Оболочка

Как ни странно, даже изображать бесчувственную куклу Кира научилась без особых проблем. А вот на собственное отражение до сих пор не могла смотреть без содрогания. И не потому, что пугалась незнакомки в зеркале — наоборот. Очень уж нынешнее лицо походило на то, прежнее. Да, чуть грубее и смуглее, но разрез глаз, разлёт бровей, выступы скул, даже ямочка на подбородке…

Разве такое возможно?

Ведь Кира знала, что это тело родилось и выросло совершенно независимо от неё, в другом мире, в другой реальности, в другой жизни. А её, родного, уже не существует. Точнее, гниёт оно где-нибудь в земле, оплаканное и позабытое.

Так откуда же такое сходство?

Шуточки Торна, не иначе.

Айк, единственный посвящённый в тайну Киры, твердил, что в том нет ничего странного. Чуждое к чуждому не липнет, вот и притянула оболочка подходящую ей душу. Дескать, не удивляет же её, что у столь разных внешне эвертов, элоргов и эсарни рождаются такие похожие друг на друга и не похожие на собственную расу девочки. Они отнюдь не одинаковые, но будто сёстры родные. Так Торн помечает своих воспитанниц. А может, каждой из них предназначена определённая душа, вот и лепит бог пустышек не просто так, а с оглядкой.

Кира бы и хотела сказать, что её многое тут удивляет, да толку-то.

А когда Айк погиб, и говорить стало некому, и вообще жизнь заметно осложнилась.

Не то чтобы он сильно помогал или поддерживал. Не выдавал, и на том спасибо. Но от осознания того, что хоть кто-то знает о тебе правду, на душе становилось легче. К тому же теперь и с вопросами идти не к кому, а они всё не иссякают, наоборот, прибавляются день ото дня.

Хорошо хоть ночные истерики прекратились ещё в первый месяц. Здесь его называют «треть», в смысле, треть цикла, осеннего, зимнего и так далее, но тогда Кира этого ещё не знала. И как в старых фильмах о заключённых делала зарубки под кроватью, отмечая смену дня и ночи. За этим делом её как-то и застал Айк. Переполошился. Взъерошился. А увидев слёзы в глазах пустышки, едва сам не впал в истерику, и только чудом удалось его удержать, успокоить, уговорить.

С появлением такого… поверенного Кире перестали сниться родители. И больше не просыпалась она от фантомного ощущения, будто кот Паштет улёгся на грудь и не даёт вдохнуть свободно. Не сгоняла его, приговаривая: «Уйди, лохматый», — не плакала потом от очередного горького разочарования.

Будто последняя ниточка, связывающая Киру с домом, оборвалась.

Впрочем, не знай она наверняка, что умерла, то перевернула бы этот клятый Э-мир вверх тормашками, но вернулась. Нашла бы лазейку, вызвала бы самого Торна, голыми руками бы туннель прорыла. Ладно, может, не так глобально, но без дела бы точно не сидела. Не потому, что дома вела такую уж яркую и насыщенную жизнь, а потому, что там осталось сердце, без которого здесь было очень больно. И тошно.

Но она знала. Знала, что возвращаться некуда. Разве что это новое тело с собой прихватить, но кто ж её отсюда с таким оружием выпустит?

За полгода, то есть два цикла, Кира неплохо изучила местную историю, географию и фольклор, познакомилась с представителями всех четырёх гильдий и спасла Сарнию от жуткого потопа. Тогда-то и выяснилось, что вымуштрованное жрецами тело не нуждается в руководстве души и разума — лишь в твёрдой руке хозяина.

На данный момент Кирой владела гильдия парящих.

Не самый плохой вариант.

Летуны, как называют их в народе, оказались своеобразными защитниками мира. Небесный патруль, неустанно стерегущий покой материков да отбивающий атаки самых крупных и опасных здешних хищников, что нападают исключительно сверху — астари. Магия в парящих не сильна, но на это её хватает.

А ещё им с небес виднее, где беда. Потому было решено приставить к трём из девяти отрядов пустышек для усмирения стихий, если вдруг. К трём — потому что денег на всех сразу не хватит даже у гильдии, а Торн молчит и не велит своим жрецам делиться с братьями безвозмездно.

