Страница 104 из 365
— Я, конечно, — Степан оглядел комнату, — должен подать в отставку. Я, как глава ешивы обязан строже себя судить, чем все остальные.
— Что вы, что вы, рав Судаков, — испуганно зашумели люди. «Вас уважают, вы пишете книги, вы праведник…, Вступите во второй брак и у вас еще будут дети…»
— Надо собрать подписи ста раввинов из трех стран, — Степан посмотрел на бумагу, что лежала перед ним. «Это дело долгое, господа».
— Вам еще пятидесяти нет, рав Судаков, — успокоил его раввин, сидевший рядом. «Торопиться некуда, вы юноша. Мы подпишемся, подпишутся наши братья из Цфата…, Вы следующей осенью все равно едете в Польшу, в Германию, — выступать перед общинами. Соберете, — уверенно закончил он, — и женитесь».
Степан только невесело улыбнулся: «Спасибо вам, господа».
— Это мицва, — успокоил его тот же раввин. «Мицва — помочь человеку исполнить заповедь, рав Судаков».
Зайдя в свой кабинет, он удовлетворенно хмыкнул: «Отлично. Три десятка в Святой Земле, остальных я найду в Европе. Но к Горовицу надо сходить прямо сейчас. С него станется, он и вторую дочь куда-нибудь отправит».
Степан взял из ящика стола объявление. Осмотрев себя в зеркало, он перевязал пояс капоты: «Ей тринадцать. Через три года можно ставить хупу. А Лея уже не оправится — я об этом позабочусь».
Он спрятал бумагу в карман и пошел вниз.
Аарон искоса посмотрел на дочь — Малка сидела, наклонив темноволосую голову над чистым листом бумаги. Она повертела в руках перо и несмело спросила: «А что мне писать кузену Хаиму? Я его помню, он говорил, что военным хочет быть…»
Она закрыла глаза и увидела светловолосого, сероглазого, высокого мальчика. «Тогда мамочка еще была жива, — подумала Малка. «И Батшева не родилась еще. Там так красиво, в Америке, у дяди Меира и тети Эстер такие дома…, Даже дом рава Судакова с ними не сравнишь».
Аарон улыбнулся: «Напиши об Иерусалиме, о Стене, о своих занятиях…, Хаим сейчас в Вест-Пойнте, это офицерские курсы, так что он в армию пойдет».
Малка начала медленно писать.
В гостиной тикали часы, они сидели за столом, покрытым вышитой скатертью. Аарон, с болью в сердце, подумал: «Динале вышивала. Господи, девочкам надо будет как-то сказать потом, что мы с Ханой поженимся. Они ее любят, они поймут».
Он вернулся к своему письму:
— Дорогие Эстер и Меир! Мы были очень рады узнать, что у вас и кузины Мирьям все в порядке. Желаем Хаиму успешной учебы в Вест-Пойнте, а Натану — поступления в университет. Поздравляем Элайджу с тем, что он скоро будет капитаном своего корабля.
Я вынужден сообщить вам печальные новости — моя возлюбленная жена Дина умерла… — он, на мгновение, отложил перо, и тяжело вздохнул. «Рахели вышла замуж за Пьетро Корвино, воспитанника Джованни, и они уехали в Англию. Как вы понимаете, я это вынужден держать в тайне. Если кто-то узнает об их свадьбе, то от нас все отвернутся. Конечно, девочкам было бы значительно легче найти себе пару в Европе или Америке… — Аарон прервался и усмехнулся: «Не след, конечно, такое писать. Получается, что я дочерям женихов выпрашиваю…»
— Стучат, папа, — Малка склонила голову набок. «Как бы Батшева не проснулась…, Пойду, открою».
Аарон проводил ее глазами — дочь была в домашнем, светлом платье: «Это Рахели перед отъездом перешила, из тех, что от Дины остались». Он вспомнил, как после хупы показывал Дине ткани. Сам того не ожидая, Аарон улыбнулся.
— К тебе рав Судаков, папа, — раздался с порога испуганный голос дочери. Он стоял — высокий, в черной капоте. Рыжая борода мужчины горела огнем в свете свечей.
— Я вам чаю подам, — прошептала Малка и мышкой скользнула на кухню. «Она хорошенькая, — подумал Степан. «Будет рожать детей, сидеть дома, готовить…, Лею я упрячу в приют для сумасшедших, вот и все».
Он пожал руку Аарону и тот вздрогнул: «Они у него всегда холодные, даже летом».
— Садитесь, рав Судаков, — вежливо предложил Аарон. «Мезузы надо где-то проверить? Скажите, у кого в доме, — он потянулся за своей записной книжкой.
