Страница 28 из 33
– А сейчас, – предостерегающим тоном произнесла она, – я схожу за всем необходимым. Не вздумай дать деру, Фрэнсис! Полагаюсь на твою честь.
Лилиана покинула комнату и через пару минут вернулась с полотенцем, расческами и кожаной сумочкой, напоминавшей докторский саквояж в миниатюре. Она закрыла дверь с заговорщицким видом. Полотенце накинула Фрэнсис на плечи и заправила за воротник. А сумочку пока отставила в сторону: сперва нужно вымыть волосы. Лилиана хотела сделать все в лучшем виде и собиралась начать с яичного шампуня. О, она так и знала, что Фрэнсис это скажет! Нет, это не пустая трата яиц. А если даже и так – значит в этом-то и весь смысл: нужно немножко себя побаловать. Или Фрэнсис монашка какая-то?
Говоря все это шутливо, но решительно, Лилиана достала из корзинки яйцо, осторожно его разбила, чуть раздвинула половинки скорлупы, сливая белок на блюдце, а затем выпустила желток в чашку и взбила, смешав с уксусом. Едва Фрэнсис принялась вынимать шпильки из волос, она ее остановила. Разве в салонах красоты дамы собственноручно расшпиливают волосы? Нет, конечно! Лилиана встала за стулом и сама извлекла шпильки, одну за другой, нащупывая их кончиками пальцев и осторожно вытаскивая из тугой кички. Когда волосы вольно рассыпались, голова Фрэнсис словно увеличилась в объеме – так бутон превращается в пышный цветок.
Однако, как только на них был нанесен взбитый желток, чары рассеялись: от ощущения липкой, влажной корки на голове Фрэнсис просто передергивало. Спустя какое-то время Лилиана провела ее в кухоньку, велела наклониться над раковиной и, крепко взяв за загривок, точно тюремная надзирательница, принялась лить на нее воду, кувшин за кувшином. Со слезящимися глазами и заложенными ушами, Фрэнсис неверной поступью вернулась в гостиную, уселась на свой стул и стала покорно наклонять голову так и эдак, пока ей расчесывали спутанные волосы. Потом наступила короткая блаженная пауза: Лилиана расстегивала кожаную сумочку и что-то доставала из нее. Послышался безошибочно узнаваемый щелчок ножниц, быстро раздвинутых и сдвинутых, и Фрэнсис вдруг остро осознала реальность происходящего. Она обернулась и увидела, что Лилиана, с ножницами в руке, нерешительно замерла на месте. Газетные листы еле слышно похрустывали у них под ногами. Фрэнсис снова подумала о матери, мирно похрапывающей с приоткрытым ртом. Подумала о неподметенном крыльце. Как она вообще допустила, чтобы дело зашло так далеко?
Лилиана положила руку ей на плечо:
– Ты же не трусишь, правда?
– Ну, разве самую малость.
– Вспомни своего члена парламента.
– Я уже жалею, что рассказала тебе про того несчастного члена парламента.
– Вспомни мужчину, пристававшего к нам в парке, – ты же не побоялась его отбрить!
– Это была не смелость, а… – Фрэнсис опять повернулась лицом к стене. – Сама не знаю что. Я уже давно не совершала смелых поступков.
Ладонь Лилианы по-прежнему лежала у нее на плече.
– А по-моему, ты очень смелая, Фрэнсис.
– Ты меня почти не знаешь.
– Ты делаешь, что считаешь нужным, и тебя не волнует мнение окружающих. Я бы хотела быть такой, как ты. Ну и потом… – Лилиана понизила голос. – Это очень мужественно с твоей стороны – держаться так жизнерадостно, когда ты пережила… столько потерь.
Она могла иметь в виду ее отца, ее братьев, утраченное семейное состояние. Но почему-то было очевидно, что на самом деле она подразумевает ее воображаемого жениха.
После всех этих разговоров о смелости Фрэнсис почувствовала себя мошенницей. Она ничего не ответила, не повернулась. Лилиана легонько пожала ее плечо и убрала с него руку.
А мгновение спустя Фрэнсис ощутила холодное прикосновение ножниц к шее сзади, неожиданно высоко. Лезвия сомкнулись со звуком, похожим на свист косы, и что-то соскользнуло на пол. Фрэнсис изогнулась, посмотрела вниз, и сердце у нее екнуло. На газете лежала прядь темных волос, с пол-ярда длиной. Лилиана выпрямила ей голову и твердо сказала: «Не надо смотреть». Снова прикосновение холодного металла. Щелчок и шорох падения… Ладно, все равно теперь уже слишком поздно. Волосы обратно не приделаешь. Фрэнсис уставилась на лакированные обои, а прожорливые ножницы продолжали лязгать, продвигаясь вокруг шеи.
