Страница 14 из 15
– Может быть, это и есть причина для снятия названия?
– Так виной-то этому не группа! Вина в том, что Боря не может остановиться. Он не останавливается. Он не оглядывается. Он не думает. А надо подумать. Я считаю, что «Аквариум» будет вне зависимости от того, что Боря решит. А каким он будет, Боря может чуть подкорректировать, это в его праве. Но пока он этого не делает. И еще интервью дает глупые…
– Сейчас же больше не дает…
– Ну, давал. Во всяком случае, люди, которые очень любили «Аквариум», Борю и вообще все это воспринимали, они перестали воспринимать. Я бы все ему простил, но вот это я простить ему не могу. Зачем вот так? Зачем же меня вот так?
– Но ведь не может же художник, музыкант полностью зависеть от чужого мнения и идти на поводу у тех, кто его любит…
– Но ты же сам видишь, что это чистый стеб – то, что происходит.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вот интервью некоторые по телевизору, которые без смеха и улыбки невозможно слушать.
– Мне это как раз и нравится. А нужны ли серьезные интервью? Я вот как раз у Боба видел фильм про некую хардовую американскую группу. Выдуманную. Музыканты там играют, поют, дают интервью – все как положено, только такой группы на самом деле нет. Есть только актеры, которые все это изображают. И все идет совершенно по стандарту, как у сотни групп в сотне фильмов. Говорятся совершенно одинаковые фразы, играются совершенно одинаковые песни. И все это как бы всерьез, как на самом деле и бывает. Тут есть о чем подумать…
– А может быть, может быть…
– Мне всякого рода ирония всегда была близка… Но вернемся к фототеме. Какая из фоторабот, сделанных с «Аквариумом», тебе кажется наиболее удачной и если такая есть – почему?
– Съемка Бориса дома, в 1985 году, зимой. Это была полуторачасовая съемка, я снял три пленки, по двенадцать широких кадров, и практически все эти кадры вошли в мой золотой аквариумный фонд.
– Что это за золотой аквариумный фонд?
– Это лучшие кадры с концертов, лучшие групповые снимки, лучшие портреты. И вот тогда все было очень здорово. Все снималось в одном помещении, на Софьи Перовской, но то, что сделано, не рассекретит ни один профессиональный фотограф. Потому что все сделано на черных фонах, с туманом, с лучами, браслетами, стеклами, светящимися глазами… А снято-то на кухне или в комнате обшарпанной, страшной… И все это было снято при какой-то настольной лампе!
– Сколько ты примерно извел пленки на «Аквариум»?
– Я не знаю, сколько я выбросил, но вот две коробочки, которые лежат на увеличителе… мы можешь их взвесить и запомнить в килограммах.
– А в метрах?
– А в метрах не знаю. Это в килограммах надо мерить, это тяжелые две коробки.
– Этот золотой фонд будет когда-нибудь издаваться?
– Ты знаешь, если бы я издавал «Аквариум» в 1987 году, я сейчас бы ездил на белом «Мерседесе» и принимал бы тебя не в этой комнате…
– И свет бы горел…
– Да, и у меня, конечно же, горел бы свет.
– Ты думаешь, что сейчас это уже не нужно?
– У меня постоянное ощущение… Тогда мне казалось – это рано, рано… Сейчас я вижу, что это уже поздно, поздно… будем ждать витка. Вот дружок мой издал плакат «„Аквариум” – лучшее вино». Не берут…
– Так плохой плакат получился.
– Все же «Аквариум», тот, от которого все так торчали. И слово броское, и Тихомиров оформил его… Не знаю, это неинтересно.
– А плакат с «рамкой»?
– Это мой. С рамкой золотой. Но это концепция группы.
– Когда ты их снимаешь, они слушаются? Или начинают режиссировать сами?
