Холодная зима

Боль. Слова, которые нельзя стереть из памяти. Слова, которые убивают. Сеймей.

- Соби! – крик Рицки совсем рядом, словно будит, и, возвращаясь к реальности, одна боль сменяет другую. – Ты весь в крови! Что случилось?!

Нет. Уходи. Не смотри.

- Опять отворачиваешься?! Соби…

И Соби слышит звон, как будто Рицка сгребает осколки в сторону, и тут же чувствует его тёплые руки, обнимающие его сзади. Это хорошо, можно не отворачиваться. Его руки… сильные.

- Ну почему ты меня не позвал? Я бы помог, - прошептал Рицка, согревая кожу горячим дыханием.

- Рицка… я бесполезен. Тебе не нужен такой боец как я. Даже такой слабый человек рядом тебе не нужен.

- Соби, это всего лишь стакан. Все иногда их разбивают.

- Я неловкий. Я постоянно буду что-нибудь разбивать. От меня одни проблемы. Я только мешаюсь. Я даже защитить тебя не смогу, если что-то случится. Я не нужен. Сеймей поэтому не приходил ко мне, - и Соби говорил и уже не мог остановиться. Повторял заученные слова Сеймея, в которые сам верил теперь безоговорочно. Говорил о Сеймее, выпуская всю боль, связанную с ним. Раньше он никогда не позволил бы себе подобного при Рицке, но сейчас, сидя на полу у горы осколков, с окровавленными пальцами и опущенной головой, он ощущал себя слабым и уязвимым как никогда, и ему казалось, что терять уже нечего. А потом он вдруг опомнился, что, говоря всё время о Сеймее, может причинить боль Рицке, и замолчал, запнувшись на полуслове.

А Рицка вдруг ещё крепче прижал его к себе.

- Не слушай ты его. Сеймей наговорил тебе кучу гадостей. И, даже если ты не нужен ему, ты нужен мне.

И Соби замирает. Голос Рицки такой спокойный, без тени сомнения. Его словам хочется верить. Его словам невозможно не верить. Его слова как заклинания.

- Ты очень нужен мне, Соби. Как боец. Как человек рядом со мной. Ты – неотъемлемая часть меня самого, Соби. Поэтому, пожалуйста, будь сильным. Оправдай мою веру в тебя. Но, если вдруг у тебя что-то не будет получаться…. Например, ты будешь постоянно колотить стаканы, я не перестану любить тебя.

Вздох. И что-то внутри электрическим током отзывается на эти слова. Слова, преисполненные силой. Слова, которым хочется подчиняться.

- В своём сердце я всегда верил, что ты жив где-то. Даже, если всё говорило против этого, даже если я сам впадал в отчаяние, во мне теплилась вера, и я всегда поднимался на ноги. Только благодаря этой вере я сам не умер. Вера в тебя, в твою жизнь, в лучшее в тебе – это то, что всегда было со мной, Соби. Ты не просто нужен, ты необходим.

Слова, наполняющие светом мир вечной темноты перед глазами и тьмы в сердце. Слова, озаряющие путь. Дающие смысл одинокой и пустой жизни.

И Соби вдруг понял, что всё это время был мёртв не для Рицки, а для Сеймея. Сеймей сказал, что он умер, что он не нужен, а Рицка писал ему письма, весь год носил цепочку, подаренную им, видел его во сне, плакал по нему и звал его. Значит, всё это время, он был нужен Рицке, а не Сеймею. А меня учили быть нужным. Сеймей назвал меня мёртвым, а мёртвые не нужны. Если я умер для тебя, Сеймей, я буду жить для Рицки.

- Соби, - тихонько шепчет Рицка в самое ухо. – А куда подевались твои серёжки? Я ещё вчера спросить хотел, но уснул. Если Сеймей выбросил их, я куплю тебе новые. Хочешь?

- Да, - отвечает Соби хриплым, непослушным голосом. – Я хочу принадлежать только тебе, Рицка.

- И ты волен быть со мной, Соби. Если хочешь, будь. Мне плевать на все нелепые условности, потому что ты уже часть меня. Остальное – неважно. Важно только то, что мы сами чувствуем.

- Рицка… Ты стал очень сильным.

Короткий вздох.

- Поэтому тебе придётся тоже постараться, Соби. Ты можешь быть сильным, сильным по-настоящему, как только перестанешь стыдиться своих слабостей. И не пугай меня так больше с утра пораньше. Осколки я потом сам уберу, а сейчас давай лучше займёмся твоими порезами. Ты как? Лучше?

- Да. Спасибо, Рицка.

