Страница 5 из 8
Для отца служение в Псковской миссии было самым значительным событием жизни. В эмиграции он часто о том времени рассказывал, но очень опасался за судьбу отца прот. Саввы Легкого и брата о. Иакова, оставшихся в Латвии, поэтому в трудах В. И. Алексеева он фигурирует как отец И. Вот его слова: «Когда в августе 1941 года мы приехали в Псков, на улице прохожие со слезами на глазах подходили под благословение. На первом богослужении в соборе все молящиеся исповедовались. Нам казалось, что не священники приехали укреплять народ, а народ укрепляет священников». Отец в Миссии вел дневник, увы, пропавший. Когда духовенству дали возможность выбирать приходы, он сказал: «Я поеду туда, куда никто не хочет ехать». И был направлен в самый близкий к фронту район, в город Гдов.
«Ехал он на лошадях в течение двух недель. Посетил около сорока церквей. Все церкви были закрыты и большинство разрушено. Там, где церкви еще можно было восстанавливать, народ их сейчас же восстанавливал. Настроение у народа было такое высокое, что часто думалось: «Да были ли здесь гонения?» – и казалось, что сам воздух был насыщен религиозным горением. Молодежь быстро вернулась к вере. Обычно причащения после богослужения продолжались дальше, чем само богослужение, – причащалось по 500–600 человек. В Пскове на Крещение в январе 1942 года участвовало 10 000 молящихся (из приблизительно 25 000 жителей, оставшихся в городе). Из всего района действия Миссии только в Гдове до начала войны оставалась одна незакрытая церковь.
Служить приходилось обычно с 6 ч. утра и до 10 ч. вечера. Крестили детей до 16-летнего возраста. Одновременно приводили по 25–30 и даже 100 детей. С августа по ноябрь 1941 года отец И. лично крестил три с половиной тысячи детей.
Девушки, певшие в хоре, приходили в другие приходы, не имевшие хоров, делая иногда пешком по 25–30 верст. То же усердие наблюдалось при ремонте и уборке церквей. Во время проповедей народ вздыхал и плакал, а в конце проповеди вслух благодарил проповедника» (Алексеев В. И. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское возрождение, № 14. Нью-Йорк, 1981).
Когда моя сестра Галина в 1990-е годы приехала из Пскова в Гдов часа за полтора на автомобиле, она живо представила себе, как в военное время в прифронтовой полосе, в которой действовали партизаны, отец ездил из прихода в приход. Его возили крестьяне на телеге. Иногда случалось, что приходит мужичок, говорит: «Батюшка, поле вспахать надо, не могли бы вы поехать дня на 2–3 позже»? Отец шел им навстречу и соглашался. Несмотря на занятость, он писал статьи для журнала «Православный христианин», печатный орган Миссии, а также принимал участие в деятельности латвийской организации «Народная помощь», помогавшей жителям оккупированной немцами области.
Долгое время мы ничего от отца или об отце не слышали. В то время рижане принимали в свои семьи русских детей из концлагеря Саласпилс. Мама очень хотела усыновить мальчика, но не зная, жив ли отец, не решилась.
Уже в бытность в Пскове, куда его назначили помощником начальника Миссии, отец ратовал за открытие школ и преподавание в них Закона Божия. Комендант, пожилой прибалтийский немец, ему сказал: «Да, батюшка, конечно, школа должна существовать. С Богом!». Через день-два отец приходит в школу, а там закрыто. Какой-то эсэсовец выходит и говорит: «Я не разрешаю». Отец Иоанн бежит к коменданту и рассказывает о случившемся. Комендант говорит: «Я выше него по званию, и я разрешаю». Школу открыли, и Закон Божий в ней преподавался.
В Пскове свирепствовал тиф. Отец заболел после посещения больных сыпным тифом. Немцы хотели забрать его в больницу, но благочестивые старушки не отдали его и выходили. Заклеили окна и двери, ходили к нему через небольшое отверстие. Отец с содроганием вспоминал, как на него в бреду лились потоки крови с потолка. Помню, как мы встречали его на вокзале еще слабого и больного, с наголо обритой головой. Он стеснялся, что волос нет, ходил в скуфейке. Когда отец окреп, владыка Сергий назначил его ключарем в Рижский кафедральный собор. Жили мы по-прежнему в женском монастыре.
