Страница 13 из 17
Джим задрожал, глаза закатились от неизбежного ужаса. Вот бы потерять сознание. Вот бы умереть.
— Мисс Пибоди, нашатыря! Иначе мистер Гордон пропустит всё интересное.
Он снова очнулся, чтобы ощутить всю гамму ужаса и боли происходящего с ним. В ведро снова что-то шлёпнулось.
— Это была часть кишечника, — услужливо доложил профессор, послав Джиму дежурную улыбку. — Мы с мисс Пибоди посовещались, что такой длинный кишечный тракт вам ни к чему. Не переживайте, осталось совсем немного. Селезёнка и поджелудочная.
В нём осталось совсем не много, а смерть всё не приходила.
— Зажим, мисс Пибоди, — в последний раз скомандовал профессор. — Зашивайте. Как закончите, сообщите, и мы продолжим работать с разумом нашего дорогого мистера Гордона. Если конечно от него ещё что-то осталось.
Джим думал, что снова теряет сознание, когда перед глазами замельтешили светотени.
/Безумие — это смысл, разбитый вдребезги/
В глаза снова светили фонариком.
— Реакция, несомненно, есть.
— Джим, вы меня слышите?
Джим попытался ответить, но вместо человеческой речи из неповоротливого рта вырвалось какое-то невнятное мычание.
«Да! Я слышу вас!» — кричал его разум, а изо рта по подбородку текла липкая слюна.
Он хотел стереть её рукой, но руки тоже ему не подчинялись. Лежали безвольно вдоль тела.
— Это не имеет смысла. Безусловные рефлексы, несомненно, в норме, но что касается психики… — сказал один.
— Кто знает, что он пережил, — сказал другой, и добавил шёпотом: — там.
— Его разум мёртв. Уже полгода прошло, но позитивной динамики не наблюдается. Продолжать терапию не имеет смысла.
— У него же были какие-то родственники?
— Кажется, брат…
«Что они говорят? Что за чушь они несут? Я здесь! Не смейте разговаривать так, будто меня здесь нет!»
— М, м, м… — замычал рот, еле шевеля губами.
— Что это с ним?
— Обмочился, должно быть. Нужно позвать медсестру. С этим, думаю, всё. Продолжим обход. Ещё пара пациентов, а там и ленч…
«Стойте! Куда вы? Сделайте что-нибудь! Вы не можете меня так оставить! Вытащите меня отсюда! Я ещё жив! Я здесь!»
Дверь палаты закрылась. Стало темно. Всё внутри Джима содрогалось в невидимой истерике. Он переворачивал вымышленные столы, пинал несуществующие стулья и они разлетались в щепки о невидимую стену того, за пределы чего он не мог вытолкнуть свой разум. Его неподвижный взгляд продолжал оставаться направленным в сторону белого прямоугольника смотрового окошка.
«Кто-нибудь. Помогите мне».
— Кто здесь?
В белом прямоугольнике появилась голова охранника в фуражке. Глаза снова ослепило фонариком. Безусловный рефлекс помог сощурить веки, а внутренний Джим изо всех сил пытался разглядеть лицо, потому что это лицо должно было принадлежать ему.
/То, что выжил, — это хорошо, но то, что из ума, — это…/
Он снова куда-то падал, пока не очнулся уже в кресле. Снова пыточная. Вымазанные в копыти ладошки машут ему со стены тупика. И перед ним чёртов вивисектор.
— Ну что, офицер Гордон? Теперь вы готовы дать приемлемый ответ? — с лицемерной улыбкой спросил он. — Ещё раз, вы отдадите мне ключ?
— Да, — кивнул Джим.
За спиной Профессора возмущённо замычал через кляп Освальд. Почему он так возмущён? Как будто не видел, что с ним делали. А разве он был здесь? Джим попытался припомнит хоть что-то, кроме боли и страха, охватившего его сознания. Был ли там Освальд? И куда делась мисс Пибоди? Почему это важно?
Потому что здесь что-то не так. Всегда что-то не так. Общая картина всегда лжёт. Только мелочи имеют значение.
Был ли под ногами жемчуг, когда его волокли на операционный стол? Есть ли сейчас на его теле какие-нибудь разрезы?
Джим опустил взгляд, но пиджак и рубашка оказались застёгнуты на все пуговицы. И с каждой мыслью отголоски боли в животе становились всё меньше и незначительней. Это был очередной кошмар. Очередная пытка разума. Его никуда не переносили, не резали. Это всё было не по-настоящему.
— Я освобожу одну вашу руку, и вы передадите мне ключ, после чего я обещаю освободить вас полностью.