Быстрый смущённый поцелуй в щёку – и Рицка встаёт, помогая и Соби подняться.

- А что так вкусно пахнет? – спрашивает он. – Опять какой-нибудь шедевр готовишь? Я даже проголодался.

- Всего лишь тунец, - и Соби сам уже не может сдержать улыбки. Счастья, облегчения. – Выключи плиту, а то он уже сгорел наверное.

- Обожаю тунец! Спасибо! Но это потом. У тебя аптечка есть?

Рицка, ты такой смешной и милый, когда разводишь какую-нибудь деятельность. Эта деловитость так идёт тебе.

И хочется позволить ему всё, что он захочет. И больше нигде не болит.

Рицка перевязывает мелкие порезы с такой виртуозностью, что Соби даже не замечает этого. Он слушает беззаботное щебетание мальчика о том, что снилось ему под утро, о том, что у него, у Соби, жутко неудобная кровать, и надо купить новую. И лёд внутри понемногу таял, и забывался разбитый бокал и холодные на ощупь острые осколки.

И Соби даже не отворачивался. Он начинал привыкать к мысли, что Рицка видит его.

А потом его отвлёк звон металла. Голос Рицки сразу стал глуше в его восприятии, и Соби сосредоточил все усилия своего слуха на этом звуке.

- Что такое? – спросил Рицка.

Слух Соби был теперь на порядок острее, поэтому он услышал звон ключей в коридоре сразу. И ещё потому, что этот звук был хорошо знаком ему.

Когда ключ вошёл в замочную скважину, это услышал и Рицка. Он тоже замолчал. И снова стало тихо, холодно и пусто. Пожалуйста, не забирайте его у меня.

Но Рицка вдруг взял его за руку. Осторожно так, чтобы не коснуться свежих порезов. Этим он как будто сказал: «Я не уйду».

Этим он как будто бросал Сеймею вызов, который, войдя в комнату, увидел их держащимися за руки. И долго ещё никто из троих не произносил ни слова. И тишина говорила всё за них.

*

Когда Соби было лет семь, Рицу-сенсей в очередной раз довёл его до слёз, и, слушая его рыдания, раздражался всё больше. Он сказал тогда фразу, которую Соби помнил и сейчас: «Не думай, что все люди такие добрые, что будут дарить тебе игрушки и угощать конфетами. Человек по своей природе жестокое и довольно эгоистичное создание. Будешь искать в людях лучшее – значит, будешь постоянно подвергаться обману и разочарованию. Я не призываю тебя ненавидеть людей. Но и любить их не за что. Будет лучше, если ты уже сейчас поймёшь это и станешь относиться к окружающим ни больше ни меньше, как равнодушно. И даже, если кого-то будут убивать на твоих глазах, не вмешивайся, только если не убивают твою жертву. Только жертва будет иметь значение для тебя. И в своей жертве тебе придётся любить всё. И терпеть всё».

Идя по жизни, Соби постоянно примерял эти слова сначала на Рицу-сенсея, потом на Сеймея, на Рицку. Любить и терпеть. Соби хорошо знал теорию. Но на практике не всегда получалось. Он чётко знал, что Жертва – то, что любишь. Остальные люди – ничто, пустота. Он всегда старался следовать этому правилу, но остаться равнодушным к Кио так и не получилось. Не получилось остаться равнодушным к друзьям Рицки, он тоже полюбил их. Не получилось остаться равнодушным и к Нисею, ибо этого человека Соби ненавидел. Наверное, он всё-таки оказался не таким идеальным, каким представлялся Рицу-сенсею.

И теперь, когда перед ним были два человека, значившие для него одинаково много, он снова вспоминал этот урок, который так и остался невыученным. Он ощущал этих людей рядом с собой, их силу, их власть над собой, и впервые перед ним вставала проблема выбора. Впервые он сомневался в одном из этих людей.

Соби успел выучить, что Сеймей всегда прав. Но сколько раз он сам уже говорил Рицке: «Что бы ни случилось, знай, что я всегда буду на твоей стороне». И если раньше ему удавалось закрывать глаза на неправоту Сеймея, то теперь, когда она коснулась другого дорогого ему человека – Рицки, Соби пришлось задуматься. Серьёзно задуматься. Сеймей всегда прав, и Сеймей заставил Рицку страдать. Когда прошлым вечером Рицка всё никак не мог перестать плакать и цеплялся за него, рассказывал, как писал ему письма каждый день, как приносил цветы на его могилу, Соби чувствовал всю глубину его боли. И эту боль он не мог простить Сеймею, будь тот хоть тысячу раз прав.