Карусель безумия

/Пора бы научиться видеть разницу между безумством и банальной глупостью/

За поворотом кто-то пел.

— …Если я пропаду, будешь вечно ты хмур. Знай же, ты пропадёшь без меня. Пропадёшь. Пропадёшь…

Джим не собирался попадаться в ту же ловушку, он продолжал идти дальше, игнорируя песню. Перед этим он нашёл план этажа в раме под потолком, а на нём дорогу к единственной пожарной лестнице наверх. Что это, если не выход? Расположение коридоров и лестниц было довольно запутанным, и Джим очень надеялся, что запомнил всё верно.

Голос продолжал петь.

— …Пропадёшь. Пропадёшь. Знай, что ты пропадёшь без меня…

Песня раздавалась совсем рядом из камеры слева. Чьи-то мертвенно бледные руки свешивались из окошка.

— Кому ты поёшь? — спросил Джим.

— Уж, явно не тебе, пупсик! — руки исчезли, а из темноты вынырнула жуткая перекошенная физиономия с безумными глазами.

Джим отшатнулся. Лицо психа было срезано, а потом неровно пришито обратно, отчего рот оказался растянут в безумной улыбке.

— Пупсик! Тебя напугало моё лицо? — грустно спросил пациент, в то время, как его рот продолжал улыбаться. — Прости, я совсем не хотел тебя пугать. Я заперт здесь уже давно. Так давно… Когда же я ел? Не припомню… У тебя ничего нет?

— Нет, — ответил Джим. Ему надо было идти, но он не мог отвести глаз от изуродованного лица.

— А ты поищи в карманах. Всегда что-нибудь есть. Забытая конфета или чёрствое печенье. Поищи, пупсик. А я буду тебе благодарен. Я тебя даже поцелую. Мы с тобой знатно повеселимся! Ты любишь игры? Это как игра. Фокус! Пошарь по карманам и если найдёшь конфету, отдашь её мне…

— У меня нет… — повторил он, а руки сами собой опустились в карманы плаща.

Джим, пребывая в каком-то трансе, рылся в карманах, хотя умом понимал — там нет ничего, даже леденца от кашля, но к своему удивлению вытащил сплющенную конфету в блёклом серебристом фантике, как будто она действительно лежала там очень давно, даже успела подтаять.

— О-о-о, конфетка! Какая красивая! Какая, должно быть, вкусная! Дай её мне! Дай! Я большой сладкоежка! Да, дай!

Джим в странном оцепенении, точно под гипнозом протянул конфету узнику и отдал бы. Бледная рука уже тянулась навстречу, жадно подрагивая пальцами, когда кто-то ударил Джима по руке. Его качнуло как в полусне, а вместо лежалой конфеты на пол со звоном упал ключ.

Рядом очутился Освальд. Он торопливо задвинул окошко камеры на задвижку и с неожиданной силой толкнул Джима к стене.

— Смотри, что делаешь! — злобно прошипел он прямо в лицо. — Никому не давай своих вещей! Не доверяй глазам! Не слушай голоса молящих! Избегай незнакомцев и даже тех, кого знал всю жизнь! И может быть, уйдёшь отсюда живым!

Удивительно, но впервые в этом месте Джим слышал что-то разумное.

— Почему? Почему ты мне помогаешь?

— Я сказал тебе больше дозволенного, Джим Гордон. Ты… проваливай отсюда и никогда больше не возвращайся!

Освальд воровато огляделся и, впихнув ему в руку тот самый ключ, хромая скрылся за поворотом.

Маленький, ржавый ключик без брелока или кольца. Тот самый ключ к свободе, о котором так жадно спорили Виктор и Светлячок. А если есть ключ, значит, где-то есть и замок, который он откроет.

/Здравомыслие не исключает безумия/

Следующий коридор был прямым, без поворотов и разветвлений, но оказался самым людным. Из каждого окошка к нему тянулись бледные руки. Мольбы и причитания встречали его, а в спину летели страшные проклятия. У Джима всё сильнее раскалывалась голова. Всё сложнее было не замечать эти мольбы о помощи, и ещё сложнее, не воспринимать угрозы. Трудно забыть, что кто-то пообещал сделать тебя калекой и изнасиловать после.

Когда коридор кончился, Джим дрожащей рукой вытер с лица холодный пот. Ему нужно было пройти ещё два таких длинный коридора, прежде чем он доберётся до лестницы. Всего два коридора, если вспомнить, сколько он прошёл уже, и неизвестно, что ждёт его там.

