Страница 53 из 64
— Садись, постельничий, насупротив Вяземского-князя.
Откинул голову, свернул трубочкой губы.
— И тебе, боярин-князь, по роду место...
Показал костлявым указательным пальцем на пустое место ниже Лупатова.
Курлятев не шевелился.
— Посадить боярина-князя!
Опричники бросились на Василия Артемьевича, подняли, с размаху опустили на лавку. Он упрямо рванулся, сполз под стол.
Царь отрезал огромный кусок рыбы, сунул в рот, потёр довольно руки.
Друцкой склонился к Вяземскому.
— А и быть ужо потехе.
Малюта оскалил зубы, перевёл испытующий взгляд на Иоанна, уловил его желание. Обронив ложку, он наклонился под стол, изо всех сил упёрся кулаком в затылок боярина.
— Показал бы ты милость, сел с нами.
Ухватил за ворот, вытащил из-под стола. Курлятев упёрся. Лицо его залилось кровью и выкатились глаза.
— Не кичись, отведай царёвых щей.
Насильно усадил, обнял за талию. Курлятев рванулся, плечом оттолкнулся от Лупатова, задыхаясь, истерически крикнул в лицо Скуратову:
— Не сяду с ним! Ниже страдникова сына не сяду!
Малюта взглянул на лукаво ухмыляющегося царя, дёрнул за бороду боярина. Два опричника приподняли его за уши.
Оглушительным взрывом прокатился по трапезной хохот.
Лупатов забылся, подпрыгивая мячом, отчаянно стучал ногами, закатывался в безудержном смехе.
Василий Артемьевич пригнул по-бычьи голову и грузно задышал.
— Бо-я-рин-кня-зь!
Тот повернулся на оклик, встретился с взглядом царя, сразу обессилел.
Острые глаза пронизывали, издевались, лишали воли. Тоскливо упало сжавшееся комочком сердце.
— Ан сядешь, боярин!
И, словно позабыв о Курлятеве, придвинул к себе миску со щами, хлебнул.
— А мне! Васильиц!
Из-за двери выскочил карлик, тряхнул колпаком. Тоненьким переливчатым смешком залились бубенцы.
Уродец прыгнул на лавку к Василию Артемьевичу, сунул руку в миску, вскрикнул от боли, размазал пальцами по губам боярина.
— Злой. А есцё князь-боярин. Раскалил, стоб не мозно мне похлебать...
Кувыркнулся с лавки, стал на корточках перед царём так, как служат собаки.
Иоанн подбросил кость. Шут подхватил её на лету ртом, с рычанием развалился на полу.
Василий Артемьевич, обжигаясь, ел. Малюта, с шуточными поклонами, беспрерывно подливал щей в его миску.
Карлик шушукался с Вяземским, вышел из трапезной и вскоре вернулся с ковшом.
— Испей, князь-боярин. Водица пригозая. Зёлтая-зёлтая, как зубы у дьяка Лясного. — И ткнулся под руку царю.
Иоанн взял ковш, сунул его в губы уродцу.
— А коль пригожая — сам и испей.
Брезгливо отдёрнул голову, умильно поглядел на царя.
— Пей... или...
Кривляясь и фыркая, шут выпил залпом.
Грозный с отвращением сплюнул, схватил со стола миску со щами, вылил на голову карлику.
— Гад. Не поперхнётся!
Обваренный заорал благим матом, забился под стол.
Иоанн спокойно взял кость из миски, аппетитно глодал её; кусочки капусты, мясной мозг, мутная жижа щей размазались по бороде, усам и лицу. Он, жадно и громко высасывая, глодал кость.
Послушники налили в ковши вина.
Лупатов быстро захмелел, полез с поцелуями к Друцкому. Василий Артемьевич мрачно уставился в миску. Его обрюзглое лицо изрылось серыми лучиками, сжатые страдальчески губы вздрагивали и слюнявились.
Царь допил свой ковш, подмигнул Басманову на колпак, свалившийся с головы шута.
Федька фыркнул в кулак, встал из-за стола, грациозно поднял с пола колпак.
Грозный подал рукой знак. Малюта изо всех сил застучал по столу. Мгновенно все стихли.
Басманов встал перед Василием Артемьевичем, жеманно поклонился.
— Царь и великий князь жалует тебя своим шутом.
