Страница 4 из 8
«С первых дней советской власти в Латвии было развернуто наступление на религию и Церковь», – отмечает А. Гаврилин. Было запрещено преподавание Закона Божьего в школах, закрыты богословские учебные заведения, Церкви запретили работу с детьми и молодежью, миссионерскую и издательскую деятельность. В латвийской прессе появились яростные нападки на религию и священников. «…Методы психологического давления на верующих и духовенство приобретают самые грубые, разнузданные формы», – пишет А. Гаврилин. Он обстоятельно описывает и сильнейший экономический нажим на Церковь.
Присоединять на правах епархии Латвийскую Православную Церковь к Московской Патриархии в Ригу приехал митрополит Сергий (Воскресенский). Он поселился в Рижском Свято-Троице-Сергиевском монастыре (где отец был настоятелем). Ему отвели скромные покои в монастырском корпусе. Здесь митрополит Сергий попал в своеобразный обломок Российской империи, где жизнь текла, как в дореволюционные времена. Владыку сопровождал секретарь, человек интеллигентный, вежливый. Сомнений в том, к какому ведомству он принадлежит, ни у кого не было. Странно, он хотел меня удочерить, уговаривал родителей. «Вы знаете, что с Вами будет, а со мной Ирочка побывает во многих столицах мира». Родители наотрез отказались.
Знаменательно то, что за год советской оккупации никто из проживавших в ограде монастыря не был арестован. Говорили, что после прихода немцев секретаря владыки Сергия нашли убитым в подвале НКВД.
Дядю о. Иакова арестовали, били головой о стол при допросах. Его приговорили к расстрелу, под утро. Ночью началась бомбежка, советские войска ушли, немцы его освободили, как и всех, арестованных Советами. Маминого брата Андрея в советское время взяли в армию. Он был в Красной армии во время отступления, отморозил ноги, попал в плен, немцы его, как латвийского гражданина, со временем отпустили, впоследствии он стал секретарем Псковской миссии, женился на псковитянке.
В архиве отца я нашла справку от 24 мая 1941 года, данную отцу Патриаршим Экзархом Сергием, о том, что он находится в общении с Московской Патриархией и в священнослужении не запрещен. (Возможно, что это было защитной грамотой.) Владыка Сергий полюбил отца, подарил ему серебряный наперсный крест. Нас, детей, баловал, катал на взморье на своем автомобиле, шутил с нами. Устраивал иногда у нас в доме небольшие приемы. Помнится, у нас побывал певец Иван Жадан. Когда в гостях оказалась бывшая актриса Мариинского театра Мария Ведринская, меня выпустили декламировать «Тиха украинская ночь». Ведринская сказала маме: «Привозите ко мне Ирочку на уроки», и мама несколько раз меня возила. Но времена были тревожные, и уроки прекратились, я осталась с «шипящими согласными».
«Владыка Сергий возвратился в Ригу (после поездки в Москву. – И. Л.) в белом клобуке в сане Митрополита Литовского и Виленского, Экзарха Латвии и Эстонии. Отношение к нему было осторожное, хотя все видели в нем исключительного служителя Церкви. Он замечательно служил, быстро навел порядок, и как-то не чувствовалось, что владыка боится советской власти. Митрополит Сергий, несомненно, привлекал людей к церкви. Ему в то время было только 44 года, с трудом верилось, что он приехал из Советского Союза. Невольно у людей появилась надежда, что раз в СССР может быть такой архиерей, то могут быть и такие священнослужители. Но были среди прихожан и те, кто владыке не доверял.
С приездом владыки, особенно после того, как он остался в Риге, число молящихся увеличивалось с каждым днем. Служил он прекрасно, голос у него был чудный, все сослужившие ему пели – от старшего священника до самого маленького жезлоносца – и пели не хуже хора… В одной статье, которую я получил из Риги, когда исполнилось 50 лет со дня смерти владыки, его жезлоносец писал: «Он был величественным архиереем. Выше среднего роста, в меру полный, с длинными слегка вьющимися волосами, он производил царственное впечатление, особенно когда стоял на кафедре в полном облачении в окружении многочисленного духовенства или когда с посохом в руках выходил из алтаря» (Герич А. В. Трагическая судьба митрополита Сергия (Воскресенского) // Новый часовой. 2004. № 15–16).
Масштаб личности экзарха Сергия невероятен. Он оставался верен своему духовному наставнику митрополиту Сергию, но как-то ошарашил отца вопросом: «Вы знаете, кем был митрополит Антоний?» – имея в виду митр. Антония (Храповицкого), возглавившего Русскую Зарубежную Церковь по благословению патриарха Тихона. Отец в смятении не знал, как отвечать. А владыка Сергий говорит ему: «Это настоящий Отец Церкви». Сам экзарх Сергий был и князем, и воином Церкви. Он бесстрашно противостоял и советской, и немецкой разведке, говоря: «Если с НКВД справлялись, с этими колбасниками и подавно справимся». В память врезались два его богослужения в каменном соборе монастыря: молебен по случаю провозглашения Смоленского воззвания генерала Власова, когда ощущался особый подъем среди молящихся, невозможное казалось возможным, и виделась Россия, сбросившая с себя советские оковы; и второе – на Страстной неделе – Чин омовения ног Апостолов: в темном каменном сыром соборе владыка Сергий, преклоня колени, умывал ноги двенадцати священникам.
По поводу того, что экзарх остался в Латвии во время немцев, ходило много кривотолков. Но ведь долгом архипастыря было оставаться со своей паствой.
Александр Гаврилин справедливо пишет, что несомненными заслугами Экзаршего управления были: окормление советских военнопленных летом – осенью 1941 года (в конце 1941 года немецкая администрация запретила богослужения в лагерях для военнопленных); работа Псковской православной миссии в 1941–1944 годах (разрешение на посылку миссии было получено в августе 1941 года; до возвращения советских войск миссия открыла в северо-западных областях около 400 церквей); организация духовной и материальной помощи российским беженцам на территории Прибалтики в 1943–1944 годах.
Впервые немецких солдат мы увидели, когда они привезли под конвоем русских военнопленных в монастырь на «земляные работы». Устроено это было с тем, чтобы пленных накормить. В то время хлеб выдавался по буханке на человека, все бросились покупать хлеб. Впервые и меня направили в пекарню через улицу от монастырской ограды. Я почувствовала себя взрослой. Контраст между немцами и изможденными, в лохмотьях, пленными был разителен.
В августе 1941 года первая группа русских священников из Латвии отправилась в Псков. Галя вспоминает: «Основавший Псковскую миссию экзарх Сергий говорил: “Я посылаю самых лучших”. Одним из них был мой отец. Накануне служили литургию в Рижском кафедральном соборе, вечером – напутственный молебен у нас в монастыре. Я хорошо помню этот вечер. Мне семь лет. Уезжает мой любимый папа. Слезы душат, чтобы не разрыдаться вслух, выбегаю из храма. По дороге идет монашка, увидев меня, говорит: “Галя, что с тобой?”. Я шепчу: “Шнурок развязался”, наклоняюсь, делаю вид, что завязываю, вытираю глаза и бегу домой».
О Псковской православной миссии протоиерей А. Ионов в «Записках миссионера» пишет:
«Необходимость в Псковской миссии была осознана митрополитом Сергием сразу же, как только стали поступать первые просьбы из Пскова и других городов о присылке священнослужителей в эти места… Немецкие власти долго не соглашались на организацию Псковской миссии; в конце концов, они дали согласие на поездку группы православных священников Прибалтики в “страну за чертополохом”. Митрополит Сергий предписал ряду священников, тем, кто помоложе, отправиться в Псков. О личном согласии никто не справлялся. Все делалось в рамках церковной дисциплины, церковного послушания. К чести нашего духовенства, никто не отказался от участия в Миссии.
Мы прибыли в Псков к вечеру 18-го августа 1941 года, в канун праздника Преображения. В Троицком соборе только что закончилась служба, ее совершал на неделю раньше нас приехавший из Латвии протоиерей о. С. Е. Народ, переполняющий громадный храм, молча, в полной темноте (все светильники гаснут от порывов ветра в разбитые окна собора) подходит к амвону. Там заканчивается помазание освященным елеем. Происходит это в середине Всенощного Бдения, но сейчас такая масса людей, что обряд продолжается и по окончании службы.
Подошли к амвону и мы… Светлый праздник Преображения встречали мы на Русской Земле, в темноте. Троицкий собор – вчера еще Антирелигиозный музей… Вчера – насмешки, хула, поругание. Сегодня – чудные церковные песнопения, веками звучавшие в этих стенах. Лики святых – предмет вчерашних иронических замечаний руководителей экскурсий, сегодня перед ними благоговейно коленопреклоненная толпа. Со сложными чувствами легли мы спать в ту ночь в доме городского головы – русского псковича – кто на кровати, кто на полу, почти вповалку…
На следующий день все миссионеры приняли участие в Божественной Литургии. Многочисленная толпа заполняла Свято-Троицкий собор, он весь залит солнечным светом. Праздник Преображения – радостный праздник, и все лица молящихся просветленные. Первая встреча с русским народом. И эта встреча в храме».