Пьесы

Радист. Вот о нем ничего не знаю.

Капитан. Для тебя это удар, лейтенант, - из нас никто в шахматы не играет!

Лейтенант. Я уж тоже об этом думал. Ход был мой.

Ефрейтор. Я его видел...

Капитан. Александра?

Ефрейтор. У него горел парашют.

Капитан. Бедняга...

Лейтенант. Ему всегда снилось, что парашют несет его в родной город.

Молчание.

Капитан, А где мы все-таки?

Радист. Вот это самое интересное.

Ефрейтор. Прежде всего, мы в укрытии, это главное. Прежде всего, мы в укрытии.

Капитан. Хлеб и вино... По-моему, на первый случай мы должны быть довольны. А если набраться терпения, можно будет постепенно и разузнать, где мы находимся. За врагов нас здесь по принимают. Кажется, это точно. И язык наш здесь понимают.

Появляется Бенджамин.

Ну что?

Бенджамин. Капитан...

Капитан. Ну говори же!

Бенджамин. Я видел только поющих людей. Старики, женщины, дети. Они сидят за длинным столом, всего двадцать один человек, и поют, а в руках у каждого - хлеб. Такое странное зрелище...

Капитан. Старики, женщины и дети?

Радист. Нельзя ли просто спросить, безо всяких?

Ефрейтор. В какой мы стране?

Радист. Да.

Ефрейтор. Чушь.

Радист. Почему?

Ефрейтор. Они сразу поднимут тревогу: появился враг. Через какой-нибудь час нас поймают.

Лейтенант. Да, он прав.

Ефрейтор. А представьте себе - если мы в каком-нибудь километре от границы, в пятистах метрах...

Радист. Но надо же хоть примерно знать, где эта граница, иначе какой от нее толк.

Ефрейтор. А мы это узнаем.

Радист. Как? Рация вся к черту сломана.

Ефрейтор. Мы это узнаем. Будем говорить про всякую ерунду, вроде между делом, поп и проболтается, - я беру это на себя.

Радист. Может, мы в своей стране...

Капитан. Все возможно.

Радист. Мы в своей стране, но мы не спрашиваем, мы в укрытии - это главное, и в один прекрасный день, когда война давно кончится, окажется, что мы все еще сидим в укрытии, прямо как по уставу, и ни о чем не спрашиваем, и так никогда и не узнаем, что мы дома...

Ефрейтор. Дома, ты говоришь? В этих руинах?

Радист. А вы думаете, друзья, что на родине все будет иначе?

Бенджамин. Тихо!

Лейтенант. Он и вправду несет нам хлеб с вином?

Входит священник с вином и хлебом в сопровождении мальчика и

раздает хлеб.

Священник. Это все, что осталось.

Капитан. Спасибо!

Священник. Как только вы съедите этот, надо будет испечь новый.

Летчики стоя молча едят хлеб и пьют вино; каждый отпивает

маленький или большой глоток из кружки и передает другому.

Мальчик. Дедушка...

Священник. Они ничего тебе не сделают.

Мальчик. Когда перестанут стрелять?

Священник. Не знаю, сынок. С нами уже ничего не может случиться. Тебе совсем не нужно бояться; в тебя они уже никогда не попадут снова, сынок.

Мальчик. Что это за люди?

Священник. Я их не знаю.

Мальчик. Это были враги?

Священник. Не знаю, сынок. Они хотят есть.

Мальчик. Все хотят есть...

Священник. Возьми эту кружку, она пустая, и принеси другую!

Мальчик уходит.

Капитан. Это твой сын, папаша?

Священник. Нет.

Мальчик приносит другую кружку.

Ефрейтор. Послушай, это, должно быть, монастырь?

Священник. Был монастырь.

Ефрейтор. А где ближайшая деревня?

Священник. Ближайшая деревня... (Передает кружку летчикам.) Ближайшая деревня... Ее уже нет.

Ефрейтор. Но какая-то должна быть ближайшая!

Священник. Не знаю. Не вижу. Хотя ты и прав, юноша: какая-то должна быть ближайшая, всегда, как бы далеко это ни было.

Ефрейтор. Так как же далеко?

Священник. Не знаю.

Ефрейтор. Ну примерно?

Священник. Ближайшая деревня, которую я знал, была совсем рядом с нашим монастырем; она сгорела, жители ее погибли, и с ними уже ничего не может случиться. Дальше начинаются леса, поля, где раньше зрели хлеба - в основном рожь, и овес тоже. За ними - болота, равнина, на которой постоянно происходят исторические сражения. Может быть, и следующая ближайшая деревня, которую я никогда не знал, тоже сгорела...

Ефрейтор. Может быть.

Священник. Так уж все устроено. Понять этого я не могу, объяснить это не могу.

Ефрейтор. Ты, стало быть, хочешь сказать, что сам не знаешь, как далеко до ближайшей деревни, до ближайшего живого человека?

Священник. Не знаю.

Ефрейтор. Послушай, как ты все это выносишь?

Священник. Мое место здесь.

Ефрейтор. И ты это выносишь?

Священник. Приходится привыкать, друг мой. Да это и не трудно, если знаешь, что никогда уже до нее не дойдешь - до ближайшей деревни.

Ефрейтор. Никогда не дойдешь?

Священник. Мое место здесь.

Капитан (отдает пустую кружку мальчику). Ты сказал, что надо испечь хлеб?

Священник. Да, я так сказал.

Капитан. За нами, папаша, дело не станет! Правда, сознаюсь, что я в жизни не испек ни одного хлеба и не знаю, как это делается...

Священник. О, это просто.

Капитан. Из вас кому-нибудь приходилось печь хлеб?

Священник. Вместе научимся. (Ефрейтору.) Мальчик тебе покажет, где топор. Дрова ты найдешь в любой руине - обуглившиеся балки, обломки картин, краски которых спеклись в огне. Только расколи все как следует, а потом мы растопим печь.

Ефрейтор. Растопим печь...

Священник. Мальчик тебе все покажет.

Ефрейтор. Папаша...

Священник. Что еще?

Ефрейтор. Почему ты так сказал? Что никогда уже до нее не дойдешь - до ближайшей деревни...

Священник. Потому что это так, мой друг.

Ефрейтор. Ничто не может быть так далеко, чтобы нельзя было дойти. Надо только все время идти - все время идти! Чего ты улыбаешься?

Священник. Разве я улыбаюсь?

Ефрейтор. Ты что, думаешь, я испугаюсь?

Священник. Разве я пугаю?

Ефрейтор. Ничто не может быть так далеко, чтобы мы не дошли, мы ведь молоды! Молоды! Ты знаешь, какие мы молодые? Война отняла у нас годы. Ты не смотри на наши лица! Я говорю тебе, что мы молоды, мы же еще мальчишки, мы совсем не знаем жизни. Жизнь? Разве у нас не впереди все то, что зовется жизнью?.. Да что я говорю!.. Ты меня не запугаешь. Мы смотрели смерти в глаза тысячу раз, мы летели сквозь огненные стены: рядом с нами, прямо из середины эскадрильи, самолеты вдруг перекувыркивались, загорались как факелы и распадались на части. Мы испытали огонь на собственных крыльях, мы знаем, что такое залп в спину: его почти не слышно, но товарищ, который сидит рядом с тобой, вдруг перестает отзываться, и с волос его каплет кровь. Мы знаем, что такое падение камнем - на бешеной скорости, над ночным морем, - мы смотрели смерти в глаза тысячу раз!