «По сведениям наших корреспондентов, генерал Наполеон собирается в скором будущем нанести сокрушительный удар австрийским войскам в Италии».
Мораг зевнула. Отпив кофе, девушка сморщила нос: «Опять политика, на корабле только о ней и говорили. Тетя Марта, — она взяла тарелку женщины, — давайте, я за вами поухаживаю. Вы знаете, Констанца родила, как раз перед Пасхой. Мальчика, Дэвидом назвали».
— Откуда же мне знать? — усмехнулась Марта, разрезая бекон. «Ты сюда в одном платье прибежала, без писем, без багажа».
Мораг покраснела и замялась:
— Она в Нью-Йорк переехала, Констанца. Мистер Александр Гамильтон, бывший министр финансов, в следующем году газету открывает. Констанца будет ее редактировать, — Мораг пожала плечами, — понятно, не открыто. Она книгу написала, об освоении индейских территорий. Люди ночью в очередях стояли, чтобы ее купить, а репортажи ее — все газеты перепечатывают. Она еще колонки пишет, политические. Она партию федералистов поддерживает, мистера Гамильтона партию.
— Вот как, — только и сказала Марта. Потянувшись, она забрала у Мэри сигару. «Сейчас в порт поедете, — распорядилась она, — а оттуда в Мейденхед. К портнихе я сама схожу». Марта стряхнула пепел: «А дядя Дэниел — тоже за федералистов?».
Мораг расхохоталась: «Нет, конечно. Он любимец мистера Джефферсона. Джефферсон и Гамильтон — заклятые противники».
— Так я и думала, — усмехнулась Марта. Потушив сигару, она велела: «Пошли, посажу вас в карету».
Джованни устроился на скамейке. Осторожно поставив рядом с собой корзинку, мужчина заглянул внутрь — Сидония мирно посапывала. Из-под кружевного чепчика были видные темные кудряшки. Изабелла скинула туфли, устроившись под боком у мужа.
— Франческо, как приехал, так из студии и не выходит. Я ему дала эти новые цеха чертить. Что бы ты ни говорил, — она ласково прижалась щекой к плечу Джованни, — он архитектором станет.
— Математиком, — пробурчал Джованни, — и не спорь со мной. Займет мое место в Кембридже. Грех с его способностями просто строить.
— Просто строить, — усмехнулась Изабелла, но тут окно третьего этажа распахнулось. Франческо, высунув темноволосую голову, недоуменно спросил: «А что с Рэйчел и Пьетро? На завтраке их не было, а уже обед скоро…»
— Они в постели позавтракали, милый, а к обеду, — мать развела руками, — спустятся, наверное. Не волнуйся, они отдыхают.
Окно закрылось. Джованни, посмотрев на корзинку, весело сказал: «Сидония тише Франческо будет, все-таки девочка. Не устаешь ты, милая? — он поцеловал висок жены и понял: «Седые волосы у нее. А у меня голова вся белая. Кто бы мог подумать, что у нас еще дитя появится».
Изабелла сладко потянулась: «Ты же меня из постели не выпускаешь, лежу и кормлю. Жалко только, что на венчание мне не попасть будет, надо кому-то с детьми остаться. Но все в порядке. Шатер завтра начинают ставить, а послезавтра — цветы привезут. Я загляну в церковь, присмотрю за тем, как все украсят».
— Хорошо, что святой отец разрешил Пьетро ему помогать, — Джованни достал из кармана сюртука письма, — мальчику практика нужна. И правильно мы не стали настаивать на том, чтобы он в Кембридж вернулся. Видишь, уже и экзамены сдает.
— Рэйчел мне рассказывала, что он все эти два года по ночам занимался, — Изабелла стала раскрывать конверты, — пусть хоть отоспятся дети.
— Отоспятся, — смешливо протянул Джованни. Над кустами роз жужжали пчелы, на траве еще лежала роса, лениво журчала вода в изящном, беломраморном фонтане, по краю поилки для птиц толкались, щебетали воробьи.
