Незримое

Точнее, телефоном.

Вариантов для звонка было три.

Во-первых, конечно, бабушка. Ну или папа, тут уже без разницы. За последние дни они оба успели доказать – без особой на то нужды – что обладают огромной силой и властью даже в городе, где их все ненавидят. И думается мне, что при желании эта парочка могла бы легко разобраться даже со столь запутанным делом. И вероятно, желание в них можно пробудить – ведь тут замешана вся такая беспомощная и непутевая я.

Но тогда не видать мне свободы как своих ушей. Мой звонок явно воспримут как капитуляцию, а просьбу о помощи используют как лишнее доказательство моей никчемности и, соответственно, повод утрамбовать меня обратно под семейное крыло.

Нет уж, увольте. Не настолько я еще отчаялась.

Второй вариант – Ковальчук. Я ведь уже размышляла о том, чтобы все ему рассказать и попытаться добиться ответной откровенности. Мол, у каждого из нас есть кусочки пазла, и только вместе мы сможем собрать цельную картинку. Вот только не факт, что мне поверят. А если и поверят, но с огромной вероятностью просто выудят из меня все важные сведения, а взамен ничего не дадут, оставив на периферии расследования.

Можете считать меня самоуверенной идиоткой, но я знала, что в силах принести пользу, и прямо-таки чувствовала, что мое участие в деле необходимо. Да и, что уж греха таить, просто напросто не хотела отсиживаться в стороне. Это мою жизнь перевернули с ног на голову, привнеся в нее задорный элемент неожиданности. Так неужели ж я позволю кому-то другому со всем разбираться?

В общем, Ковальчук тоже оказался крайним вариантом, потому что за год проявил немало шовинистских замашек в целом и предвзятости ко мне в частности.

Ну и наконец… майор-не-поручик Ржевский.

Ладно, уже же понятно, что ему мне хотелось позвонить сильнее всего. Потому что он мне нравился, да… даже больше, чем просто нравился. Потому что он открытый, сильный, честный и справедливый. Потому что, как ни странно, мы действительно успели стать напарниками. И потому что он единственный каким-то непостижимым образом слышал и понимал все, что я говорю.

Оказывается, как мало мне нужно… быть услышанной. Даже грустно.

Но у этой кандидатуры тоже имелись свои минусы. К примеру, я по-прежнему дико стеснялась открывать ему всю правду о своей профессии. А еще благодаря мне Ян и так уже вляпался достаточно глубоко, и этим звонком я могла утянуть его на самое дно и серьезно подставить.

Ну и последнее – он мог и сам позвонить, однако почему-то молчал, что не то чтобы было так уж обидно, просто… нервировало.

В общем, куда ни кинь, всюду клин.

И все-таки нетрудно догадаться, чей номер я в итоге набрала. Потому что логика в таких делах бессильна.

Ян ответил после первого же гудка, словно ждал звонка и держал мобильник наготове.

– Я уж думал, родственники сослали тебя куда-нибудь в Тимбукту.

На лице помимо воли расплылась улыбка.

– Пытаются сослать в Питер, но я активно сопротивляюсь.

– Зря. Погодка там, конечно, так себе, но места красивые.

Я огляделась. Находилась я, скажем так, не в самой живописной части города, однако…

– Мне и тут нравится.

– И это правильно. – Поручик на мгновение умолк, в эфире раздалось странное шуршание, ворчание и, кажется, мат, а потом: – Где тебя подобрать?

– Что?

– Разве ты не за этим звонишь? Думал, мы продолжаем. Я как раз собрался выезжать, есть одна зацепка. Так где ты сейчас?

Зацепка – это хорошо. Оставалось надеяться, что она более внятная, чем моя.

– На перепутье, – вздохнула я. – Решаю, в какую сторону идти – к площади Боевой Славы или все-таки на вокзал…

– Тяжелый выбор, – хмыкнул Ян. – Топай к площади, подъеду через пятнадцать минут, если нигде не встану.

И только когда он отключился, а я послушно направилась дальше по Угличской, в голове что-то щелкнуло: на чем он едет, если машина вчера превратилась в груду металлолома?

* * *

– Папа? – неверяще переспросила я, когда мы тронулись.