Джим согласно моргнул.
Освальд продолжал выть через кляп, и молотить своими культями-крыльями по бокам, пока профессор отстёгивал ремень с запястья пленника. Сознание Джима двоилось. Слабая, испуганная часть собиралась подчиниться и отдать ключ. Другая наблюдала, как будто со стороны холодная и решительная, точно знающая, что сделает дальше. Они всё больше раздваивались. Напуганный Джим умирал, уступая место сильному.
Он смотрел на Профессора, на его элегантные очки в тонкой оправе, на шариковую ручку в нагрудном кармашке халата и холодно и спокойно раздумывал, как выхватит её свободной рукой и воткнёт в горло этого стерильного ублюдка, а затем будет наблюдать, как тот в корчах будет захлёбываться на полу собственной кровью.
— Джим, не смей! — крикнул Освальд, на губах белели остатки измочаленной марли.
Почему Освальд против? Ему тоже за что было ненавидеть мясника.
Рука была свободна. Джим встряхнул её, делая вид, что разминает затёкшую кисть. Он бы наверняка выхватил ручку, если бы ему не помешали.
Двери кабинета распахнулись, но это была не мисс Пибоди. Лабораторию слишком быстро заполнили вооружённые люди. Парни с пушками из смертельного клуба, а во главе них та изящная чернокожая женщина, которую и здесь старался прикрывать шкафообразный здоровяк с гранатомётом.
— Фиш Муни? — Профессор никак не выказал своего удивления или страха, продолжая благодушно улыбаться неожиданным визитёрам. — Какими судьбами?
— Я пришла за ним, — ответила Фиш, указав дулом пистолета на Джима.
— Позволь узнать, с какой целью? Хотя, не скрою, мне искренне плевать на твои мотивы, потому что пленника вам отдавать я не намерен. Это мои владения и ты не имеешь здесь никакой власти. Убирайся.
— Это ты что-то путаешь, Стренж, — недобро усмехнулась Фиш. — Или как там теперь тебя звать. Странная свинья? В любом случае, ты захватил его не по праву. Его ждёт Суд, а затем исполнение приговора, но никак не твои больничные казематы. Уйди с дороги, если не хочешь схлопотать пулю.
— Ещё раз повторю, Фиш Муни, я…
Договорить Профессор не успел. В какое-то мгновение Освальд подорвался с коляски и вцепился ему в горло. Стренж, или как там его, не сумел увернуться или оттолкнуть Пингвина, так сильно его поразило это отчаянное нападение. Он беспомощно молотил руками по кафельному полу, пока сидящий на нём Освальд продолжал рвать зубами его глотку.
Его никто не остановил. Бандиты просто равнодушно стояли и ждали, когда он закончит. Наконец Освальд отнял от горла окровавленное лицо и, глядя на Джима, хищно слизнул с губы, налипший кусочек плоти. Таким Джим ещё не видел его. Кровавое зрелище подействовало не хуже ледяного душа. Как будто это не он парой минут ранее планировал сделать с Профессором почти то же самое. И всё же…
И всё же, до сих пор Освальд казался Джиму жертвой, хорошим парнем, который помогает ему вопреки всему этому безумию, но сейчас он смотрел на этого взъерошенного, вымазанного чужой кровью Освальда, — Пингвина, — и не узнавал его. Озлобленный калека взирал на Джима с каким-то сумасшедшим превосходством, как будто говорил — «Смотри, я сделал то, о чём ты только думал. Я делаю это не впервые. Я могу это повторить. Я такой же, как все остальные».
— Хватайте его, мальчики, — хмыкнула Фиш, когда молчаливый диалог ей наскучил. — Заседание уже началось.
Джима вынули из кресла и вывели из операционной. В дверях они столкнулись с мисс Пибоди, которая ошарашено разевала безъязыкий рот и прижимала к себе пару ног, больше похожих на звериные, чем на человеческие.
— Выбери ей пару получше, — посоветовал Джим.
/Безумие и отчаяние нередко похожи друг на друга/
Джима одного втолкнули в совершенно тёмную комнату. Он хотел проверить, заперто ли, но за спиной уже не было двери. Не было даже стены, к которой она могла бы крепиться. Джим отчётливо понял, что оказался совершенно один в полной темноте. Затхло несло погребом и совсем немного сладковатой гнилью, как будто где-то рядом выкинули ящик порченых яблок. Даже слышалось, будто где-то совсем рядом гудит рой насекомых, привлечённых этим запахом. Джим смахнул со щеки невидимую муху и встряхнулся. Глупости. Он думает совсем не о том.