Страница 15 из 19
Орки тоже проснулись, взвыли, и рой стрел из всех луков, которые у них были, встретил всадников. Хоббиты видели, как некоторые из них упали с коней, но строй при этом не нарушился; всадники широким полукольцом хлынули на холм и смяли остатки банды. Часть орков бросилась врассыпную, одного за другим их догоняли и убивали. В общей суматохе выделился черный клин и стал пробиваться к лесу. Казалось, что вот-вот этим оркам удастся вырваться из окружения. Три всадника упали, порубленные саблями.
— Хватит смотреть на эту жуть, — сказал Мерри. — Вон Углук! Не хочу его больше видеть!
Оба хоббита повернулись и побежали в темную глубь Фангорна.
Так получилось, что последнего натиска рохирримов они уже не видели. Они не видели, как упал Углук, пронзенный роханским мечом уже у самого леса. Его прикончил Эомер. Третий Полководец Рубежного Края соскочил с коня и расправлялся с последними исенгардцами. В то же время его воины на быстрых конях догоняли в степи последних мордорцев и пригвождали их копьями к земле.
После этой кровавой работы рохирримы собрали своих убитых, насыпали над ними курган и спели похоронную песнь. Затем на громадном костре сожгли трупы орков и рассыпали их прах по полю сражения.
Так погибла лучшая банда Урук-Хай. Ни один свидетель не ушел, так что некому было нести плохие вести в Мордор и в Исенгард. Только дым от костра поднялся высоко в небо, где его могли увидеть многие внимательные глаза.
Глава четвертая. ДРЕВЕСНИК
Два хоббита шли на запад по берегу речки, все ближе к горам, все глубже в лес, настолько быстро, насколько позволяла густая чаща. Чем дальше они уходили от орков, тем скорее освобождались от страхов и тем медленнее двигались. В лесу было душно, будто воздух плохо проникал под деревья.
Наконец Мерри остановился.
— Не могу идти дальше, — сказал он. — Надо воздуха глотнуть.
— Давай хоть воды напьемся, — сказал Пин. — У меня в горле пересохло.
Он забрался на толстый корень, который опускался в ручей крутой петлей, зачерпнул сложенными ладонями немного воды и напился. Вода была чистая и холодная. Пин сделал несколько глотков. Мерри последовал его примеру. Вода их немного освежила и придала бодрости. Через минуту они уже оба сидели на берегу, опустив ноги в речку по колено и чувствуя, как отходит боль из ступней. Стали оглядываться — деревья окружали их молчащим полукольцом, бесконечные ряды стволов тянулись во все стороны и уходили в сизый полумрак.
— Надеюсь, ты еще не заблудился, проводник? — проговорил Пин, опираясь спиной о толстый ствол. — Во всяком случае, мы можем держаться у берега реки; ее здесь, кажется, называют Река Энтов? А потом вернемся туда, откуда пришли.
— Конечно. Если ноги нас нести захотят и воздуху хватит, — ответил Мерри.
— Да, очень тут темно и душно, — признался Пин. — Я почему-то вспомнил сейчас Большой Зал в наших Смайелах в Тукборо. В том зале из поколения в поколение никто ничего не менял, даже мебель не переставляли. Там, говорят, много лет жил сам Старый Тук, зал старел и ветшал с ним вместе, и после его смерти там никто ничего не трогал. Старый Геронтук был моим прапрадедом, стало быть, это уже история давно минувших дней. Он сто лет назад умер. А этому лесу, наверное, сто лет — вообще не срок. Посмотри на усы и бороды из мхов, какие они длинные и пышные! На большинстве деревьев сухие, изодранные листья, непонятно, почему они давным-давно не опали. Грязно тут. Трудно представить, какая в этом лесу бывает весна, если она вообще сюда приходит. Еще труднее представить себе весеннюю уборку в этой чаще…
— Но солнце все-таки должно сюда иногда заглядывать, — сказал Мерри. — Здесь совсем не так, как в Лихолесье, если ты помнишь рассказы дяди Бильбо. Тот лес — мрачный, черный, в нем гнездятся хмурые гадкие твари, а этот — только тенистый, древний и какой-то очень древесный. Вряд ли тут вообще живут звери. Они долго не выдержат.
— Хоббиты тут тоже не живут, — добавил Пин. — Вообще, мне не улыбается мысль о путешествии через этот лес. Мы тут, наверное, на протяжении ста миль ничего не найдем, что можно будет на зуб положить. Какие у нас запасы?
— Почти никаких, — ответил Мерри. — У нас с собой ничего не было, кроме нескольких лембасов. Все осталось у Великой Реки.