Причем от ответа на мучивший меня вопрос я так обалдела, что даже не уточнила, куда мы, собственно, направляемся.

– Да, – скривился Ян.

– Мой папа?

– Ну не мой же.

– И с какой стати ему давать тебе машину?

Да не просто машину, а новенькую, блестящую и явно дорогую. На логотип я как-то посмотреть не удосужилась, но…

– Во-первых, не мне, а Следственному отделу, – недовольно и несколько смущенно пробурчал Ян. – Предыдущая тоже, по сути, принадлежала городу. Во-вторых, твой папа мне ее только передал, а вообще это вроде как от вашего Надзорного комитета. Компенсация ущерба, нанесенного потусторонними тварями.

Он вновь скривился и с досадой ударил по рулю.

– Слушай, я не просил, ясно? Уже думал, как перед начальством буду оправдываться за смятую в гармошку колымагу – тем более что смяло ее не во время дела, а в моем якобы отпуске. Как только выйду на работу, сдам этот космический корабль вместе со всеми бумажками от комитета, а себе попрошу что-нибудь попроще…

– Чего ты завелся-то? – не поняла я.

– Ну выглядит так… – Ян замялся. – Так, будто я с тобой возился, а потом взял у твоей семьи и… Твой отец так и сказал, мол, спасибо, что присмотрел. Ты ведь не думаешь, что?..

– И в мыслях не было, – быстро перебила я, делая в уме пометку «убить родителя». – Даже если б он отдал ее лично тебе, а не твоему отделу. Ты заслужил.

– Ох, заткнись.

Впрочем, несмотря на сварливый тон, после моего ответа ему явно полегчало, так что я рискнула сменить тему:

– Куда едем, и что за зацепка?

– Едем в гости к Ольге Метельке. – Я уже открыла рот, чтобы высказать все, что думаю об этой затее, но Ян продолжил: – Оказывается, она может много чего интересного рассказать.

Я прищурилась:

– Откуда дровишки?

– Не у одной тебя есть связи, – фыркнул он.

Все оказалось просто и сложно одновременно. Пока я выслушивала нотации родни, бравый поручик без дела не сидел и попытался выяснить как можно больше о прошлом Беляка. Ведь началось все – по крайней мере, для нас – именно с его смерти, а значит, в ней и кроется часть разгадок.

Ивановские полицейские никакой новой информации предоставить не смогли, а среди местных связей самая явная и свежая была нам известна – Ольга Метелька. После вмешательства высшего из Надзорного комитета ее подлечили и отпустили, так что Ян попытался сунуться к ней по последнему известному адресу проживания.

Там его встретила парочка недружелюбных ведьм, сначала попытавшихся поручика проклясть (полагаю, не по-настоящему, а всякими нехорошими словами), а потом сообщивших, что после пережитого стресса и смерти любимого Ольга временно перебралась к матери.

Мать, от которой Метелька и переняла тягу к ведьмовству, как дама продвинутая и умелая нигде не значилась, не привлекалась и не светилась, так что искать ее пришлось как раз с помощью тех самых связей, что Ян упомянул чуть раньше.

В итоге он разжился исключительно номером мобильника, мило побеседовал с «приятной женщиной средних лет», вкратце обрисовал ей ситуацию – разумеется, с выгодной нам стороны – и в итоге договорился о встрече.

Наталья, как попросила называть себя Метелька-старшая, обещала вкусный чай, полное сотрудничество дочери и ответы на многие интересующие нас вопросы.

– Нас? – уточнила я. – Или тебя? Что-то мне подсказывает, что меня там точно не ждут.

Ян поджал губы:

– Я сказал, что буду не один. Никто не возражал.

– Ольга не обрадуется…

– Как я понял, у матери на нее достаточно влияния.

Что ж, наверняка так и есть. Потомственные ведьмы, они такие. Дар ведь в данном случае не передается по наследству, а вот своеобразная мораль и некие сомнительные ценности вдалбливаются с детства. В результате чего дочь, как правило, вырастает с определенной долей ненависти к матери, но и авторитет оной остается непререкаемым до конца жизни.

Знаете, как у Стругацких: «…потому что волчица говорит своим волчатам: “Кусайте как я”, и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: “Удирайте как я”, и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: “Думай как я”, а это уже преступление…»