Белый и пустой

— Непривычно видеть его таким. Всё кажется, что он сейчас усмехнётся, скажет что-нибудь… — в очередной раз проигнорировал он её вопрос. — А вот ты изменилась. Белль, тебе стоило бы хорошенько отдохнуть. А ты ещё и за лавкой присматриваешь.

— Здесь я отдыхаю, — она натянуто улыбнулась.

— Вроде привычной среды, да?

Белль положила перед Румпелем на салфетке сэндвич, но тот продолжал тупо пялиться в прилавок.

— Его привычная среда осталась в другом мире.

— Наверное, к лучшему, — Киллиан с недоумением наблюдал, как Румпель берёт одной рукой сэндвич и медленно подносит к лицу. — Может, он сам не хочет сюда возвращаться? Здесь у него не осталось ничего хорошего. Мне кажется, он бы и с постели не начал подниматься, если бы не ты.

— Ты обвиняешь меня в чём-то? — нахмурилась Белль.

— Нет. Наоборот, я восхищаюсь.

Никакого восхищения в его словах Белль не ощущала. Он будто прикидывал: «Сколько она продержится? Надолго ли хватит её веры и любви, чтобы ухаживать за этим истуканом?» Он тоже не верил в то, что ей удастся вернуть Голда.

Интересно, что бы он сказал, если бы знал, что она собралась обратиться к магии? И это после того, как его собственная возлюбленная превратилась в Тёмную ведьму! Белль снова улыбнулась, на этот раз искренне. Ей даже захотелось вычурно дёрнуть руками и изогнуться в издевательском поклоне, как это проделывал Тёмный, настолько сильно её распирало от своего секрета.

— Видишь? — заговорила она с Румпелем, когда Киллиан ушёл. — Я стала скрытничать, совсем как ты. Страшно представить, на что мне ещё придётся пойти…

Уже на третий день поисков она нашла книгу, где описывался подходящий ритуал, и немедля преступила к делу.

Первым делом нужно было достать пыльцы фей для зелья. Обращаться к самим феям Белль не рискнула: вряд ли они бы поделились с ней этим ингредиентом, если бы узнали, для чего тот ей понадобился. Пыльцу Белль раздобыла сама — ночью, в шахте, которую совсем забросили гномы. С этим местом у неё были связаны не самые хорошие воспоминания. Здесь собственный отец чуть не лишил её воспоминаний. Хорошо, что Румпельштильцхен успел в последний момент…

Следующим ингредиентом была частичка близкого родственника Опустошённого. В рецепте говорилось, что подойдёт даже волос, но рекомендовалось брать кость, кровь или плоть. Единственным, кто оставался в живых из родственников Румпеля, был его внук, и здесь Белль не сумела схитрить — пришлось напрямую попросить у Генри немного крови. Она честно сказала, что это для его дедушки, но вдаваться в подробности не стала. Генри отнёсся к просьбе с пониманием. Он поделился кровью и даже пообещал никому не рассказывать. Для Белль это было ценно.

Последней сложностью стало сердце Опустошённого. Белль не до конца была уверена, что перевела правильно, но вынимать сердце Румпельштильцхена не было обязательным условием.

— Можно ведь просто быть достаточно близко к твоему сердцу, чтобы подействовало? Да? — спросила она.

Румпель в ответ только привычно моргнул. Вечером она выпила одну порцию зелья. В книге говорилось, что с первого раза может не получиться, и это, скорее всего, нормально. На всякий случай Белль приготовила столько порций, на сколько хватило крови. Ровно семь крохотных флаконов.

— Боишься? — спросила Белль, пока готовилась ко сну.

Румпель уже лежал в своей кровати под одеялом. Пижаму она ему не дала, а потому он с минуту постоял перед стулом, где всегда лежал его спальный костюм, и всё-таки лёг нагишом. Белль тоже сбросила с себя всю одежду и прижалась к нему крепче под одеялом, сложив ладони у него на груди. Сопротивления он не выказал. Только стук сердца под руками Белль чуть ускорился.

— Тебе нужно поспать, — Белль разгладила прядь у него на виске. — Самому, без лекарства. Понимаешь?

Румпель упорно смотрел в потолок, не собираясь даже моргать. Белль подтянулась на руках и поочерёдно поцеловала его в каждое инстинктивно закрывшееся веко.

— И не открывай глаза. Так ты быстрее уснёшь. Мне это помогает.

Белль ещё с минуту смотрела в его лицо, чтобы убедиться, что он засыпает.

— Вот так, хорошо. Спокойной ночи, Румпельштильцхен.

Сама Белль заснула, как только снова коснулась головой его груди, и погрузилась в водоворот снов. У неё получилось.