И, приплясывая, нахлобучил на голову боярина шутовской колпак.
Курлятев съёжился под едким смешком царя, не смел шевельнуться.
— Эй, скоморохи!
Терем заполнился пронзительным визгом, звоном бубенцов, мяуканьем и собачьим лаем. Опричники захлопали в ладоши.
Незаметно для себя Иоанн в такт хлопкам задёргал плечами. Лицо его расплылось в хмельной удалой улыбке. Малюта закатил глаза так, что видны были одни белки, стал против царя с волынкою.
Гнусаво затянул, подражая слепцам. Подле него Федька на корточках подпевал тоненьким, дрожащим фальцетом.
Грозный зажмурился от удовольствия, потрепал Скуратова по плечу.
— За потеху, убогие, и мы потехой уважим.
Окликнул дружелюбно Курлятева:
— Что, соколик, притих?
Боярин, пошатываясь, встал.
— Подойди, соколик, не обессудь Рюриковича. — И сквозь сжатые зубы ехидно добавил:— Попляши.
Вяземский хлопнул боярина по животу, схватил за руку, откинул от себя.
Курлятев неуклюже закружился по терему. Непереносимою тяжестью давил голову колпак, а звон бубенцов отзывался тяжким позором во всём существе. В бегающих глазах жутко переливались, как у загнанного человеком зверька, панический ужас и дикая ненависть. Шуты с воем и свистом вертелись вокруг него, падали под ноги, карабкались на плечи, царапались и кусались.
А плечи Иоанна подёргивались всё быстрей, задорней, ноги выстукивали уже частую дробь. Малюта ревел хриплым басом, нёсся с Басмановым по комнате в бешеной пляске.
Царь вскочил, ухарски тряхнул головой.
— Эй, жги-говори, приговаривай!
Василий Артемьевич остановился как заворожённый, не сводил глаз с Иоанна. Не соображая, помимо воли, он стал повторять каждое движение и жесты разгулявшегося пьяного царя.
Быстрей и задорней выстукивали частую дробь ноги Грозного.
Всё тело ходило и дёргалось.
— Испить!
На ходу подхватил ковш, залпом опорожнил его, бросил под потолок.
— Эй, жги-говори, приговар...
Оборвался. Смылась с лица удаль. Один глаз закрылся, другой жутко блеснул.
— Царскую пляску, смерд, перешучиваешь!
Правая щека взбухла, посерела, покрылась пупырышками, как у утопленника. Пальцы корчились и посинели у ногтей. Тяжёлой волной поднимался от сердца гнев.
— Убрать!
Схватил жбан, неистово стучал им о стол, надрываясь, исступлённо ревел:
— Убрать! Убрать! Убррра-ать!!
Малюта бросился на Курлятева, вытащил его из терема.
Грозный бессильно упал в кресло.
Басманов рукавом своего подрясника стёр с его лба проступивший обильно пот. Опричники и шуты сбились за столом.
— Келарь! — позвал расслабленно, чуть приоткрыл глаза.
Вяземский упал на колени.
— Пошто... при... тихли... все... келарь?
По тёмному лицу порхнула слабая болезненная улыбка. Вдруг вскочил, взмахнул рукой.
— Эй, жги-говори...
Жадно выпил вина.
Трапезная ожила. Басманов под шум незаметно вышел из терема, в смежной комнате обрядился в сарафан, надел кокошник. Подбоченясь по-женски, вернулся в трапезную.
Царь, увидев ряженого, затрясся от смеха. Опричники подзадоривали Басманова. Вяземский, задрав подрясник, важно ходил за ним, временами порывисто налетал и облапывал. Тогда Федька тоненько взвизгивал, кокетливо отбивался и стыдливо закрывал руками торчавшие из-под сарафана на месте грудей толщинки...
У подвала Малюта жестом отпустил стрельцов, пропустил Курлятева через кованую железную дверь в темницу. Василий Артемьевич безнадёжно огляделся, пощупал впереди себя руками, опустился на солому. Его похоронила сырая мгла.
Скуратов постоял за дверью, о чём-то подумал и решительно шагнул в темницу.
— Боярин!
Тот съёжился, закрыв руками лицо, молчал.
— Слушай, боярин!
Наклонился к уху.
— Тяжко мне. Весь я не свой. Не ведаю, как и живу с ним, с бесноватым царём.