Страница 10 из 19
— Что тебе надо, отец? — спросил Арагорн, вставая. — Может быть, ты замерз, подойди к нам, погрейся у огня.
Он сделал шаг вперед, но старик исчез, будто его и не было. Далеко отходить они побоялись. Месяц скрылся, и ночь была черной, как смола.
Вдруг раздался крик Леголаса:
— Кони! Кони!
Коней не было. Они вырвали из земли колья, к которым были привязаны, и убежали. Ошеломленные новым несчастьем, друзья молча стояли у костра. На мгновение им показалось, что издалека, из черного мрака, доносится фырканье и ржание коней, но потом все стихло, только холодный ветер шелестел листьями.
— Значит, кони пропали, — произнес, наконец, Арагорн. — И мы их ни найти, ни догнать не сможем. Если они сами не вернутся, придется обойтись без них. Мы же вышли пешком, а ноги, к счастью, у нас пока целы.
— Ноги? — переспросил Гимли. — Ноги, может быть, нас понесут, но наверняка не накормят.
Он подкинул пару веток в костер и сел возле него, сгорбившись.
— Несколько часов назад ты отказывался сесть на роханского скакуна, — невесело засмеялся Леголас. — А из тебя, наверное, еще получится ездок.
— Теперь вряд ли, — ответил Гимли и, немного помолчав, добавил: — Хотите знать, что я думаю? Мне кажется, что это был Саруман. Помните, Эомер говорил, что он бродит по стране в виде старика в плаще с капюшоном? Все сходится. Забрал у нас лошадей или спугнул их и скрылся. А теперь что? Запомните мои слова: этим дело не кончится!
— Твои слова я, конечно, запомню, — сказал Арагорн. — Но я запомнил и другое: этот старик был не в капюшоне, а в шляпе. Я не сомневаюсь, что ты угадал, и что опасность грозит нам здесь днем и ночью. Но сейчас мы не придумаем ничего лучшего, чем выспаться, пока можно. Иди спать, Гимли, все равно скоро моя очередь сторожить, а я еще подумать хочу, сон пропал.
Ночь тянулась медленно. После Арагорна часовым был Леголас, потом опять Гимли, и так до утра. Ничего нового не случилось, старик больше не появлялся, кони не вернулись.
Глава третья. УРУК-ХАЙ
Пину снился мрачный сон с кошмарами. Ему казалось, что он кричит, и его голосок слабым эхом отдается в темном подземелье: «Фродо! Фродо!». Но вместо Фродо к нему со всех сторон протягивают страшные лапы сотни оскаленных орков. Где Мерри?..
Он проснулся. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо темнело. Хоббит повернул голову и убедился, что действительность не намного лучше кошмарного сна. Руки и ноги у него были связаны веревкой, причем ноги дважды: у колен и у щиколоток. Рядом лежал бледный Мерри с головой, обмотанной грязной тряпкой. Вокруг сидели и стояли орки, целая банда.
Обрывки воспоминаний в голове Пина медленно связались воедино. Голова болела, но постепенно хоббит стал разбираться, где сон, а где явь. Как же все случилось? Сначала он вместе с Мерри побежал в лес. Что их туда гнало? Почему они не послушались предостережений Бродяжника? Они бежали и кричали, пока не налетели на орков. Орки их, конечно, не ждали, может, и не заметили бы, если бы хоббиты не попали прямо к ним в лапы. Хоббиты схватились за мечи, но орки явно не хотели их убивать, а старались взять живыми, хотя Мерри шутить не собирался, махал мечом по-настоящему, даже отсек несколько уродливых рук и ног. Бедный храбрый Мерри!
Потом из-за деревьев выскочил Боромир! Отвлек орков на себя. Многих убил, остальные разбежались. Хоббиты бросились было назад, к Реке, но тут подоспели еще орки, целая туча, не меньше сотни, среди них было несколько очень больших. На Боромира посыпался дождь стрел, он затрубил в свой рог так, что лес загудел. Сначала орки испугались и отступили, но на зов Боромира никто не вышел, и они напали на него с удвоенной яростью. Больше Пин почти ничего не помнил. Смутно видел, как Боромир, лежа у дерева, вытаскивал из груди стрелу. Потом наступила темнота.
«Наверное, меня тогда ударили по голове, — подумал хоббит. — Тяжело ли ранен Мерри? Что с Боромиром? Почему орки нас не убили? Где мы? Куда нас тащат?»
Ответить на эти вопросы Пин не мог. Ему было холодно и плохо.
