Страница 102 из 120
«Невероятно! Альба уже здесь, а значит, и Кристофер скоро будет!» — воодушевлённо пронеслось в голове мечтательницы. За последнее время она будто выпала из реальности: местные волчицы не горели желанием общаться с ней, а Ормульв после походов с воинами стаи не слишком словоохотлив, да и на живого мало похож.
Девушка выбежала на улицу и попыталась докричаться Ормульва, но того и след простыл. «Но когда придёт Кристофер, придут и наши воины, они, наконец, истребят эту вражескую обитель. Некоторых, жаль, конечно, будет, всё-таки…» — Лекса задумалась о своём похитителе, но вдруг опомнилась и поспешила закрыть калитку, вспомнив опасность чужого клана.
Передняя калитка выходила как раз на центральную улицу, поэтому вся жизнь была почти что на ладони не только соседей, но и скитающихся без дела в поисках ощущений бродячих и охотников. Девчонка поскорее юркнула обратно, захлопывая калитку, только её рыжую макушку уже приметили, как и то, что хозяин дома ушёл. Не просто так женщины здесь, остающиеся на время одни, без мужчин, плотно запираются, пускай в основном все имеют достаточно справную комплекцию.
Калитка брякнула, скрипнула, и раскрылась с такой силой, что Алексия не успела даже штангой щелкнуть. Она испуганно взвизгнула, и попятилась назад, однако её тонкий голос только подпитал голодные до сражений и женщин души бродячих. Путь к калитке был отрезан, а намерения оборотней ясно читались на их лицах, как и то, что встревать в эти разборки с чужаками никто не станет. «Закрыться в доме не успею, да и дверь выломают ещё…» — рассудила Лекса, все отступая и отступая. Жестяное ведро, которое она сегодня утром не потрудилась отнести на место, очень вовремя оказалось под рукой.
— Ты, конечно, не красотка, но ничего, мы не привередливы, — загоготал один из них, а второй, поддерживая веселье, сделал выпад на Лексу, игриво пугая её таким образом.
— Зато я привередлива, уроды! — Девушка кинула им в ноги ведро, прыгнула в сторону и рванула на задний двор — преследователи, чертыхаясь и отплёвываясь, следом. — Ормульв вам этого так просто не отпустит! — она изо всех сил пыталась спугнуть их.
— Как же! Ещё придёт и подключится! — гоготало несколько голосов. — Ну же, мы и так долго ждали! — любовно балагурили они.
На заднем дворе дома знакомая калитка оказалась заперта, нет, никаких ключей и сложных замков, обычный крючок, накинутый на петлю, но как же некстати накинутый на петлю! Лекса вздёрнула тонкую железную закорючку, распахнула дверь, почти стартовала с криками о помощи, но её тут же оттащили за шкирку обратно во двор.
— Нет! Отпусти! — как же унизительно было оказаться опрокинутой на землю без возможности на спасение.
— Днём раньше, днём позже, если бы не прихоть Ормульва, ты бы давно познакомилась со всей мужской половиной стаи, — процедил один из них, вставая на колени возле девушки и довольно оглядывая её же.
Ормульв вернётся только поздним вечером, как и другие волки, впрочем, они бы и не стали ей помогать. Алексия пару раз повторила попытки сбежать, однако те не увенчались успехом, а только рассердили и раззадорили бродячих: каждый раз она была награждена увесистой оплеухой, если так можно было назвать вполне серьёзный удар по лицу. Превозмогая всяческое сопротивление и вопли волчицы, они поставили её на колени, едва не уткнув лицом в землю; легкий потрепанный сарафан был лихо отброшен на поясницу девушки, все присутствующие, а их было то ли трое, то ли четверо: разглядывать всех не было времени, обменивались скабрёзными шуточками, тиская девушку, и ещё что-то говорили. Лекса не знала что делать, она не рассчитывала на помощь кого-либо; она думала, как бы поступила в таком случае Альба, но приходила к выводу, что подруга и не оказалась бы в подобной ситуации. Алексия знала, что должно произойти что-то неизбежное, и превратись она сейчас в волчицу, это не поможет, вот только проделка бродячих в таком случае гораздо больнее ударит по её волчьей чести, а этого Лекса позволить не могла, она как ни чем этим дорожила, а человеческое тело…пускай. В связи с этим, оставалось только тихо рыдать.
Девушка встала на локти, избежав удара о землю, когда её бёдра резко потянули назад. Она изо всех сил дёрнулась, выскальзывая из липких от жара рук, но получила удар по ягодице и снова была возвращена в исходную позицию, теперь её держали ещё и за плечи. Волчица заслонила багровое от стыда и мокрое от слёз лицо руками и тихо захныкала в ожидании приговора. Она почувствовала, как близко он прислонился к ней, бродячий был до ужаса медлителен, словно бы оттягивал пытку, однако в какой-то момент Лекса решилась-таки отнять ладони от лица и открыть глаза.
— Это что за хрень?! — сначала увидела ноги, а потом и самого мужчину.
Ормульв бешеными глазами оглядывал всех присутствующих, которые, в свою очередь, ошарашенно замерли. Первое же, что пришло Алексии в голову, когда она увидела его, это нестерпимый стыд и отчаяние, девушка закрыла глаза руками, а когда напавший мужчина убрал руки, то поспешила опустить сарафан; её нещадно трясло и разрывало рыданиями. Бродячие сперва опешили, однако спустя какое-то время, решили, что в сущности никакой ссоры быть и не может, несмотря на закипающего от гнева Ормульва.
— Да ладно тебе, это всего лишь южная ш… — он не успел договорить: его речь оборвалась крепким ударом в челюсть, и стоящий на коленях со спущенными штанами мужчина упал на траву.
Все как один обратились и затравленно сцепились. Сейчас стало ясно, что бродячих было трое; Лекса отползла в сторону и сидела, сжавшись всем телом, голову и грудь жарило огнём, тело мерзко саднило, перед глазами мельтешила жесткая драка, а на коже всё ещё остались неприятные прикосновения. Трое на одного — не слишком честный расклад. Ормульв был хорошим воином, сильным, умелым, однако и этому был предел: он не был всесилен. Алексия со страхом наблюдала, как все вместе они бросаются на него, а он только и успевает отбиться то от одного, то от другого, было страшно сознавать, что бродячие могут победить и закончить начатое с ней. Однако западник значительно подготовленнее их, решительнее; он не бросался просто так, бездумно растрачивая силу, он делал всё рассчитано, дозированно, чтобы силы наверняка хватило на всех, и пускай в нём не было той бесконечно преисполненной силы энергии, не было яда в слюне — он грызся с бродячими изо всех сил, Лекса этого уже не видела.
Она открыла глаза и вышла из своего транса, когда всё стихло. Трое волков лежали бездыханные на траве двора, с разодранными глотками и пузырящейся на розовой плоти крови, а вернувшийся в тело человека Ормульв задумчиво стоял над ними, оценивая масштабы надвигающихся проблем. Он ещё какое-то время смотрел на них безразлично, а потом повернулся к девушке. От его взгляда она будто вздрогнула.
— Вернулся за ключами… — пробормотал себе под нос мужчина, с сочувствием глядя на девушку, несмело отодвигающуюся от него.
— Скоро и здесь начнётся бойня, — Лекса чувствовала этот взгляд, и от него хотелось взреветь новой волной слёз, хотя во рту уже прочно стоял солоноватый вкус, а щеки неприятно стягивало и покалывало.
Западный молчал, он давно что-то раздумывал, но никак не мог сказать, а теперь ещё и это и они вовсе потеряли нить тонкой связи, установившейся за последнее время. Он в очередной раз посмотрел на неё, и опять ничего не сказал, только тяжело выдохнул.
— Если кто-то узнает, то тебе здорово влетит, — Алексия шмыгнула носом, утирая лицо рукой и незаметно для себя растирая по нему землю. Затем невесело, даже злорадно усмехнулась.— Вот и попал ты, — она лающе рассмеялась и резко замолчала, снова поймав на себе виноватый жалостливый взгляд, а потом словно взорвалась. — Хватит, чтоб тебя, молчать! — заверещала она, снова раскрывая сердце рыданиями, и, не сумев вырвать траву, запустила в мужчину зелёными обрывками.
Ормульв подошёл к волчице, присел перед ней, стёр земляное пятно с её щеки и мягко, но настойчиво обхватил запястья, которыми она так и норовила ударить или отпихнуть его; нежно и осторожно, как научился обращаться именно с Лексой, притянул её и затем прижал к себе, укутывая в объятия. Девушка сопротивлялась и дрожала какое-то время, но потом расслабилась и размякла, медленно и сипло дыша. Мысли неспешно по кирпичику выстраивались в её голове. Пыл отпускал её. Она приходила в себя.