Малка поставила на стол серебряный поднос с чаем. Аарон ласково сказал: «Спасибо, доченька. Иди, отдыхай, поздно уже. Спокойной ночи».
— Спокойной ночи, — почти неслышно отозвалась девочка. Склонив голову, она вышла. Малка оглянулась на закрывшуюся дверь. Присев на ступеньку лестницы, девочка вспомнила голоса кумушек на рынке.
— Прокляли ее, — сказала госпожа Сегал, роясь в луке, — сразу понятно.
Она понизила голос и оглянулась: «Дибук в нее вселился, злой дух, надо его изгонять. Поэтому она с ума и сошла, бедная».
— А падчерица ее что же? — возразила вторая женщина. «Праведней Ханы никого в Иерусалиме нет, она не видит этого дибука, что ли?»
Госпожа Сегал поджала губы: «Если бы она праведная была, она бы замуж вышла, и деток рожала, а не за книгами сидела. Еще и в ешиве хотела преподавать, да не пустили ее, конечно. Кто ее за себя возьмет, перестарка?»
— Все же она красивая, — примирительно заметила подруга госпожи Сегал. «Единственная наследница. Моше, говорят, к ним, — она показала рукой в сторону Виа Долороза, — ходил, упаси нас Господь от такого, а потом и вовсе в Европу отправился. Отрезанный ломоть, — женщина махнула рукой.
Госпожа Сегал сложила лук в корзинку:
— У тетки моей покойной так было, сестры отца моего. Вышла замуж, ребенка родила, мальчика, и дибук в нее вселился. Дитя не хотела кормить, отталкивала. Говорила, что подменили его. Целый день в кровати лежала, и плакала. А потом и вовсе повеситься хотела. Муж ее в сумасшедший дом определил, а сам на другой девушке женился. И дети у них были. Так же и рав Судаков сделает, помяните мое слово.
Малка прислушалась — из-за двери доносился спокойный голос отца.
Аарон поморщился. Пробежав глазами, объявление рав Горовиц бросил его на стол. «Пожалуйста, рав Судаков, — сказал он спокойно, — печатайте, что хотите. Моя старшая дочь уехала в Англию, повидать родственников. В этом нет ничего дурного».
— Гоев, — холодно процедил Судаков. «И отправилась туда она с гоем, с этим Корвино, я все знаю, все!»
— Он ей тоже родня, — Аарон пожал плечами. Он указал на родословное древо, что висело на стене, в красивой, резной ореховой раме. «Как и мы с вами, рав Судаков, нравится вам это, или нет, — мужчина усмехнулся.
Степан пощелкал пальцами:
— Родня, значит. Именно поэтому они в Вифлееме, на постоялом дворе, в одной комнате жили. Не бледнейте так, рав Горовиц, у меня тоже много знакомых есть, уже и до Иерусалима весть дошла о том, как дочь еврейского народа развратничала с гоем! — он угрожающе наклонился к Аарону.
— Впрочем, если вы будете благоразумны, мы не станем печатать это объявление, — рав Судаков положил ладонь на бумагу, — не станем подвергать вас изгнанию из общины…, И работа у вас останется.
— Как мне надо проявлять свое благоразумие, рав Судаков? — смешливо поинтересовался Аарон.
Степан раздул ноздри. Он, сдерживаясь, проговорил: «Ваша старшая дочь наверняка станет вероотступницей, если уже не стала…Вы должны сидеть по ней шиву, и никогда больше не пускать ее на порог своего дома!»
Аарон поднялся. Отпив чаю, пройдя по комнате, рав Горовиц посмотрел на темные очертания гранатового дерева в саду.
— Это мой дом, рав Судаков, — наконец, сказал он, — и я решаю, кого пускать на порог, а кого — нет. Моя дочь и ее семья, здесь всегда желанные гости. А вас я попрошу уйти, — твердо добавил Аарон. «Прямо сейчас».
— Ты потеряешь работу, — гневно ответил Степан, — у тебя не будет денег, тебя не пустят ни в одну синагогу, твои дочери не смогут выйти замуж…
Аарон пожал плечами: «В этом доме вся мебель моими руками сделана. Я себя и девочек прокормлю, не волнуйтесь. А молиться я у Стены могу, — он рассмеялся, — оттуда вы меня выгнать не сумеете».
— Так вот о благоразумии, — Судаков побарабанил пальцами по столу. «Моя жена, к сожалению, сошла с ума, — он вздохнул, — врачи утверждают, что она безнадежна. Я должен получить разрешение от ста раввинов, как вы знаете, чтобы жениться еще раз. Но я уже сейчас могу подписать договор о помолвке…»