«Жаль, что Гэндальф переубедил Элронда, когда он не пускал нас в поход, — подумал он. — Какой от меня прок? Только мешал. Пассажиром был, даже хуже, — багажом, обузой. А сейчас меня похитили и вовсе волокут, как мешок. Эх, если бы Бродяжник или кто-нибудь другой нас нашел и отбил! Но разве можно на такое надеяться? Это нарушит планы Отряда. Вот если бы удалось чудом освободиться!»
Пин попробовал подняться, но безуспешно. Один из сидевших рядом орков расхохотался и что-то забубнил на своем наречии, повернувшись к соседу.
— Лежи тихо, пока тебя не трогают, — сказал он потом Пину на Всеобщем языке, который в его устах звучал так же грубо и неприятно, как клекот орчьей речи. — Тихо и спокойно, дурак! Скоро дадим твоим ногам похромать! Не успеешь дойти до места, пожалеешь, что они у тебя были!
— Эх, дали бы мне с тобой позабавиться, ты бы пожалел, что вообще родился, — добавил второй орк. — Запищал бы у меня в лапах, крысенок. — Он наклонился над Пином и зашипел, ощерив желтые клыки. В руке у него появился длинный зазубренный черный нож. — Лежи тихо, не то я тебя пощекочу этой цацкой. И советую не напоминать о себе, а то ведь я могу и позабыть про приказ. Чтоб они пропали, эти исенгардцы! Углук у багронк ша пущдогр Самуман-глоб бубхош скайр… — начал он на своем языке длинный монолог, закончив его яростным хрипом.
Напуганный Пин лежал очень тихо, хотя руки и ноги все сильнее болели, а камень, на который его швырнули, впивался в спину. Чтобы отвлечься от своих несчастий, он стал прислушиваться к окружающим звукам.
От гула множества голосов гудело в ушах. Язык орков злобен и груб, даже когда они ведут обычный разговор, но сейчас Пин понял, что орки всерьез злятся и, похоже, ссорятся, чем дальше, тем горячей. К своему изумлению, Пин заметил, что многое понимает, потому что часть орков говорила на Всеобщем языке. Видно, в банде собрались орки из разных мест и не все понимали друг друга, когда говорили на своих наречиях. Спор шел о том, какой дорогой идти и как быть с пленниками.
— Нет у нас времени, чтоб убить их, как подобает, — произнес кто-то. — В этом походе не до забав.
— Но прикончить-то их без затей — раз-два! Можно? — сказал другой. — Возни с ними много, а надо спешить, уже вечер.
— Приказ, — отозвался кто-то ворчливым басом. — «Убивать всех, кроме невысокликов. Этих доставить живьем и поскорее». Таков приказ, выполняйте.
— Кому они нужны? — спросило сразу несколько голосов. — Почему живьем? Эти уроды нужны кому-то для развлечения?
— Нет! У одного из них есть что-то, очень нужное на войне, какой-то эльфийский секрет. Значит, их обоих пытать будут.
— А больше ты ничего не знаешь? Может, мы сами обыщем их, найдем этот секрет и употребим для себя?
— Больно ты любопытный, — заметил чей-то голос. — Может, на тебя донести кому следует? Запомни — пленников нельзя обыскивать и нельзя у них ничего забирать. Таков приказ.
— И у меня такой же приказ, — отозвался опять бас. — Сказано: «Живьем». Только захватить, и чтоб все было цело.
— А у нас не было никакого приказа, — настаивал спорщик. — Мы от самых Копей шли, чтобы убить и отомстить за своих. Я хочу убить — и домой, на север!
— Хотеть можешь, сколько хочешь, — ответил бас. — Но будет так, как сказал я, Углук. Мы возвращаемся в Исенгард кратчайшим путем.
— Кто главнее, Саруман или Большой Глаз? — спросил тот, что тоже говорил о приказе. — Мы должны идти в Лугбур!
— Можно было бы, если бы не Река, — ответил другой голос. — Нас мало, на мосты и соваться нечего.
— Я же переправился, — опять заговорил противный. — Крылатый Назгул ждет к северу отсюда, на восточном берегу.
— Ну да, конечно! Ты полетишь туда с нашими пленниками, огребешь в Лугбуре все награды, а нас оставишь топать пешком через конские земли. Нет уж! Надо держаться вместе. Здесь опасно, полно бунтовщиков.
— Да-да, надо держаться вместе, — хрипло произнес Углук. — Я вам не верю, свиньи вы, только в своем хлеву храбрые. Не будь нас, вы бы все поудирали. Мы — Урук-Хай, боевые орки, убили большого воина. Мы взяли пленных. Мы, слуги Сарумана Мудрого, Белой Руки, которая кормит нас человечьим мясом, посланы из Исенгарда, чтобы проводить вас туда, и мы поведем вас по той дороге, которую выберу я, Углук! Так я вам говорю!