Оболочка

Что-то стряслось.

— Идём, — буркнул он уже одетой и смиренно сидевшей на стуле Кире.

Тело, похоже, запрограммировали — или как это называется в магическом мире? — просыпаться и собираться незадолго до первых солнечных лучей.

Она послушно поднялась и шагнула в дверь вслед за парящим.

Серые коридоры, лестницы, капли дождя по грязным окнам. Сердце вдруг зачастило, захотелось остановиться и прижаться лбом к холодному стеклу. А лучше открыть створку и втянуть утренний воздух полной грудью.

Что-то стряслось.

Кира чувствовала грядущие перемены каждым миллиметром своей-чужой кожи. В затылок будто впивались невидимые иглы, а душа стремилась спрятаться в дальний угол, забыться и позволить оболочке действовать самостоятельно.

Как в самые первые дни, которые, вероятно, спасли ей жизнь.

Кира не сразу осознала, кто она и где. Пыталась кричать от боли, но не могла открыть рот. Потом решила, что после аварии угодила на операционный стол, и анестезиолог облажался, но ощущения мало походили на действия хирурга.

А потом оболочка открыла глаза, и началась её повседневная жизнь. А Кира сидела внутри не в силах даже пальцем шевельнуть.

Жуткие, жуткие дни.

Но именно они помогли разработать план действий. Понять, как вести себя дальше. Получить хоть какие-то знания о новом мире.

Свой первый самостоятельный взмах рукой Кира, наверное, никогда не забудет. Столько радости он принёс и столько страха. Потому что после него уже нельзя было оставаться простым пассажиром в чужом теле. Впрочем, и не хотелось.

До сегодняшнего дня.

Что-то стряслось. Что-то ужасное.

Не для летунов — они, конечно, хмурились, но скорее от досады, чем тревожно.

Не для летунов — для Киры.

— Не видать ещё? — Покус высунулся за дверь, где под набирающим обороты дождём мокли Крес и Джани — единственная женщина в восьмом отряде.

— Не, — отозвался Крес, — не видать.

— Глупости какие, — проворчала Джани. — Мы бы её уже сами давно доставили. Только срединных жрецов нам тут не хватало.

— Не тебе решать, — пожал плечами Покус и, захлопнув дверь, прислонился к стене напротив застывшей Киры.

Она с трудом удержалась, чтобы не сглотнуть.

Её продавали обратно в храм. И всё из-за клятых эвертов.

Раз один из трёх материков не намерен платить за защиту, значит, нужно вернуть деньги за одну из трёх пустышек. За последнюю. Самую молодую и слабую.

Ублюдки.

Ей там не выжить. Более того — если верить слухам, остров её и не пропустит, ведь она не жрец и с некоторых пор не бездушная.

Будь Кира собой, то уж точно не устояла бы на месте. Она вообще никогда не умела стоять неподвижно дольше нескольких секунд. Сразу же начинала мяться, вертеться, лезла в телефон-книжку-планшет, разглядывала и щупала всё вокруг, напевала, пританцовывала, теребила юбку, ковыряла ранку, наматывала на палец волосы, чесала нос-ухо-шею или шагала из стороны в сторону.

Но оболочке было велено стоять, и она прекрасно выполняла свои функции.

А Кира только шипела про себя.

Был вариант всё рассказать отряду, попросить о помощи, но его она быстро отбросила. Нельзя.

И Айк предупреждал, да и сама Кира со временем поняла, что ей повезло попасться именно ему. Никто другой бы не проникся. И мигом бы сдал её жрецам, что могло привести лишь к казни.

Оружие не должно обладать собственным разумом, а уж тем более сердцем.

В этом плане они тут все фанатики.

Хотя если вдуматься, ну какая же чушь! Совсем они с этими богами мозги растеряли. Стихийников, значит, лишим души, превратим в пустые оболочки, дабы подобной мощью не повелевали эмоции и корыстные цели, но отдадим это оружие в руки тех, кто и разумен, и эмоционален, и корыстен наверняка. К чему это посредничество? В чём суть? Кира, конечно, не до конца разобралась, как тут распределяют оболочки, действительно ли настолько продажны жрецы, и для чего ещё используют ей подобных, кроме усмирения стихий. Но если жрецы — живые и дышащие, то все деяния Торна теряют смысл. Или же мотивы его лежат совсем в иной плоскости, а всё остальное придумали смертные в меру своей фантазии. Или же пустышки — совсем не то, чем их тут считают.

