Волки выбирают пряности

Повышенная эмоциональность никогда не была мне свойственна, если не считать последних месяцев. Напротив, я всегда трезво смотрела на вещи, сохраняла рассудительность и, насколько это возможно — хладнокровие. Лишь оставаясь одна, позволяла жалеть саму себя и предаваться отчаянию. Тем страннее сейчас мне казалось собственное поведение. Да, некоторые перемены в характере и излишнюю чувствительность можно было списать на пробуждение второй сущности и предшествующие этому стрессы, но мне казалось, что здесь имело место и другое.

Что именно — я пыталась понять

Сейчас, смотря в приклеившиеся на потолок тени, я словно сбросила морок, окутывающий меня в последние дни. Рассудительность вынырнула откуда-то из недр сознания и, потупившись, скромно меня поприветствовала.

Чем руководствовалась я, когда приехала в столицу? Желанием поговорить с Хильдом. Идя на встречу с ним, была уверена в своей безопасности, хотя и волновалась. Тем не менее, услышав слова Весборта, почему не придала им значения? Не отказалась поверить, что было бы вполне логичным, а просто проигнорировала возможную опасность? Не послушала и Ардена, когда он предложил уйти с ним. Всё тот же вопрос — почему?

Не виня себя, я старательно пыталась разобраться.

Желание увидеться с родителями и помочь им, всегда было неимоверным. Но разве одно только это оправдывало риск? Казалось, вернись я сейчас в те мгновения — ушла бы не раздумывая. Возможно, не с мэром, но с Арденом точно. И не потому что теперь знала, чем всё закончится, а потому что в тот момент понимала бы, что так нужно.

Отведя взгляд от потолка, я перевернулась на бок и принялась наблюдать за подрагивающими на окне полупрозрачными занавесками. Подобно белым парусам, они надувались от ветра, и так же медленно сдувались, чтобы после наполнится снова.

И тут я вспомнила о странном толчке в спину, ставшем для меня последней каплей, переполнившей чашу весов. В тот момент совершенно о нём не задумалась, и теперь, стараясь понять, что это было, ответа так и не нашла.

Занавески продолжали колыхаться, гипнотизируя своим танцем, веки тяжелели, и постепенно я проваливалась в сон.

— Дзинь! — упав на дорогу, звякнула монетка и покатилась вперёд по ночному городу.

Вокруг было тихо. Ни одна повозка не бренчала, везя людей по срочным делам, ни один голос не сотрясал воздух вибрацией, ни один отголосок смеха не разносился по застывшей округе.

Осмотревшись, я сосредоточилась на своём маленьком, поблёскивающем проводнике и, лишний раз не раздумывая, пошла следом. Минуя пустые улицы и кварталы, сворачивая в узкие переулки, я углублялась в Тамаринд.

Маленький городок, названный в честь выращиваемой в нём специи. Место, где я провела первых одиннадцать лет своей жизни. Место, куда вернулась спустя семь.

Сейчас он спал, окутанный серо-голубой негой, ползущей по тротуарам и отражающейся в разбитых глазах заброшенных домов. Идя, я обнаружила, что одета в белую ночную рубашку, а в босые ступни врезаются мелкие камешки и редкие осколки стекла. Не было ни ощущений, ни боли, будто я — всего лишь призрак, разгуливающий в этих местах среди ночи. А быть может призрак — само это место. Город. Весь Тамаринд.

Монетка остановилась у знакомого крыльца, и дверь тут же гостеприимно распахнулась — без скрипа. Я вошла внутрь и поднялась по старой шаткой лестнице, всё так же — без скрипа. Ни единая прогнившая половица не издала тягучего стона под тяжестью моих шагов.

Очередная дверь — и я в комнате. Старая ичши спит, укрывшись несколькими заштопанными одеялами. Бедные старики, им холодно даже тёплыми майскими ночами…Рядом, обняв подаренного мною плюшевого мишку, спит Шанта, смешно морща носик во сне. Чуть дальше — Джур, судя по открытому рту, издающий храп. Есть здесь и ещё несколько человек, но их рассмотреть я не успеваю, потому что вижу её — Раду.

Она сидит у окна, прямо на полу, и облик её как всегда полон тайны и чего-то непостижимого. Будто она, невзирая на возраст, давно постигла главные мудрости жизни, и сейчас снисходительно, словно мать, смотрит на непутёвых детей.

— Садись, — Рада похлопала по месту рядом с собой.

Ошарашенная, я на внезапно негнущихся ногах приблизилась и опустилась на пол. Ни холода, ни тепла, ни посторонних звуков — их по-прежнему не было, отчего прозвучавший голос ичши стал ещё большей неожиданностью.

— Я сплю? — спросила, заторможено обведя взглядом всех, находящихся в комнате.

— Можно сказать и так, — она улыбнулась, но в следующий миг улыбка её померкла. — Это мой тааши — так мы называем подобные места. Мой созданный мир. Иногда я могу уходить сюда, а иногда и приглашать кого-то другого. Не уверена, что моих сил хватит надолго, потому постараюсь, чтобы наш разговор не отнял много времени.

На меня обратились чёрные как ночь глаза и, убедившись, что я готова слушать, Рада произнесла:

— Я хочу кое-что показать тебе, но перед этим скажу: твой выбор был правильным. Знаю, ты винишь себя, но поверь, всё случилось так, как должно. Это я подтолкнула тебя к тому шагу, и сейчас ты поймёшь, почему.

Она изящно взмахнула рукой, и перед нами замелькали картинки. Показалось, что я снова оказалась на просмотре кинофильма, но на этот раз цветного, и главной героиней которого оказалось я сама.

Стремглав передо мной пронеслись все мгновения того злополучного дня. Не щадя меня, Рада заставила просмотреть всё от начала и до конца. Вплоть до того момента, пока на меня не надели серебряный браслет.

Дышать стало трудно, но ичши, словно не заметив моего состояния, продолжила:

— А теперь взгляни, что было бы, уйди ты с турьером Весбортом.

И я увидела себя — настороженную, недоверчивую, но всё же садящуюся в экипаж с мэром. Мы выезжаем из города, петляя по дальнему району, после выезжаем из столицы и едем по окольной дороге. Весборт уверен, что сумеет меня увезти, но через час позади слышится шум, ознаменовывающий приближение королевских магов. Они приближаются быстро, завязывается потасовка, и экипаж переворачивается. Я буквально ощущаю, как от боли разрывается грудная клетка, а шея принимает неестественное положение. Всего несколько мгновений — и боль исчезает, а последнее, что я вижу — искажённое ужасом лицо мэра.

Картинка исчезла, и, переведя потрясённый взгляд на Раду, я хрипло спросила:

— А после…они бы тоже забрали меня, да?

Та, посмотрев мне прямо в глаза своими бездонными чёрными колодцами, спокойно проронила:

— В этой вариации будущего ты умерла.

Не дав мне опомниться и осознать сказанное, ичши снова взмахнула рукой. На сей раз я увидела себя, уезжающей с Арденом. Экипаж остановили, едва мы выехали из города. Те же пятьдесят турьеров, один из которых выступил с призывом пройти с ними. Всё было схоже с уже случившимся.

Пять волков — чёрный, серые и белая противостояли магам, а позже присоединились и мэр с Дианом. Картинки ускорились, и вся битва промелькнула в одно мгновение, а представший предо мной итог показался хуже предыдущего. Мертвы были двое, подоспевшие нам на помощь. Мэр и турьер, которого дома, в лисьей деревне ждала любящая семья.

Ощущая, как меня трясёт, я закрыла рот руками, чтобы не закричать, и теперь Рада сделала недолгую паузу, дав мне немного успокоиться.

— Всё…обязательно было бы именно так? — спросила охрипшим голосом, не в силах в это поверить.

— Это наиболее вероятные варианты, — отозвалась ичши. — Когда-то я уже говорила, что моделей будущего великое множество, и лишь наши поступки определяют, какое станет истинным. То, что ты увидела — произошло бы скорее всего. События могли бы иметь и другое развитие, но с наименьшей долей вероятности.

Хотя, поднимая на неё глаза, не видела себя со стороны, я знала, что в них всё ещё отражается неприкрытый шок:

— То, что я приняла за подтолкнувший меня ветер, была ты?

Рада не ответила, но её слегка поднявшиеся уголки губ я приняла за знак согласия.

— А теперь покажу настоящее, — произнесла она, вновь сопроводив слова взмахом руки.