Только всё больше мучила жажда. Джим прошёл слишком много, а после того, как он не особенно удачно пил виски в смертельном клубе, во рту не было и маковой росинки.

Из-за угла снова выехала тележка с лекарствами, и Джим в последний момент успел спрятаться в пустой палате. В окошке он увидел уже другую медсестру, полную и чернокожую, а рядом с ней шёл мужчина. Джим успел разглядеть лишь выбритый затылок, но услышал, как тот обратился к медсестре. Та самая мисс Пибоди, которая со всем разберётся. А другой — наверняка Профессор, к которому так спешила Ли и которого так боялся Эд.

Джим дождался, пока парочка не уйдёт достаточно далеко и продолжил путь. Теперь его ненавязчиво преследовало журчание воды. Она плескалась где-то совсем рядом. В голове вспыхивали яркие образы возможного источника.

«Сворачивать нельзя», — приказал себе Джим. Любое отклонение от пути могло отозваться, и ещё как. Джим слишком хорошо выучил этот урок.

Он продолжал идти и не поверил своим глазам, когда в конце коридора, у стены увидел обычный питьевой фонтанчик. На его чаше так заманчиво блестела влага, и это же не будет считаться нарушением? Никуда сворачивать не нужно, фонтанчик прямо здесь.

«Какая вкусная вода».

Джим пил жадно, захлёбываясь и обливаясь. И только поэтому не обратил внимания на тяжёлые шаги у себя за спиной.

— Ты растоптал мои цветы, — детский голос раздался откуда-то сверху.

Прежде чем Джим успел среагировать, мощный удар отбросил его в стену, вышибив из груди весь воздух. В глазах на мгновение потемнело, выступили слёзы, но сознание он не потерял.

— Ты растоптал мои цветы!!! — в три голоса провыл монстр.

Громоподобные шаги приближались. Джим успел откатиться в сторону, чтобы не угодить под очередной удар и выхватил из кобуры пистолет. С последней их встречи монстр неплохо преобразился. Детское личико злобного цветка криво лепилось к голове какого-то толстяка, опутав его жирное тело ветвями, точно лиана-паразит, проникая под кожу и пульсируя вздутыми зелёными венами. Из всей одежды на нём чудом держались полосатые штаны пациента и одна матерчатая туфля. Определённо, мобильный цветок Джиму нравился ещё меньше.

В прошлый раз пули не убили зловредное растение, но хотя бы помешали ему сожрать детектива. Стоило попытаться. Несмотря на свои огромные размеры, монстр оказался на удивление подвижным. Джим смог только отстрелить торчащее локатором ухо, что ещё больше разозлило толстяка и его паразита, и оно единым целым понеслось на Джима, размахивая тяжёлыми кулачищами и гибкими лианами. Джим бросился наутёк, совершенно точно понимая, что бежит не туда. Нужный коридор оказался позади, и куда приведёт его эта дорога, никто не знал. Только монстру за спиной до этого дела не было, он желал разорвать детектива на части.

Джим всё же сумел оторваться и, спрятавшись за углом, выпустить в перекошенную рожу цветка несколько пуль, одна из которых по счастью попала в цель. Не убила, но толстяк остановился, как будто вспомнил что-то важно и тоненьким голосом всхлипнул:

— Мои цветы…

Адреналин грохотал в ушах. Джим боялся дышать, чтобы не напомнить о себе лишним шорохом. Мимо снова проехала молчаливая медсестра с тележкой. Даже не взглянув на Джима, она прошла навстречу монстру. Послышался грохот. Монстр одновременно ручищей и толстенной веткой смахнул медсестру, как пластиковую куклу и впечатал головой в стену. Прочертив на штукатурке расквашенным лицом красную дорожку, она съехала на пол и больше не пошевелилась. Свихнувшейся лиане было плевать, ветви продолжали колотить, превращая стройное тело медсестры в кровавый фарш, с торчащими во все стороны костями. Утолив своё бешенство, оно пошло обратно, волоча за собой, запутавшуюся в ветвях искореженную кисть. Тяжёлые шаги удалялись. Джим с опаской выглянул, обозревая загаженный внутренностями коридор. Возвращаться этой дорогой не хотелось, но пришлось.

Он старательно обошёл останки медсестры и двинулся дальше, не видя, как внимательно смотрит ему вслед чудом уцелевший красивый голубой глаз.