Но у парящих оболочек хотя бы три, разящим вон вообще не досталось, а видящие и знающие всего по одной заграбастали.

Кира же, столкнувшись с остальными тремя гильдиями, порадовалась, что не попала к этим карателям и экстрасенсам. Сомнительная у них деятельность, лучше уж геройствовать по старинке, сражаясь с крылатыми тварями, хотя и этого ей пока не довелось, но Кира не теряла надежду.

Да, на смену унынию пришло рвение. Причём рвение к чему угодно. Лучше, конечно, к тем самым геройским полётам и сражениям, но и любая мало-мальски подвижная работы бы подошла.

В конце концов, должна же быть у её появления здесь какая-то цель.

Пока что существование в новом теле удручало своей бессмысленностью и беспросветностью.

Магия включается сама по себе, когда прикажут. Улыбнуться никому нельзя — не поймут. Даже просто выйти погулять не получится — с чего бы пустышке любоваться красотами города?

Вот и сидела Кира как монашка в келье между тренировками — тело работало на автомате, но душа всё равно изнывала от усталости — и полётами с восьмым отрядом. Если б не библиотечные книжки, которые изредка удавалось спереть из-под носа горбатого Нурла, Кира б и вовсе взвыла от тоски.

Всё чаще в голове стали мелькать мысли о побеге. И планы зрели самые разные и изощрённые, и лазейки прощупывались, и карты копились. Потому что невозможно всю жизнь просуществовать вот так… пустышкой. Полгода уже прошло, куда больше?

Оставалось одно огромное но. Как быть с подчинением? Какую власть над оболочкой жрецы передали гильдии? И смогут ли хозяева повлиять на неё на расстоянии, когда прознают о побеге?

В чём вообще сокрыта эта власть? Может, в узорах на лице? Ну так их содрать получится только с кожей. Или в каком-нибудь заклинании, которое как наложили, так и снимут? Или вместе с пустышкой храмовники вручили гильдии какой-то предмет, что ею управляет?

Кира пыталась выведать подробности у Айка, но тот молчал как рыба. Возможно, со временем сломался бы, разнежился, но зубастая астари ему этого времени не дала, разорвав совсем юного летуна пополам.

В день его гибели Кира тайком плакала, впервые с того первого истеричного месяца — не то по какому-никакому другу, не то по собственной судьбе. А когда слёзы высохли, решила, что час настал, и если за ближайшие дни не удастся ничего выяснить о подчинении, она всё равно попробует сбежать.

Вот только Торн, или кто там ещё правит этим безумным миром, рассудил иначе.

Беда пришла, откуда не ждали — от чёртовых эвертов. Странно, Кира их ни разу не видела, хотя знала, что и среди летунов они есть, и в других гильдиях, да и простые путешественники на остров заглядывают, а восьмой отряд её даже пару раз в таверну таскал, где этих ходоков пруд пруди. Но вот как-то не довелось с эвертами пересечься. И в книжках местных картинок не было. Впрочем, и без личного знакомства Кира почему-то всегда представляла их тупыми качками. Ну а что? Коли эсарни — это разум, элорги — чувства, а эверты — сила? Как есть тупые бесчувственные качки.

Кто ж ещё мог додуматься отказать парящим в плате за защиту.

Мол, они и сами в состоянии о себе позаботиться, и ни астари им не страшны, ни стихийные бедствия. И плевать, что Верния погрязла в междоусобицах, того и гляди ещё один материк на несколько частей расколется. Главное, чтобы ни одного парящего над их землями больше не пролетало.

И ни единой сэ эверты отныне южному острову не заплатят.

Кира слышала возмущённые разговоры тут и там, но даже представить не могла, чем это обернётся для неё самой.

Покус явился на рассвете. В его присутствии Кира всегда с трудом сдерживала улыбку. Нет, внешне он был вполне типичным эсарни: не слишком высоким, поджарым, бледным, с оттопыренными круглыми ушами и вытянутыми к вискам глазами, что в темноте слегка светились. Но стоило мысленно произнести его имя, Покус, и в груди начинал клокотать смех.

Однако сегодня хмуро сдвинутые брови летуна задавили веселье на корню.