Страница 11 из 14
Во время бурной встречи Фостиков объявляет Бруссо, что разрешение возвращения в Россию равнозначно расформированию Кубанского корпуса. Эту точку зрения Бруссо разделяет: «Ясно, что если допустить пропаганду и свободу выбора, уехали бы все нижние чины, бросая на произвол судьбы более 3000 офицеров, или так называемых».
Но о причинах мнения расходятся: «Фостиков объясняет этот исход пропагандой, грозящей уничтожением семейств невозвращенцев, а также слабодушием самих казаков, этих больших детей. Я скорее вижу здесь отчуждение нижних чинов от неспособного офицерства, потерявшего свое достоинство, лгунов, жуиров и воров, и отвращение к власти, оказывающей им снисхождение».
Бруссо восстает против плохого обращения, которому подвергаются кандидаты-возвращенцы со стороны офицеров: «Конфискуют одежду, одеяла, сокращают пайки, и были даже случаи актов насилия». На это Фостиков отвечает угрозой «разделаться» с теми 100 или 150 «агитаторами», которые занимаются «пропагандой» за возвращение домой. В таком случае, реагирует Бруссо, он, не колеблясь, прибегнет к помощи орудий стационера. В конце концов он добивается от Фостикова туманного обещания, что возвращенцев не станут беспокоить. Предвидя, что погрузка возвращенцев будет сопровождаться буйством, Бруссо требует подкрепления войсками и судами. Он их не получит. В сильном раздражении генерал заканчивает свой рапорт словами: «Мы в крайне затруднительном положении!»[131] Начинается битва за сохранение Врангелевской армии. Тут явно допускаются любые ходы. Врангель со штабом на деле стараются непосредственно договориться с Сербией, Болгарией, Чехословакией и Венгрией, чтобы те согласились принять у себя определенные части с сохранением их военного статуса, готовые возобновить борьбу при первой возможности. Массовое возвращение разрушает этот план.
Ввиду того, что Франция не признает Советское правительство, контакты возлагаются на Красный Крест. 20 января председатель Международного Красного Креста направляет в Москву телеграммы наркому иностранных дел Чичерину, с просьбой «разрешить и упростить возвращение россиян, изъявивших таковое желание»[132]. Ответа не последует. Тогда прибегают к иной стратегии: поставить Советы перед свершившимся фактом, направив им корабль с беженцами, с борта которого уполномоченным лицом будет направлена телеграмма, умоляющая их принять.
Первая репатриация, через Новороссийск
Желающих вернуться слишком много для одного судна. К 7000 лемносцам надо добавить 2888 донцов из лагеря в Чаталджи. По просьбе Врангеля, именно эти донцы погрузятся первыми на первый корабль. Свободных мест остается около 500; это для донцов с Лемноса.
12 февраля первые 558 человек покидают остров. Один французский моряк кратко пишет, что «все прошло спокойно, как и среди отбывших, так и у тех, кто не смог погрузиться из-за нехватки мест»[133]. На имя советских наркомов посылается подписанная уполномоченными следующая телеграмма: «Около 2000 казачьих беженцев[134] желают вернуться на Родину через Новороссийск. Перевозящее их судно прибудет к месту контроля на новороссийский рейд 15 февраля. Просят о разрешении высадиться в Новороссийске. Безоружны»[135].
После перепалки, переговоров под водку и продолжительных допросов пассажирам разрешают сойти на берег. Ввиду удачного начала намечается новая репатриация на конец марта. Советские власти готовы принять новый контингент уже в Одессе.
Вторая репатриация, через Одессу
Через неделю после первой репатриации на Лемнос приехал Врангель. В своем обращении к войскам он подтверждает, что никого не удерживает, но также клеймит тех, кто голосовал за возвращение в Россию. Командир стационера замечает, что «после этого посещения списки кандидатов на репатриацию резко сократились»[136]. Одновременно, по данным французской разведки, секретный циркуляр русского штаба предписывает начальникам лагерей бороться с пропагандой о репатриации, подчеркивая, что большевики абсолютно ничего не гарантируют возвращенцам[137], что, кстати, оказывается правдой.
Результаты этого русского «контрнаступления» чувствительны. По данным русской разведки, «число желающих возвращения в советскую Россию сократилось до ничтожных размеров: около 1000 человек на весь кубанский корпус. Эти лица сведены в отдельную группу, содержатся в неблагоприятных условиях. За ними ведется непрерывное наблюдение»[138].
