Страница 19 из 19
Древесник долго бормотал одними губами что-то, что показалось хоббитам проклятием на языке энтов.
— Я давно дивился, как смело ходят орки через мой Лес, — продолжал старый энт. — Теперь я понял, что это дела Сарумана, который за много лет изучил тропы и добрался до моих тайн. Этот негодяй и его слуги портят Лес. Рубят деревья по краям, хорошие, здоровые деревья. Оставляют поваленные стволы гнить на месте, просто из подлости. Или забирают с собой, потом жгут в Ортханке. Над Исенгардом теперь всегда столб дыма. Будь он проклят от сучков до корней! Многие из этих деревьев были моими друзьями, я их знал с орешка, с семечка. У них были свои голоса, которые теперь молчат. Вырубки зарастают колючками, и пни торчат там, где были поющие рощи. Я долго не вмешивался. Допускал зло. Пора положить ему конец.
Древесник встал и тяжелой рукой ударил по столу. Чаши со светом задрожали, из них вырвались столбики огня. Зеленые искры сверкали в глазах великана, а борода взъерошилась как метла.
— Положить конец, — еще раз сказал он сердитым басом. — Вы пойдете со мной. Вы мне поможете. И своим друзьям поможете, потому что если никто не сдержит Сарумана, у Рохана и Гондора враги будут и спереди и сзади. Наши дороги пошли в одну сторону — на Исенгард.
— Мы пойдем с тобой, — сказал Мерри, — и сделаем все, что сможем.
— Да! — воскликнул Пин. — Я бы хотел увидеть, как отрубят Белую Руку. Хотел бы хоть присутствовать при этом, даже если помочь ничем не смогу. Никогда мне не забыть Углука и дороги через степь!
— Хорошо, хорошо, ладно, — сказал Древесник. — Только не спешите. Надо все делать обдуманно. А то и я разгорячился, говорил поспешно. Надо остыть и поразмыслить. Сказать «стой» всегда легче, чем остановиться.
Он поспешно пошел к выходу и встал под водопадом. Постояв так немного, засмеялся и отряхнулся, а капли с его бороды разлетелись во все стороны красными и зелеными искрами. Потом великан снова лег на свое ложе и замолчал.
Через некоторое время хоббиты опять услышали его шепот. Им показалось, что он считает на пальцах.
— Фангорн, Финглас, Фладриф. Да-да, беда, что нас так мало осталось, — вздохнул он и снова обратился к хоббитам. — Всего трое из первых энтов, которые ходили по лесам до Великой Тьмы. Это я, Фангорн, и еще Финглас и Фладриф, такие у них эльфийские имена. На вашем языке их, наверное, звали бы Листвяник и Тонкокор. Трое нас, но Листвяник с Тонкокором для такой работы не подходят. Листвяник так разоспался в последнее время, что почти одеревенел. Все лето простоял полусонный в траве по колено. Весь зарос листьями. Раньше на зиму просыпался, а теперь, наверное, и зимой далеко не уйдет. Тонкокор жил на горных склонах, ближе к Исенгарду. Там было больше всего порубок. Он сам был тяжело ранен орчьими топорами, а многие его родичи и подданные, деревья и их пастухи, были порублены и сожжены. Тонкокор поднялся в горы, спрятался в березняке (он любит березы) и не хочет оттуда спускаться. Я попробую собрать дружину из родичей помоложе. Если, конечно, смогу их сдвинуть, а то наш род очень медлительный. Жаль, жаль, что нас мало.
— Почему же вас так мало, если вы населяете этот край с Незапамятных Времен? — спросил Пин. — Вас много умерло?
— Ох-хо, нет! — ответил Древесник. — Сам по себе никто не умер. Некоторые погибли от несчастного случая — ведь времени прошло очень много! Многие одеревенели. Нас никогда не было много, и наше племя не растет. Нет потомства, нет энтят, много веков никто не рождается. Надо вам объяснить: мы потеряли жен.
— Это же большое горе! — посочувствовал Пин. — Они все умерли?
— Умереть не умерли, — ответил Древесник. — Я не говорил, что они умерли. Я сказал, что мы их потеряли. Наши жены пропали, и мы нигде не можем их найти. — Великан вздохнул. — Я думал, что все другие племена об этом знают. Эльфы и люди от Лихолесья до Гондора пели песни про энтов, которые ищут пропавших жен. Неужели они успели их забыть?
— Увы, мы про это ничего не слышали. Наверное, к нам на запад в Хоббитшир эти песни не дошли, — сочувственно сказал Мерри. — Расскажи нам или спой!