В любом случае не ей открывать кому-то глаза.

Местные весьма упёрты и даже агрессивны, когда дело касается их верований. И злы: на Сестёр, Брата, друг друга, пустышек и всякого, кто живёт «по ту сторону забора». В общем, всё как всегда.

Айк же был молод, своеволен и, если честно, несколько глуповат. И, конечно, как и все элорги, излишне чувствителен. Он жалел Киру. Возможно, даже слегка влюбился в живую оболочку и придумал для её внезапного одушевления какую-то свою божественную теорию — оправдание, лишь бы ни в чём не признаваться старшим.

Айк бы никогда не помог Кире сбежать, но порой предпринимал попытки убедить, что со временем её судьба прояснится, предназначение откроется, и путь расстелется под ногами.

Неужели вот он, этот путь? Прямиком на плаху?

На самом деле Кира понятия не имела, как тут казнят, но воображение рисовало что-то жуткое и кровавое. Хотя, скорее всего, и в этой сфере задействована магия. Разве не наказаниями занимаются разящие?

Так или иначе, нужно молчать. До последнего. Вдруг истории про остров — всего лишь сказки для доверчивых детишек, и никакой защиты от посторонних там нет. Тогда появится шанс побольше узнать и о храме, и о жрецах, и о пустышках, и о подчинении. Из первых рук, так сказать.

Хмурый взгляд Покуса жёг кожу, но Кира не шелохнулась, не посмотрела на него. Так и пялилась в стенку, хотя глаза щипало, и очень хотелось смежить веки.

— Глянуть бы, что у тебя внутри, — внезапно пробормотал эсарни, и желудок скрутило. — Такая живая и такая мёртвая.

Да уж, хоть и родился летуном, а мозг учёного.

Покус резко метнулся вперёд и впился в щёки Киры жёсткими пальцами. Приблизил лицо вплотную, принюхался, уставился в глаза.

«Тихо… тихо…»

Только бы тело не подвело, только бы губы не задрожали.

— Рано тебя забирают, — сквозь зубы процедил летун. — Кто ж знал…

И вдруг захотелось, чтобы срединные жрецы явились побыстрее. Пусть хоть на остров увезут, хоть к чёрту на кулички — подальше бы от этого психа. Кира впервые осталась с ним наедине и поразилась злобе, плескавшейся в раскосых глазах.

Дверь распахнулась, впуская в переднюю свет и влажный воздух, и Покус отпрянул. Кира заметила, как он вытер руку о штаны, будто испачкался, прикоснувшись к ней. Откуда что взялось? Раньше же не было. Или это она, погрязшая в жалости к себе и в попытках не раскрыться, ничего не видела дальше собственного носа?

— Подъезжают, — доложил Крес, с подозрением оглядывая собрата. — Выводи.

И Киру вытолкнули под дождь.

Глава 2

Бронзовое войско

Садиться в короб не хотелось.

Кире уже довелось прокатиться в этом парящем над землёй кубе с окнами, но тогда рядом был восьмой отряд, не друзья, но уже привычные лица, а вокруг — один из огромных городов Сарнии, монохромный, но живой и суетливый. Удивительным образом сочетающий в себе признаки фантастических антиутопий, современной Земли с её стеклянными небоскрёбами и волшебных сказок, наполненных магией и приключениями.

Теперь же ей предстоял полёт над водой с единственным попутчиком — жрецом срединного храма.

Он ждал внутри. Сквозь испещрённое каплями воды стекло виднелся размытый силуэт, напряжённо застывший на сиденье. Каким он окажется? Ещё более не похожим на человека, чем все, кто встречался Кире до сих пор? Или наоборот — понятным и близким? Заметит ли жрец изменения в пустышке? Прочтёт ли страх в её глазах?

Голова разрывалась от мыслей и боли, и казалось, будто вены на висках под узорами пульсируют столь отчётливо, что только слепой не увидит. Но летуны глядели на Киру без всякого выражения. Покус распахнул дверь короба и жестом велел ей забираться внутрь. Затем все трое отступили на полшага и замерли, ожидая чего-то.