16 марта Бруссо принимает у себя делегацию от этой группы с тем, чтобы сообщить им об удачном завершении первой репатриации. Пользуясь случаем, он расспрашивает их об издевательствах, которым они якобы подвергаются со стороны офицеров. Кубанцы подтверждают: «Нам не выдают ни белья, ни обуви, и многие из нас ходят босыми». Затем Бруссо хочет узнать, есть ли среди казаков, оставшихся в частях, желающие вернуться в Россию: «Все желают, но их сдерживает страх перед начальством. Мы не знаем, что нас ждет дома, но нас влечет любовь к родной земле, а вопросы политики мы отбрасываем».
Бруссо сразу же докладывает об услышанном ген. Шарпи и заканчивает следующими словами: «Мне ясно, что в тот день, когда казаки смогут свободно изъявить свою волю, под защитой французских штыков и в присутствии на рейде судна для их перевозки, большинство из них уехало бы»[139].
Выйдя от Бруссо, пятеро уполномоченных тотчас арестовываются по приказанию Фостикова официально как бунтовщики, за отказ от выполнения нарядов и бросание камней в офицеров. Плохо одетых и обутых, их выгоняют на работу под открытым небом, несмотря на «отвратительную», по словам Бруссо, погоду и несмотря на то, что в тот день никто вообще на свежем воздухе не работал[140].
При подобной систематической обструкции, в отличие от системы первой репатриации, французские власти решают погрузить на следующий рейс всех желающих, не считаясь с мнением Врангеля, и предупредить беженцев лишь за сутки до отправки. Предусмотрены два крупных судна на более чем 6000 человек[141].
Все происходит чисто по-военному. 25 марта «Решид-паша» бросает якорь у Лемноса: на борту последняя группа донцов из Чаталджи. На следующий день, 26 марта, т. е. за 24 часа до отправки, по приказанию Бруссо в лагерях объявляется следующее: «Генерал Шарпи, командующий СОС, мне сообщает, что Верховный комиссар Французской Республики на Востоке объявил генералу Врангелю, что правительство решило вскоре отменить кредиты на содержание русских беженцев, а также сообщает, что французское правительство не намерено ни способствовать, ни допустить новое выступление армии Врангеля против Советской власти. Врангелю сообщается, что в настоящих обстоятельствах у беженцев есть три альтернативы: 1) возвращение в Советскую Россию, 2) переезд в Бразилию и 3) личный поиск средств на удовлетворение нужд. При подобном ясном положении вещей необходимо пресечь различие между гражданскими и военными беженцами, и принимать и тех и других на равных началах, если они выразят желание воспользоваться одним из предлагаемых выходов. Французское правительство располагает сведениями, что […] лицам, уже направленным в Новороссийск, был оказан хороший прием и не было причинено никакого вреда […]
Итак, […] начальникам лагерей Мудрос Восточный и Мудрос Западный предписывается довести настоящий приказ до сведения своих подчиненных с тем, чтобы мне было доложено к завтрашнему дню, к 18 часам, а по возможности раньше, о количестве желающих вернуться в Совдепию[142] […]. Свобода выражения мнения сохраняется за всеми, а те, кто будут препятствовать этому, понесут ответственность перед французской властью. Настоящий приказ будет прочитан войскам полностью, а затем расклеен в лагерях»[143].
131
SHAT, 20 N 1155, письмо 176/5 ген. Бруссо Командующему СОС от 09.02.1921.
132
ADQO, Фонд «Европа 1918-40», дело «СССР 259», радиограмма Адора Чичерину от 20.01.1921.
133
SHMT, 57 C 27, доклад 6 лейтенанта Лелюка Командующему Восточно-средиземноморской эскадрой от 12.02.1921.
134
На самом деле их 3370.
135
SHMT, 56 C 61–62, письмо 3312/3 ген. Шарпи Командующему Восточно-средиземноморской эскадрой от 10.02.1921.
136
Ibid., 57 C 27, доклад 12 лейтенанта Лелюка Командующему Восточно-средиземноморской эскадрой от 24.02.1921.
137
SHAT, 20 N 1097, сводка 25 разведывательной службы в Константинополе от 02.03.1921.
138
Ibid., 20 N 1155, отчет 12 русской разведывательной службы на Лемносе от 06.03.1921.
139
Ibid., письмо 1464 ген. Бруссо Командующему СОС от 16.03.1921.
140
Ibid., письмо 186/5 ген. Бруссо Командующему СОС от 18.03.1921.
141
SHMT, 56 C 61–62, телеграммы 3610 и 3611 Начштаба СОС ген. Бруссо от 20.03.1921.
142
Интересно, что Бруссо – неявно выступая за возвращение казаков на родину – вместе с тем употребил слово «Совдепия», будто не зная о его негативном звучании. – Прим. В. Е. Койсина.
143
Ibid., 57 C 27, письмо 1515 ген. Бруссо Командующему Донским корпусом.