Друзья еще раз проверили остатки запасов, которыми их снабдили эльфы: огрызков могло хватить на пять очень постных дней.
— У нас нет ни одеял, ни теплых вещей, — добавил Мерри. — В какую бы сторону мы ни пошли, ночами будем мерзнуть.
— Но все-таки надо решить, в какую сторону пойдем, — сказал Пин. — Наверное, уже утро кончилось.
В этот самый момент они заметили в глубине леса золотистое пятнышко света, будто туда проник солнечный луч.
— Ого! — сказал Мерри. — Наверное, пока мы шли под деревьями, солнце спряталось за тучами, а сейчас вылезло или просто поднялось высоко и между листьев пробивается в лес. Идем погреемся, просвет, кажется, недалеко.
Оказалось, дальше, чем они думали. Почва круто пошла вверх и становилась каменистой. Света было все больше, наконец деревья расступились, и перед ними выросла каменная стена: то ли крутой склон горы, то ли отдельная скала, они не поняли. На камне деревья не росли, и солнце светило скале прямо в лоб. Последние деревья перед этой скалой будто сами протягивали к ней ветки, чтобы погреться, и стояли тихо и почтительно, а весь лес, который перед этим казался им таким серым и обтрепанным, здесь блестел сочной, словно полированной, серой и коричневой кожей стволов и веток. На пнях мягко отсвечивала бархатная зелень. Словно весна или мимолетный привет от нее.
В скальной стене они увидели что-то вроде ступеней, по-видимому, вырубленных самой природой при помощи воды и ветра в старых камнях. Ступени были крупные, неровные и неудобные. Высоко наверху, примерно наравне с верхушками деревьев, на скале был неширокий гладкий карниз, по самому краю которого росло несколько пучков старой травы. Там еще торчал ствол дерева с двумя пригнутыми вниз ветками, странно похожий на старика с узловатыми руками, который стоит и жмурится в ярком солнечном свете.
— Пойдем наверх! — радостно предложил Мерри. — Мы там воздуху глотнем и попробуем осмотреться.
Друзья с трудом полезли по каменным ступеням, которые по величине явно не подходили для хоббичьих ног. Поглощенные подъемом, они старательно лезли по скале, даже не задавая себе вопроса, каким это удивительным образом у них так быстро позаживали раны и синяки, и откуда появилось столько сил. Наконец, оба оказались у края карниза, почти там, где стоял старый ствол. Кое-как вскарабкавшись на сам карниз, они встали во весь рост спиной к скале, глубоко вздохнули и посмотрели на восток. Убедились, что в лес они зашли всего на какие-нибудь три-четыре мили, не больше; перед ними верхушки деревьев шли вниз, до равнины, а на самом ее краю в небо поднимался толстый столб черного дыма, который ветер гнал в сторону Фангорна.
— Ветер меняется, — сказал Мерри. — Снова дует с востока. Здесь на горе холодновато.
— Да, — отозвался Пин. — Боюсь, что хорошая погода снова кончится и станет пасмурно. А жаль! Этот старый лес совсем по-другому выглядит, когда светит солнце. Мне кажется, я уже начинаю его любить.
— Он начинает его любить! Ну и ну! Очень приятно слышать, — произнес сверху странный медленный голос. — Ну-ка, повернитесь, покажите ваши рожицы! Мне вот кажется, что я вас еще не полюбил, но не хочу судить слишком поспешно. Поворачивайтесь ох-хо!..
Огромные ладони с узловатыми пальцами легли на плечи хоббитов и мягко, но решительно повернули их на месте, потом две большие сильные руки подняли их в воздух.
И хоббиты увидели перед собой необычное, удивительное лицо, принадлежавшее не то человеку, не то троллю, громадному, локтей пятнадцать ростом, с продолговатой головой, сидевшей почти без шеи на крепком туловище. Трудно сказать, была ли на нем одежда из какой-то серовато-зеленой, похожей на древесную кору ткани, или то была его собственная кожа-кора. Руки от плеч были гладкими и темно-коричневыми. На ногах — по семь пальцев. Нижняя часть лица заросла густой косматой бородой. Борода была седая, волосы в ней были жесткими, как прутья, и волнистыми, а по краям пушились, как мох. Больше всего хоббитов поразили глаза великана, которые рассматривали их неспешно, серьезно и проницательно. Карие, с каким-то бронзовым оттенком, с прозеленью, они были глубокими, как колодцы. Пин потом не раз пытался описать, какое впечатление они на него сразу произвели, и вот что у него получилось: