Страница 12 из 14
Немедля вступает в действие русская контрпропаганда. Вот как ее описывает Бруссо: «Это были лишь прогулки по лагерям, речи, крики “ура”, чистая дребедень; короче говоря, обычная инсценировка, применяемая для введения в заблуждение этих впечатлительных народностей»[144].
Офицеры распространяют разные слухи: Сербия и Крит в ближайшее время начнут принимать беженцев, снабжение за счет США… Кубанский атаман запрещает своим казакам уезжать. Наблюдаются случаи избиения офицерами желающих покинуть Лемнос[145]. За это время грузятся на борт 1430 человек, вот уж несколько недель демобилизованных в ожидании отправки. Грузятся еще около 500 человек, явившихся по собственному почину к причалу. Около 1100 донцов, прибывших из Чаталджи, объявили себя «возвращенцами», не высадившись на Лемносе. На следующее утро, с 8.30, некий капитан Мишле с конвоем из тридцати вооруженных матросов и четырех конных жандармов появляется у мест расквартирования с вопросом, все ли ознакомились с приказом ген. Бруссо, и повторяет, что каждый свободен уехать. Тем, кто выражает желание вернуться в Россию, предлагается сразу собрать вещи и немедленно направиться в порт к месту погрузки. Приказано обуздать немедленно все слова и жесты, имеющие издевательский оттенок[146].
Эффективность подобного мероприятия весьма мала, как подчеркивает один французский очевидец: «Нетрудно было предвидеть, что все увенчается лишь скромным успехом; желающие вернуться боятся покинуть ряды под насмешливым взглядом товарищей, и враждебным – офицеров. Чувствуется, что их заранее готовили: не успел офицер закончить свою речь, как раздается как по команде единодушный крик: желаем остаться в армии Врангеля»[147].
В Кубанском лагере Мишле ожидает живописный маршрут, который он детально описывает во всех своих докладах. По пятам за ним следуют Фостиков и около тридцати русских офицеров, с оружием. В «надежных» частях прием отлично отрепетирован. Например, гвардейский полк[148] единогласно выражает желание уехать… в Германию: «Этот коллективный ответ произвел у свидетелей, господ и дам из штаба […] взрыв удовлетворения и насмешек, покрытых неизбежной музыкой».
В Алексеевском училище – ни одного желающего, что неудивительно: «Не успел я закончить речь к кадетам, как те, в знак преданности начальнику училища генералу Лебедеву, стали его по русскому обычаю качать под несмолкаемое “ура”.
Тут два офицера объясняют Мишле, что настоящие казаки вернутся в Россию лишь с оружием в руках; «дабы прекратить эту бессмысленную и не раз уже слышанную болтовню, я им ответил, что коли у их казаков так чешутся руки по оружию, то зачем они им не воспользовались получше тогда в Крыму»[149]. На этот остроумный ход последовал официальный протест Врангеля.
Инциденты продолжаются, как только объявляются желающие возвращения на родину: «Желающих берут в оборот их товарищи и начальство, обвиняют в краже обмундирования. Но один из кандидатов на отъезд […] показывает мне свои босые ноги. Я требую, чтобы его экс-начальство вернуло ему обувь, на что следует частичное удовлетворение: изношенные и негодные туфли».
Тогда именно и происходит инцидент, который повлечет за собой выдворение ген. Фостикова с Лемноса. Несколько офицеров бросаются на отъезжающих с целью отобрать шинели и новую обувь: «Я приказал жандармам арестовать одно особенно грубое лицо […], что и было исполнено, несмотря на то, что этот тип яростно отбивался, поощряемый своими начальниками и даже самим генералом Фостиковым. […] Фостиков приказал офицерам, наблюдавшим за происходившим, вырвать его из рук жандармов. Приказ был исполнен охотно, и жандармам пришлось отпустить пленника»[150].
Из всех отчетов явствует, что захотело уехать лишь небольшое количество беженцев. Чем тогда объяснить факт, что погрузилось до 6000 человек? Отвечает сам ген. Бруссо: «Нужно сказать, что на призыв французского офицера отозвалось довольно ограниченное количество казаков. Зато гораздо больше их тайком покинули ряды по дороге к месту посадки, пользуясь ослаблением внимания офицеров»[151].
В Донском лагере погрузка происходит гораздо спокойнее, несмотря на то, что немало инцидентов имеют место и здесь (у желающих уехать отбирается одежда, офицеры поворачиваются спиной к говорящему и т. д.). Но на борту «Решид-паши» напряженность разряжается. Один офицер из комсостава ген. Бруссо обращается со следующими словами к 3300 беженцам. Вот его отчет: «Я попросил желающих отбытия в Совдепию встать группой […], что и было исполнено с явным удовольствием. Я поднялся на верхнюю палубу, откуда мог охватить всю массу людей […]. Простым поднятием руки я добился тишины. Я начал с того […], что сообщил от имени генерала Бруссо, что тот желает им доброго пути и благополучного возвращения. Меня прервали крики благодарности и “ура”. Простой жест рукой, и вновь наступает тишина. […] Один человек просит слова. Я, конечно, ему не отказываю. Он просит меня от имени своих товарищей поблагодарить французское командование и, в частности, генерала Бруссо за оказанное гостеприимство и за предоставленную им возможность освободиться от скверного обращения своего офицерского состава»[152].
27 марта в 12.30 «Решид-паша» выходит в море. Продолжается погрузка на «Дон». Тот, в свою очередь, выходит в море рано утром 31 марта. На борту 3188 человек. Перед отплытием тот же самый офицер поднимается на борт и произносит ту же речь: «Повторилась сцена, имевшая место на “Решиде”, но, может быть, с меньшим энтузиазмом. Тем не менее, слова мои были встречены хорошо и сопровождались криками “ура”»[153]. По прибытии в Одессу, по сведениям французской спецслужбы, они были встречены духовым оркестром, звуками Интернационала и речами: «Красные встретили солдат весьма дружелюбно. Их построили в колонны и направили в казармы, где накормили. Находившихся среди них офицеров встречали более сухо. Их построили отдельной частью, но ни о каком плохом обращении слухов нет»[154].
Советские власти объявляют даже, что будут рады принять беженцев, еще находящихся в Константинополе: «Большинство из них рядовые казаки, мобилизованные крестьяне, мелкие служащие. Никому из них не закрыто возвращение на родину, их ждут, их простят»[155]. Но одновременно те же власти сообщают, что подобная репатриация сможет произойти лишь по соглашению на уровне правительств, что для Франции совершенно неприемлемо. Похоже, что «русский выход» закрывается.
Итак, за несколько дней в Россию вернулось более 6000 человек. Не отозваться на подобное оскорбление Врангель, конечно, не может. В официальном коммюнике, а также в письме на имя французских маршалов, он пишет о явном предательстве. Врангель также направляет письмо французскому Верховному комиссару в Константинополе, донося на генерала Бруссо: «… Лемносские власти в своем служебном рвении зашли, похоже, слишком далеко и злоупотребили моим солдатским доверием…». Врангель вперемешку обвиняет Бруссо в пропаганде с целью опорочить русское офицерство, в их оскорблении и унижении использованием вооруженной силы, насильной погрузке нерешительных казаков, в запрещении покинуть судно после погрузки. Потеряв всякую надежду, как пишет Врангель, некоторые из них бросились в море, дабы избежать насильственной репатриации. Копию этого письма Врангель направил ген. Бруссо. Его рукой на полях письма трижды написано «ложь», трижды «неточно», а там, где говорится о бегстве вплавь, помечено «ложь и чепуха»[156].
144
Ibid., 56 C 61–62, письмо 190/S ген. Бруссо Командующему СОС от 29.03.1921.
145
SHAT, 20 N 1155, доклад капитана Буриана от 01.04.1921.
146
SHMT, 57 C 27, приказ 50 ген. Бруссо от 26.03.1921.
147
SHAT, 20 N 1155, доклад капитана Буриана от 01.04.1921.
148
Донской лейб-гвардии сводно-казачий полк, в котором на Лемносе был И. Сагацкий. – Прим. В. Е. Койсина.
149
Ibid., доклад капитана Мишле от 11.04.1921.
150
SHMT, 56 C 61–62, доклад капитана Мишле от 27.03.1921 (Полный текст доклада, датированного 26.03.1921, приведен в статье С. С. Поповой: Франция и проблема возвращения врангелевцев в Советскую Россию в 1921 г., с. 260–261. – Прим. В. Е. Койсина).
151
SHAT, 20 N 1155, письмо 198/S ген. Бруссо Командующему СОС от 12.04.1921.
152
Ibid., доклад мл. лейтенанта Шмитта от 29.03.1921 (полный текст доклада см.: Франция и проблема возвращения врангелевцев в Советскую Россию в 1921 г., с. 261–262. – Прим. В. Е. Койсина).
153
Ibid.
154
Ibid., 20 N 1097, сводка 131 разведывательной службе в Константинополе от 13.04.1921.
155
Ibid., 20 N 1154, радиограмма из Москвы от 05.04.1921.
156
Ibid., 20 N 1155, письмо 5949 ген. Врангеля ген. Пелле от 02.04.1921.