Двоюродная сестра Тамара, выросшая в доме дедушки в деревне, рассказывает, как бабушка во время войны спасла дедушку от смерти: «Немцы думали, что дедушка – еврей (он всегда ходил в рясе, с длинными волосами и бородой), и хотели его убить. Бабушка, хорошо знавшая немецкий язык, бросилась к ним со словами: «Das ist mein Ma
В апреле 1943 года в Ригу приезжал генерал А. А. Власов. Он посетил общину старообрядцев и выступил перед русской общественностью. «Говоря о целях РОА, – пишет участник собрания, – он открыто упрекал немцев в недальновидности их политики в России… Он говорил больше часу и кончил под бурные овации присутствовавших. В овациях восторженно принимали участие и германские офицеры» (Русское Возрождение. 1980. № 10. С. 105). Перед выступлением Власов подошел под благословение к экзарху Сергию и несколько минут с ним беседовал.
Когда в 2011 году я получила труд А. В. Гаврилина «Под покровом Тихвинской иконы», я ахнула, увидев на с. 188 фотографию: сидят экзарх Сергий и рижский епископ Иоанн (Гарклавс), рядом с ним отец, слева от экзарха – игуменья, а рядом с ней о. Николай Виеглайс с младшей дочкой Мариной на руках. Над головой отца – лицо мамы, справа от нее – Елена Адамовна, директриса русской начальной школы, помещавшейся на территории монастыря, и матушка о. Николая. Стоят и сидят монахини. А в ногах у двух владык сидят три девчушки в светлом и послушницы в черном. В ногах у экзарха – моя сестра Галина, рядом с ней Наташа, старшая дочь о. Николая, я сижу в ногах у епископа Иоанна. Неотмирный мир, утонувший в прошлом…
Хиротония во епископы Иоанна (Гарклавса) состоялась 28 февраля 1943 года в Рижском кафедральном Христорождественском соборе. Тот же А. В. Гаврилин упоминает, что по времени хиротония совпала с окончанием Сталинградской битвы. Владыка Иоанн – один из прекрасного сонма латвийских священнослужителей. С именем его неотрывно связана чудотворная икона Тихвинской Божией Матери. Отец Георгий Тайлов, участник Псковской миссии, пишет в своих воспоминаниях: «Когда немцы ворвались в Тихвин, то там в монастыре, как музейный экспонат, хранилась чудотворная икона Тихвинской Божией Матери. Как мне рассказывали, во время боя храм загорелся, но один немецкий солдат, заметивший большую старинную икону, схватил ее и вынес из огня. Спасая икону, он был ранен и отправлен на лечение в Даугаупилс». Спасенная от пожара икона была привезена в Псков. Перед приходом советских войск икону вывезли в Ригу.
В листке «Слава Божией Матери» прот. Иоанн Легкий писал о прибытии Тихвинской иконы Божией Матери в Ригу: «4-го марта 1944 года эта икона прибыла в Рижский кафедральный собор, торжественно встречена Рижско-градским духовенством во главе с преосвященным епископом Рижским Иоанном. По прибытии иконы был совершен молебен, по окончании которого владыка Иоанн радостно приветствовал икону, начав свое слово евангельским восклицанием: “И откуду мне сие да прииде Мати Господа моего ко мне” (Лук. 1, 43)».
А. В. Гаврилин отмечает: «Понимая всю зыбкость своего положения и, видимо предчувствуя свою близкую кончину, митрополит Сергий в октябре 1943 года составил завещание, заместителем экзарха он назначил именно епископа Иоанна».
Весной 1944 года вся православная Рига была потрясена трагичным событием. Сестра вспоминает: «Я играла во дворе с детьми, вижу, монашка к кому-то подходит и говорит: “Митрополит Сергий убит”. Я бегом мчусь к матери домой и ей это повторяю. Она начала плакать, рыдать, а до меня это не сразу дошло». Митрополит Сергий был убит 29 апреля 1944 года, вместе с преданным ему шофером из советских военнопленных, майором Кулаковым, Героем Советского Союза, и еще тремя пассажирами. Советские говорили, что его убили немцы, немцы – что партизаны. Этот вопрос до сих пор не имеет ответа. Священник Николай Трубецкой (1907–1978) свидетельствовал, что митрополит Сергий был расстрелян партизанами, переодетыми в немецкую форму. Об этом ему рассказал партизан – участник расстрела, отбывавший срок вместе с Трубецким в том же лагере в Инте, Коми АССР.