– Вот как раз этот плакат с золотой рамкой… Они попросили меня сделать эту съемку. Промурыжили довольно долго, потом повезли на автобусе. «Куда поедем?» Я говорю, что знаю место, и повез их на Кировский стадион. На берег вышли… Там пончо у Сережи, все симпатично так смотрится, какая-то чилийская группа… Боря в этом бредовом, расшитом золотом… я не знаю, что у него там на голове… Все очень смешно, забавно. И все очень рвется, нет единства, даже когда они стоят. Я снимаю. «Кодак». Сто двадцать рублей пленка. Чик – кадрик! Один из двенадцати ушел. Дальше снимаю. Нет состояния, ничего нет. Вдруг они: «Вон там саванна, джунгли!» Там у самого стадиона деревья тонкие, трава высокая, вот туда! Ну, Боря что? Боря не может просто так…
Он пошел за поленом, стал это полено ставить себе на лоб, на плечо. Ставит он, значит, это полено, а я говорю: «Ребята, у меня «Кодак»! Вы понимаете – «Кодак»! Невозможно эту пленку так хантулить! Давайте, я же знаю, зачем я вас сюда привез!» – «Давай, снимай, вот это класс!» Снимаю. Ну это все теперь лежит у меня, это отвал… Потом говорю: «Ну все? Наелись? Теперь пойдем туда, куда я вас привез». И мы пошли. И там, среди деревьев – я знал, какой будет сзади фон, там положенное дерево такое… маленькая солнечная поляночка, даже не поляночка, а пятачок земли сырой. И я их посадил в это место. Начались роптания. «Здесь грязно, у меня белые брюки». – «Постираешь». – «Вот здесь холодно… А меня уже комары кусают!» Наташа Васильева стоит, глумится над всем этим. Я стою, ору на них: «Курить, всем курить!» Они надымили, атмосферу создали, прозрачность убрали, солнышка лучик сзади, я – вспышку и со вспышкой, на солнышке, сделал этот кадр… Это очень сложно.
– Другие группы тоже сложно снимать, или с «Аквариумом» всегда особая возня?
– Я не снимаю группы, которые мне не нравятся. Когда я снимаю группы, которые мне не нравятся, то получается вроде «Скорой помощи» – для миньона я сделал… Ну, попросили – я их снял. Таких групп очень много, и их снимать тяжело, они еще сами себя не чувствуют. Это то же самое, как девушку снимаешь, которая прелестна, но она совершенно еще себя не чувствует, она не знает, что она такое… Это – ужасно!
Когда ты видишь, что вот все есть, все от природы дано, и… Тут хоть ори, хоть бей, хоть шлепай, хоть как… Все! Невозможно.
– Есть какая-то идеальная ситуация в аквариумном плане, о которой ты мечтаешь, которую ты, как художник, хотел бы найти и снять?
– А я снял идеальную ситуацию. Это «Музыканты пьют чай». Это 6-я Красноармейская, 1980 год, в канун Тбилисского фестиваля.
Июнь 1990
Свет «Аквариума»
Часть 1
Марк Брикман: «Я понял, что это мое»
Совсем не в каждой группе есть художник по свету. Наверное, не всюду нужны специалисты такого рода. Однако в «Аквариуме» давно творит свои чудеса персональный Мастер света. Без него теперь уже невозможно представить полноценные выступления легендарной группы. Это Марк Брикман, известный следующим своим высказыванием: «Командовать здесь будет один человек, и этот человек – я».
Публика не видит Марка, да, наверное, и не думает в большинстве своем особенно про световые чудеса, стабильно сопровождающие концерты «Аквариума». Однако почему бы не взглянуть на творчество группы в необычном ракурсе, с помощью самого Мастера?
– С каких пор ты стал сотрудничать с «Аквариумом»?
– Это я помню хорошо. Октябрь 1993 года. Голодное время… то есть просто как волк рыскал в поисках всяческих работ, но никаких работ нигде не находилось. И тут мне позвонил Миша Гольд, тогдашний директор «Аквариума»… а знакомы мы с Мишей были по бане… и предложил поработать – четыре концерта в Питере, четыре концерта в Москве, – и мы с ним договорились, что эти восемь концертов я отрабатываю, а потом уже решаем окончательно, гожусь я или не гожусь. Но уже после первых четырех питерских концертов я понял, что это мое… то, что происходило в группе; то, по чему тосковало мое сердце – я нашел и сказал, что «все, я – ваш!». Ну и вот…
– Ну а до этого времени «Аквариум» был знаком как таковой или очень приблизительно?
– Дело в том, что у меня нет слуха. Вообще. А до того я не интересовался совершенно не только рок-н-роллом, но и вообще музыкой. Так только, послушать иногда что-то… знал, что вот есть такая группа, что есть Гребенщиков и песня «Город золотой». Вот и все мое образование в этой области. Я просто не понимал, что происходит на концертах. Я что-то такое делал… все-таки профессионал, четверть века к тому времени, но не понимал, что происходит. Помню, что сразу после этих восьми концертов были концерты где-то в Сибири, в небольших клубах. Где со светом была просто полная ж… и я просто включал свет и вбивался в эту толпу у сцены, туда, в самую кучу, чтобы понять – что происходит? Чего я делаю-то? Зачем все это?