— Охотно, охотно, — сказал Древесник явно обрадовано. — Но я не могу рассказать со всеми подробностями, только в общих чертах. Надо кончать беседу, потому что завтра придется идти на Сход и делать большую работу, и кто знает, — может быть, сразу выступить в путь…
— Ну так вот. Дивная эта история и очень грустная, — Древесник опять минуту молчал. — В давние-давние времена, когда мир был молод, а леса — раскидистые и дикие, энты жили в них и бродили по земле вместе со своими женами. Были у энтов и девы.
Ах, какой красавицей была Фимбретиль, по-вашему ее бы звали Веточка… Какая она была легконогая, когда мы были молоды… Но сердца и мысли наши росли по-разному. Энты думали обо всем, что видели в мире, а жены — о том, чем владели. Энты любили большие деревья, дикие чащи, склоны высоких гор; пили воду из горных потоков, ели только то, что деревья сбрасывали им под ноги на лесные тропы, а когда эльфы научили нас говорить, говорили с деревьями. Жены энтов больше любили ровные полянки и солнечные луга, гуляли по краям лесов, собирали ежевику в кустах, весной рвали цвет диких яблонь и вишен, летом плели венки из душистых цветов над ручьями, осенью — из колосьев, роняющих семена. Они с ними не разговаривали, они хотели только, чтобы их слушались и выполняли их волю. Жены энтов приказывали растениям расти там, где они их сажали, носить листья, которые им нравятся, и давать плоды по заказу. Они любили порядок, изобилие и покой. По их словам, это означало, что все вещи должны оставаться там, где они им найдут место. Жены завели сады и огороды и жили в них. А мы, энты, продолжали бродить по лесам и только иногда возвращались в сады.
Потом, когда Великая Тьма накрыла страны севера, жены энтов переправились через Великую Реку и заложили на другом ее берегу новые сады и огороды, возделали новые поля. Мы все реже с ними встречались. Когда Тьма отступила, буйно расцвела земля наших жен, пышно зашумели на ней поля. Люди учились у жен энтов их искусству, уважали и почитали их, а о нас, наверное, даже не знали. Мы стали легендой, частью тайны, скрытой в сердце Леса. Но мы живем до сих пор, а сады наших жен стали черным паром, потом заросли травами. Люди теперь называют их Бурыми равнинами.
Помню, много лет назад — во время войны Саурона с людьми с Моря — меня охватило желание увидеть Фимбретиль. Когда я видел ее последний раз, она мне показалась очень красивой, хотя уже непохожей на энтийскую деву Незапамятных Времен. От тяжелой работы она ссутулилась, как и ее подруги, кожа у нее огрубела и потемнела, волосы выгорели на солнце и приобрели цвет спелой пшеницы, а щеки стали красными, как яблоки. Только глаза остались нашими… Так вот, переправились мы через Андуин и пошли к нашим женам. И увидели пустыни, пожарища и голую землю, по которой прошла война. Наших жен и там не было. Долго мы их искали, долго звали. Каждого встречного спрашивали, куда они ушли. Одни говорили, что не видели, другие показывали на восток, третьи — на запад, четвертые — на юг. Искали мы напрасно.
Велико было наше горе, но Лес нас призывал, — и мы вернулись в Лес. За многие годы мы не раз выходили из леса, снова искали, снова спрашивали, заходили очень далеко в разные стороны, называли встречным красивые имена пропавших. Проходило время, все реже выбирались мы из Леса, а если выбирались, то уже не далеко. О женах у нас остались только воспоминания; наши длинные бороды поседели. Эльфы сложили много песен об энтах, разыскивающих своих жен, и некоторые из этих песен на своем языке пели люди. У нас таких песен нет. Когда мы думаем о своих женах, мы просто поем их красивые имена. Мы верим, что когда-нибудь снова с ними встретимся, может быть, даже найдем такой край, где сможем жить вместе, где будет хорошо и нам, и им.
Но по древнему предсказанию, это произойдет, когда мы с ними утратим все, что всегда было нашим. Кто знает, может быть, это время уже близко. Саурон давно опустошил сады наших жен, а сейчас Враг грозит уничтожить леса. Эльфы сложили одну песню именно об этом, если я правильно ее понял. Ее поют на берегах Великой Реки. Но эта песня никогда не была песней энтов. На нашем языке она была бы во много раз длиннее. Мы ее знаем, и иногда поем, если вспоминаем. На вашем языке она прозвучит примерно так:
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.