Пьесы

Звук фанфар приближается.

В общем, я совершенно не боюсь.

Звук фанфар приближается.

Спички! Спички!

Бабетта. Может, этого никто и не видел?

Бидерман. Я не позволю создавать ажиотаж вокруг какой-то катастрофы! Катастрофы были, есть и будут! И вообще: ты только посмотри на наш город! Весь из стекла и бетона! Я тебе скажу, если уж говорить откровенно, - это просто благо, что он сгорел, просто благо - с архитектурной точки зрения...

Слышен звук фанфар, потом вступает орган, и появляется пышно

разодетая Фигура в величественной и торжественной позе; облачение

у нее примерно как у епископа, но только примерно. Бидерман и

Бабетта опускаются на колени у рампы.

Фигура (стоит неподвижно посредине сцены). Анна! (Медленно снимает фиолетовые перчатки.) Я только что с небес.

Бидeрман. Слышишь?

Фигура. Толку никакого. (Швыряет первую перчатку.) Анна! (Медленно снимает вторую перчатку.) Я сомневаюсь, настоящие ли небеса они мне показали, - они-то уверяют, что настоящие, но я сомневаюсь... Так все торжественно, все при орденах, и из всех репродукторов несет фимиамом. Целый Млечный Путь из орденов - черт голову сломает. Встретил там всех своих клиентов - самых отъявленных убийц, - так вокруг лысин у них порхают ангелочки, все друг другу кланяются, прогуливаются, пьют вино, поют "Аллилуйя", хихикают, что их помиловали; святые демонстративно молчат они-то все каменные или деревянные, взяты напрокат; а князья церкви - я замешался в толпу князей церкви, чтобы разведать, где живет бог,- они тоже молчат, хотя они-то уж не каменные и не деревянные... (Швыряет вторую перчатку.) Анна! (Снимает головной убор и оказывается Айзенрингом.) Я переоделся! А те, кто там наверху стоят у власти и сами себе отпускают грехи, они меня даже не узнали. Я их благословлял!

Появляются Анна и Мартышка и склоняются перед Фигурой.

Разденьте меня! (Сохраняя по-прежнему величественную позу, простирает руки, чтобы можно было расстегнуть четыре шелковых облачения: первое серебристо-белое, второе позолоченное, третье фиолетовое и четвертое кроваво-красное.)

Орган смолкает. Бидерман и Бабетта продолжают оставаться на

коленях у рампы.

Принесите фрак!

Анна. Как вам угодно.

Фигура. И парик старшего официанта.

Анна и Мартышка снимают первое облачение.

Я сомневаюсь, точно ли господь бог меня принимал, - все-то он знает, а когда повышает голос, то говорит точь-в-точь как пишут в газетах - слово в слово.

Крик попугая.

Где Вельзевул?

Мартышка. В котельной.

Фигура. Позовите его.

Сцена вдруг озаряется красным светом.

Что это за пламя?

Мартышка. Да это он разжигает. Только что прибыли несколько грешников ничего значительного, так, обычная серость...

Снимает второе облачение.

Фигура. Пускай погасит огонь.

Мартышка. Погасит?

Фигура. Погасит.

Крик попугая.

Как там мой попугайчик? (Замечает Бидермана и Бабетту.)

Спроси их, чего они молятся.

Мартышка. Они не молятся.

Фигура. Но они же на коленях...

Мартышка. Они хотят, чтобы им вернули их дом...

Фигура. Чего-чего?

Мартышка. Требуют компенсации.

Крик попугая.

Фигура. Люблю своего попугая! Единственное живое существо, не искажающее моих лозунгов! Я его нашел в одном горящем доме. До чего преданная тварь! Надо будет посадить его себе на правое плечо, когда опять отправлюсь на землю.

Анна и Мартышка снимают третье облачение.

А теперь, лапочка, мой фрак.

Анна. Как вам угодно.

Фигура. А вы, доктор, давайте сюда велосипеды. Помните? Два ржавых велосипеда.

Мартышка и Анна с поклоном выходят.

Бидерман. Вилли!.. Да это же Вилли!.. Я Готлиб, ваш друг. Вилли, ты что, забыл?

Фигура снимает с себя четвертое, и последнее одеяние.

Бабетта. Мы совершенно безгрешны, господин Айзенринг. Почему нас направили к вам, господин Айзенринг? Мы - жертвы, господин Айзенринг. Все мои драгоценности расплавились...

Фигура стоит в рубашке и носках.

Бидерман. Почему он делает вид, что не знает нас?

Бабетта. Ему неудобно, отвернись.

Анна вносит фрачные брюки.

Фигура. Спасибо, лапочка, спасибо.

Анна собирается уходить.

Анна!

Анна. Что вам угодно?

Фигура. Принесите две бархатные подушки.

Анна. Как вам угодно.

Фигура. Для господ, что стоят на коленях.

Анна. Как вам угодно. (Выходит.)

Фигура надевает фрачные брюки.

Бидерман. Вилли...

Бабетта. Вы же нас помните, господин Айзенринг, наверняка помните. Мой гусь - мечта, вы сами говорили.

Бидерман. Гусь в бургундском!

Бабетта. И с каштанами!

Бидерман. И с красной капустой!

Бабетта. И candlelight, господин Айзенринг, candlelight!

Бидерман. И как мы все вместе пели...

Бабетта. Ах да...

Бидерман. Ты что, в самом деле забыл?

Бабетта. Был такой милый вечер...

Бидерман. Сорок девятый, Вилли, "Кав дель Эшанон"! Лучшая бутылка в моем погребе! Вилли! Разве я не отдал все для того, чтобы мы стали друзьями?

Фигура отряхивает фрачные брюки.

Ты свидетель, Бабетта. Разве я не отдал все, что было у нас в доме?

Бабетта. Даже спички.

Анна вносит две красные бархатные подушечки.

Фигура. Спасибо, лапочка, спасибо!

Анна (дает подушечки Бидерману и Бабетте). Что-нибудь еще?

Фигура. Мой жилет, лапочка, мой белый жилет!

Анна. Как угодно.

Фигура. И парик!

Анна выходит.

(Повязывает галстук.) "Кав дель Эшанон"?..

Бидерман кивает, лицо его озаряется радостной улыбкой. Я все помню, Готлиб, отлично помню, как только черт умеет помнить. Ты чокался с нами, чтобы выпить на брудершафт, и дошел до того, что целовал черта в щеку - даже вспомнить стыдно, какая сцена!

Крик попугая.

Бидерман. Мы же не знали, Вилли, что вы черти. Честное слово! Если бы мы знали, что вы на самом деле черти...

Появляется Шмиц в обличье Вельзевула - с лошадиным копытом,

козлиным хвостом и рогами; в руках у него большая лопата для

угля.

Вельзевул. Ну в чем тут дело?!

Фигура. Не ори.

Вeльзeвул. Чего это ты переодеваешься?

Фигура. Нам нужно опять на землю, Зепп.

Анна вносит белый жилет.

Спасибо, лапочка, спасибо. (Надевает жилет.) Ты потушил котлы?