Возможно, это было как-то связано с тем, что ей обрезали волосы, прядь за прядью. А возможно, она все еще находилась в слегка истерическом состоянии оттого, что столь безропотно подчинилась чужой воле. Но слова Лилианы не выходили у нее из головы. Может, сейчас самое время признаться – пока у нее нет возможности посмотреть Лилиане в глаза? В животе противно заныло. Фрэнсис подождала, когда очередная прядь упадет на пол, а потом, с пересохшим от волнения ртом, тихо заговорила:
– Послушай, Лилиана. Похоже, у тебя сложилось впечатление, что однажды я была помолвлена. Что у меня был роман… с мужчиной. – Она помолчала, собираясь с духом, и наконец решительно продолжила: – У меня действительно несколько лет назад была любовная связь… но… с девушкой.
Движения Лилианиных рук замедлились: она растерялась, она подумала, что Фрэнсис шутит.
– С девушкой? – слабо хихикнув, переспросила она.
– Ну да, с женщиной, – бесцветным голосом произнесла Фрэнсис. – Мне очень хотелось бы сказать, что все было страшно невинно, целомудренно и все такое. Но… нет, не было. – Последовало молчание. – Ты понимаешь, о чем я?
Лилиана ничего не ответила, но убрала руки с ее головы. Немного выждав, Фрэнсис обернулась. Лилиана стояла, опустив ножницы, и медленно покрывалась румянцем – Фрэнсис видела, как волна пунцовой краски поднимается от распахнутого ворота блузки и заливает горло, щеки, лоб. Встретившись взглядом с Фрэнсис, она отвела глаза и пробормотала:
– Я… я не знала.
– Конечно. Откуда ты могла знать?
– Я думала, речь идет о мужчине.
– Да, это моя вина. Я сожалею. Мне не следовало вводить тебя в заблуждение. Но такого рода вещи… о них, знаешь ли, не упомянешь в разговоре между прочим. Я нисколько не стыжусь тех своих отношений. Мы любили друг друга до беспамятства… И давай больше не будем об этом. – (При слове «любили» Лилиана покраснела еще гуще.) – Зря я тебе рассказала. Не бери в голову. Это было давно и… по большому счету не имело значения.
Это имело значение, да еще какое. Это был полный перелом в жизни Фрэнсис. Но теперь ее мутило от сознания, что она допустила непоправимую ошибку, сказав лишнее. Ну кто ее тянул за язык, спрашивается? Очарованная теплом и непринужденностью дружбы с Лилианой, она совсем забыла, что ждать от этой дружбы, в общем-то, нечего. В конце концов, Лилиана замужем. О боже! А вдруг она расскажет мужу? Своим сестрам? Своей болтливой матери?… Фрэнсис замутило еще сильнее.
Она наконец отважилась обернуться через плечо. Лилиана машинально вытирала лезвия ножниц, изо всех сил стараясь усвоить услышанное, – казалось даже, она делает глотательные движения, будто проталкивая в себя жесткую корку, застрявшую в горле.
Потом, не глядя Фрэнсис в глаза, она подошла и снова заработала ножницами. Теперь Фрэнсис ничего не имела против – наоборот, хотела, чтобы лезвия щелкали бойчее и все поскорее закончилось. Она с новой, неприятной остротой осознавала интимность их с Лилианой поз: сама она сидит на стуле, как пленница, а Лилиана склоняется над ней, обдавая теплым дыханием ухо и шею. Процесс стрижки, слава богу, завершился уже через несколько минут. Однако, отложив в сторону ножницы, Лилиана порылась в кожаной сумке и извлекла оттуда устрашающего вида предмет, похожий на утюжок для плойки. Увидев, что она направилась к плите, и поняв, с какой целью, Фрэнсис торопливо сказала:
– Завивку делать совсем необязательно. Я прекрасно обойдусь без нее.
Веки Лилианы затрепетали. Нет, она обещала ее завить. Она хочет сделать все как полагается. Это не займет много времени… Лилиана раскалила щипцы в голубом газовом пламени, проверила их на листке бумаги и помахала ими, чтобы немного остудить, – все молча, без тени улыбки. Вернувшись на свое прежнее место за стулом, она самыми кончиками пальцев поправила голову Фрэнсис и невыразительным голосом произнесла: