Страница 56 из 155
— Единственного? — повторил граф Бестужев. — Вы не правы в отношении меня, ваше императорское высочество... К чему же такая горячность?.. Неужели для такой женщины, как вы, ваше высочество, может иметь такое значение сердечная игра?
— А если, наконец, я желаю, — с возрастающим волнением воскликнула Екатерина Алексеевна, — чтобы мне предоставили эту игру!.. Если это и игра, то я требую в ней, по крайней мере, свободы во имя прав своего сердца!.. Послушайте, граф Бестужев, — продолжала она, и её голос принял жёсткое выражение, а глаза заблестели почти дикою энергией, — я была готова пожертвовать всеми жизненными благами ради того священнейшего чувства, которым может быть полно сердце женщины; я была готова посвятить все свои жизненные силы долгу, больше и выше которого нет на земле... Я просила государыню... я в ногах у неё умоляла её отдать мне моего сына, и она... отказала мне в этом!.. Пусть будет так... Я отказываю в той жертве, которой требуют от меня! Скажите это государыне, если хотите... пусть она употребит всё могущество, находящееся к её услугам, приложите и вы сами все свои хитрость и упрямство, в которых вас не превзойдёт никто на свете, — я всё же буду сопротивляться вам, и если вы насильно удалите графа, то я последую за ним!.. Я истомилась, влача это жалкое, пустое, одинокое существование, и если мне нужно сохранить силы в ожидании той будущности, о которой вы говорили мне, то не касайтесь же грубою рукой прав моего сердца.
Граф Бестужев молчал и смотрел на эту дважды прекрасную в её пылком волнении женщину испытующим взором врача, видящего перед собою больного и измышляющего средство, которое ослабило бы пароксизм лихорадки.
Между тем как они молча не спускали взоров друг с друга, дверь отворилась и с весёлою улыбкой на губах, сияя красотой и молодостью, вошёл граф Понятовский. Он остановился на пороге и, увидев канцлера, намеревался с глубоким поклоном в сторону великой княгини повернуть обратно.
— Стойте! — воскликнула Екатерина Алексеевна. — Останьтесь, граф Понятовский!.. Мы говорим о вас, и вы вправе присутствовать при нашем разговоре.
Понятовский приблизился. Он испуганным взором смотрел на крайне возбуждённое лицо великой княгини.
— Прошу вас, ваше императорское высочество, — сказал Бестужев, — остановитесь... подумайте...
— Мне не о чем думать, — воскликнула Екатерина Алексеевна, — я уже сказала вам, что буду защищаться, когда на меня станут нападать, и я сдержу своё слово.
— А кто нападает на вас, ваше императорское высочество? — воскликнул граф Понятовский, с угрожающим блеском в глазах подходя к великой княгине, между тем как Бестужев, вздыхая и пожимая плечами, переводил свой взор с одной на другого.
— На меня нападают, — воскликнула Екатерина Алексеевна, — намереваясь похитить у меня моего друга... Вас, граф Понятовский, хотят прогнать отсюда и от меня требуют, чтобы я пожертвовала вами, так как считают преступлением, когда моё сердце бьётся лично для меня!.. Если вы хотите оставить меня, — продолжала она, — если вы хотите уступить угрозам, ступайте... вы свободны... Но если вы желаете сохранить верность дружбе, в которой вы клялись мне, то пусть наши враги увидят, что в состоянии сделать слабая женщина, приведённая в отчаяние.
Граф Понятовский опустился пред великою княгиней на колени и стал целовать её руки, протянутые ему ею, причём она взглянула на Бестужева вызывающе упрямым взором; последний отвернулся и лишь, вздыхая, покачивал головою.
Граф Понятовский поднялся с коленей.
— Дело идёт о моей особе, ваше императорское высочество, — начал он со спокойной уверенностью в голосе, — и, как ни безгранично блаженно счастье, которым наполнило меня милостивое участие высокой повелительницы, тем не менее я считаю своею обязанностью лично вступиться за себя и выслушать, в чём меня упрекают и чего требуют от меня... поэтому прошу ваше императорское высочество предоставить мне самому вести свои дела и разрешить мне, несмотря на ваше присутствие, переговорить с господином канцлером.
Бестужев удивлённо взглянул на почти иронически насмешливое лицо Понятовского.
— Вы хотите оставить меня? — воскликнула Екатерина Алексеевна.
— Лишь вместе с жизнью, — горячо ответил граф Понятовский. — Я всё же убеждён, — продолжал он, — что мне удастся убедить его сиятельство в моей невинности и обратить его в моего защитника... Прошу вас, ваше императорское высочество, извинить, что мне приходится удалиться с господином канцлером, если его сиятельство намерен удостоить меня чести поговорить со мною.
— Хорошо, — вымолвила Екатерина Алексеевна, — всё-таки вам не нужно уходить... он в состоянии перехитрить вас... убедить возвратиться на родину... Оставайтесь здесь, господа, оставайтесь одни, но я возвращусь и потребую во всём отчёта... Будьте уверены, граф Бестужев, что я не позволю ни запугать, ни перехитрить себя.
С этими словами великая княгиня удалилась. Канцлер и граф Понятовский остались одни.
Граф Бестужев в небрежно-удобной позе опустился на диван; с важным видом своего превосходства он обвёл стоявшего перед ним графа взором и, вертя между пальцев свою золотую табакерку, сказал:
— Поздравляю вас, граф... По-видимому, вы отлично умеете приобретать расположение дам... Это свидетельствует об уме, так как одна прекрасная внешность, которою природа щедро наделила вас, способна привлекать лишь мимолётно, но никогда не оковывает цепями.
— Ваше сиятельство, — невольно краснея, воскликнул Понятовский, — я принуждён просить вас...
— Постойте, постойте! — прервал его Бестужев. — Позвольте мне спокойно продолжать, так как в моём возрасте на такие вещи смотрят совершенно хладнокровно... Итак, я не могу сомневаться в вашем уме, — продолжал он, — и вы поймёте, что в любовных историях, в которых бывает замешана женщина высочайшего положения, поступают совершенно иначе, чем тогда, когда вопрос идёт о простой субретке или даже о придворной даме... Вы поймёте, что было бы безумием и вовсе не по-рыцарски, если бы вы злоупотребили расположением великой княгини и пытались воспротивиться воле государыни, так как её императорское величество повелела вам удалиться отсюда... Вы бессильны против воли государыни, и вы поступите не по-рыцарски, вовлекая в эти неудобные затруднения такую даму, как великая княгиня... Мне кажется, что долг всякого рыцаря отступать в таких случаях.
— Вы, ваше сиятельство, совершенно правы, — ответил Понятовский, — и я ни на мгновение не колебался бы пожертвовать своею особою, чтобы оградить её императорское величество от всякого конфликта с её императорским высочеством, если бы не надеялся приобрести столь же могущественного, сколь и проницательного союзника, который найдёт путь к тому, чтобы изменить волю императрицы и побудить её взять обратно повеление, столь жестоко задевающее меня.
— И в ком вы думаете найти такого союзника? — спросил граф Бестужев. — Я совершенно откровенно говорю с вами! Это не я побудил государыню отдать повеление об удалении вас... Ведь тут действовали против вас другие силы, и едва ли вы найдёте человека, который мог бы с успехом бороться против этих сил.
— Есть один лишь человек, который в России может всё, — ответил Понятовский, — и он поможет мне побороть все происки противников.
— Мне было бы очень интересно узнать такого человека, — насмешливо произнёс граф Бестужев.
— Вы, ваше сиятельство, согласитесь со мною, — с улыбкой ответил граф Понятовский, — если я скажу вам, что моим союзником будет граф Алексей Петрович Бестужев, великий канцлер Российской империи.
— Сильно сказано! — заметил граф Бестужев, причём, громко смеясь, погрузил свои длинные, худощавые указательные пальцы в табакерку и поднёс их к носу. — Вы ждёте, что я буду защитником каприза, который может повлечь за собою больше осложнений, чем он стоит того?.. Всё же я должен сказать вам, что это — дело серьёзное, и потому прошу вас подавить в себе склонность к шутливости, которая могла бы быть более уместна в другое время и при других обстоятельствах... Верьте мне, для вас не остаётся ничего другого, как поскорее и без шума уехать, если вы только не хотите навлечь на себя и, что ещё печальнее и непростительнее, на великую княгиню гнев императрицы.