***

Белль убегала. Она бежала, как только поняла, что оказалась в следующем сне. Все вокруг куда-то бежали. Паника, крики, автоматные очереди. Кто-то спотыкался и падал, Белль не останавливалась и не оглядывалась, чтобы посмотреть, что с ними стало. Откуда-то она знала, что ничего хорошего не увидит. Нужно бежать. Спасаться.

Наконец, ей удалось выбраться на безлюдную улицу. Крики и гул ещё доносились издалека, но здесь было спокойно. Только мусор цеплялся за ноги, да угнетали своим видом разбитые витрины и окна домов.

Белль не торопилась расслабляться. Она оглядывалась в поисках укрытия, как вдруг услышала чьи-то шаги. Обернувшись, она увидела Его.

Наверное, именно так представляли себе Румпельштильцхена те, кто никогда его не видел. Безумный зверь с налитыми кровью глазами, искажённым звериным оскалом лицом и окровавленным ртом. Белль стала инстинктивно отступать, потому что магия зелья подсказывала — существо перед ней не спасти поцелуем. Если Румпельштильцхен ещё сохранял человеческое под чешуйчатой маской, то это существо потеряло даже способность говорить.

Раньше он был вполне неплохим человеком. Его звали Дон Харрис. У него было двое детей и жена, которую он бросил, когда в их дом проникли зомби. Струсил. Сбежал. Он заразился именно от своей жены, которая не превратилась в зверя, но стала переносчиком этой болезни. Он поцеловал её, пока просил прощения.

«Поцелуи не должны приносить столько зла», — подумала Белль.

Голодный безжалостный зверь, от которого не было спасения, медленно приближался к ней. Инстинкт говорил ему, что Белль в ловушке. Она пятилась от него, медленно, шаг за шагом, понимая, что сбежать у неё не выйдет, что нужно уходить из самого этого сна. Ей здесь нечего делать, это не Румпельштильцхен, и частичка этого монстра совершенно не нужна ему. Но вырваться не получалось, и магия не спешила прийти к ней на помощь.

«Бежать? Эти твари слишком быстры. Какая разница? Это всего лишь сон».

Белль наблюдала, как Дон приближается к ней, смотрит прямо в глаза жутким взглядом, а потом бросается вперёд и валит её на асфальт. Изо рта у него полилась отравленная кровь, заливая Белль глаза и попадая в рот. Дон впился зубами в её плечо, и Белль взвыла от боли в тщетной попытке оттолкнуть монстра, как будто не знала, чего можно было от него ждать. Когда разум затуманился, и глаза застило кровавым туманом, Белль и вовсе превратилась в стороннего наблюдателя. Теперь этим телом управляла отравленная кровь. Новообращённый зомби с лёгкостью оттолкнул Дона, бешеная злоба придавала нечеловеческую силу, и это ещё больше сводило с ума. Но Дон уже потерял к ней интерес. Принюхиваясь, будто брал след жертвы, он скрылся за поворотом. Тело Белль пошло за ним следом, как привязанное невидимой верёвкой. Она только чувствовала невероятный голод и гнев из-за того, что не может его утолить.

Похоже ли это хоть отдалённо на то, что испытывал Тёмный? Белль не знала ответа и проснулась, так и не узнав, нашёл ли Дон то, что так искал. И, кажется, не горела желанием узнавать.

***

Когда она открыла глаза, солнце только наполовину выползло из-за горизонта. Шёл пятый час. Даже для того, чтобы приготовить завтрак, Белль так рано не поднималась. Румпельштильцхен лежал под ней неподвижно, как вчера вечером, и смотрел в потолок.

— Это ты проснулся, — поняла Белль. — Поэтому сон прервался.

Белль откатилась на соседнюю подушку и тоже уставилась в потолок немигающим взглядом, будто копируя мужа.

Он лежал всё такой же, равнодушный, как манекен, но просыпаться рядом с ним, даже таким, оказалось счастьем. И почему она прежде спала отдельно?

Белль вспомнила день, когда забрала Румпеля из больницы. Вейл проинструктировал её, что нужно сделать в первую очередь, и Белль послушно выполняла его указания. Провела по всему дому, проделывала все процедуры вместе с ним, если требовалось — управляла его руками. Весь день ушёл на ознакомление и вечером, когда он переодевался, Белль остолбенело стояла в дверях, будто только сейчас увидела его в доме. Будто не ходила за ним весь день, как привязанная, не тараторила без умолку, рассказывая, как есть суп, как намазать масло на тост, как открыть дверь. Он стоял там, пустая оболочка, оживший манекен из магазина одежды с его лицом, который сам менял себе костюм. И Белль сделалось страшно. Она еле дождалась, когда он уляжется, выключила свет и убежала в другую спальню.