— Сначала читай то, что Антония написала, — велела Изабелла, — смотри, шесть лет ей, а какой почерк хороший.
— Дорогие бабушка и дедушка! — начал Джованни. «Мы с мамой и маленьким Дэвидом переехали в Нью-Йорк. У нас новая, очень красивая квартира. В моей комнате постель, как у принцессы, под кружевным балдахином. Дэвид очень хороший, спокойный и я рада, что у меня есть братик. Его крестили в церкви Святого Павла, в Вашингтоне. Я была крестной, а мистер Джефферсон, наш будущий президент — крестным отцом.
В Нью-Йорке мне очень нравится. Мама со мной занимается английским, ко мне приходят учителя французского и музыки. Мистер Гамильтон, мамин друг, купил мне настоящее пианино. Он подарил маме загородный дом, на реке Гудзон. Там у нас парк, конюшни, и у меня есть свой пони».
Изабелла кашлянула и осторожно сказала: «Вот оно как».
— Мы с мамой ездили на запад, два лета подряд, — продолжал читать Джованни, — в Цинциннати, новый город на реке Огайо. Мне там очень понравилось. Мама меня брала с собой в рейды на индейские территории…, - Джованни вздохнул и отер пот со лба шелковым платком.
— Не волнуйся, — примирительно заметила Изабелла, — у нее грудной ребенок. Вряд ли она его повезет на эти самые индейские территории. Хотя она уже и на воздушном шаре с Антонией поднималась, успела.
— Приезжайте, пожалуйста, милые бабушка и дедушка, ваша любящая внучка Антония, — закончил Джованни. Жена ласково сказала: «Сиди подрастет, и поедем. Теперь читай, что Констанца написала».
— Дорогой папа, дорогая Изабелла. У меня все хорошо. В следующем году я начинаю редактировать новую газету в Нью-Йорке. Мне, конечно, удобней жить здесь, тем более, что мистер Гамильтон купил мне квартиру. Разумеется, папа, вся недвижимость, которую он мне подарил — оформлена на тебя, так что поздравляю, у тебя есть еще одно имение.
Дэниел остается в Вашингтоне. Он будет заместителем государственного секретаря, когда Джефферсон станет президентом, это вопрос решенный.
Он обязан навещать детей раз в месяц. Разумеется, он будет обеспечивать и Антонию, и Дэвида. Мы подписали соглашение, по которому он должен выдавать мне пять тысяч долларов ежегодно на их содержание, а также полностью оплачивать обучение. Я получаю от него пять тысяч долларов в год на свои нужды. Тот адвокат, которого ты мне, папа, порекомендовал — свои деньги отработал.
Джованни прервался и пробормотал: «Немаленькие деньги, между прочим. Интересно, почему Дэниел решил не оспаривать договор о разъезде?»
— Не у Констанцы внебрачный ребенок, а у Дэниела, — спокойно ответила Изабелла, — и все об этом знают. Не в его интересах, чтобы Констанца подала на развод. У него карьера. Бедная миссис Салли, — грустно сказала женщина.
— Что, конечно, не может сравниться с теми деньгами, которые он тратит в Бостоне, — продолжал Джованни, — но я рада, что Салли и маленький Нат ни в чем не знают нужды. Мои книги отлично продаются. Обе уже выдержали четыре издания. Когда Дэвид немного подрастет, я отправлюсь на юг — хочу написать серию анонимных репортажей о жизни рабов. Так что третья книга тоже будет, как у нас говорят, бомбой.
— Господи, — перекрестилась Изабелла, — это же опасно. Она что, прямо на плантации собирается?
— Она участвовала в налете на индейские деревни, — напомнил ей Джованни. «Милый папа, милая Изабелла, приезжайте, мы все вам будем очень рады. Большой привет Франческо, Пьетро, Рэйчел, тете Марте и всей ее семье». А, — он прищурился, — вот и приписка: «Роды были легкие. Через два часа я уже делала корректуру статьи. Дэвид в отца — русоволосый, и глаза у него синенькие».
Изабелла свернула письма: «Мой дорогой, за Констанцу тебе беспокоиться нечего».