Страница 17 из 34
Таким образом, субъективная творческая роль человека в том, что он хороший (если, конечно, талантлив) осциллограф, на котором отражаются следы не зависящего от него объективного «творческого» процесса, да и то доз тех пор, пока «по техническим причинам» его не удастся лишить и этой роли. Когда же удастся, он будет не нужен вообще. «Объективное творчество» прекрасно существует и без человека, а человек, по-видимому, может обойтись без творчества. Продолжение данного рассуждения требует сказать, что и раньше люди не имели творчеству никакого отношения. Придется пересматривать всю историю культуры, которая полностью обессмысливается, ибо творческое «все» означает отсутствие чего-либо специфически творческого. Креатор становится Терминатором.
Хотелось бы верить, что этот перенесенный на проблему творчества дикий технократический беспредел, нечто случайное, выражение взглядов одинокого провинциального фанатика (творчества, как он считает, и антитворчества, как у него получается). Но это не так. К нему, как мы видели, вполне логично ведет теория организационно – деятельностных игр, к «деантропологизации творчества» открыто призывает немало других авторов.[34] Впрочем, немало из них, как мы видели, призывают к деантропологизации всего, что существует, в том числе самого человека. Прежде всего, через формализацию, математизацию, перевод на языки программирования. Ведутся работы по математическому моделированию души, есть и «модели Бога». Это идейные провозвестники новой компьютерной цивилизации, своего рода разведчики будущего, готовящие для него соответствующую почву. Навстречу им выдвигаются суперкомпьютеры пятого, шестого поколений, творческие возможности которых резко возрастают, так что они скоро «смогут даже лгать».[35] Сциентизм, технократизм, креативизм являются выражением реального процесса технизации среды нашего обитания формирования систем техно интеллекта и вытеснения человека из все новых и новых сфер деятельности. И не просто деятельности – жизни. Газеты с восторгом описывают соревнования по шейпингу. Это что-то вроде конкурсов красоты, но гимнастические упражнения, долженствующие сформировать совершенную женскую фигуру, делаются по программе компьютера и, что самое интересное, результаты конкурса определяет тоже компьютер. «Кто на свете всех милее, всех румяней и белее» решает наше новое волшебное зеркальце – техника, оставляющая человека в роли постороннего даже в этом вопросе. Что же говорить о других.
Аналогичные явления происходят в области духа. Философствующие критики, эстетики, особенно в странах, дальше продвинувшихся по пути технизации жизни, спорят о феномене упразднения личности творца. О замене его некой творящей субстанцией, об обратимости означающего и означаемого. Не человек читает текст, а текст «читает» человека, не мы говорим на языке, а язык говорит нами. Все это вливается в мощный поток теоретического «снятия» человека. Пафос деантропологизации нарастает во всех формах жизни. Противонаправленные призывы к гуманизму, философская антропология и методы герменевтики оказывают определенное сопротивление, но оно несоизмеримо с влияние сциентистско-креативистских взглядов и настроений.
Хитрость дьявола не только в «творчестве зла», а и в том, что при всеобщем пиетете к творчеству, человеческая жизнь становится все менее творческой. Композитор был более творческой личностью, нежели «музыкальный программист», так же как художник в сравнении с компьютерным графиком. «Происходит пассивизация творчества, а в конечном счете и репродуктивной активности человека, – отмечают психологи. – Одним из самых коварных признаков этого… следует считать явление «утраты желания жить». Нам кажется, что именно феномен тотальной пассивизации человека может стать наиболее грозной опасностью нашего общества на пороге третьего тысячелетия».[36] В современных условиях за парадигмой творчества скрывается не богатство жизненных сил или божественное чувство высокого подъема, «оправдывающее человека», а растущее влияние техники. Еще недавно считалось, что горшок не может превзойти горшечника, и техника всегда будет управлять человеком. Думали, что машины делают лишь то, что им предназначено делать людьми. Теперь приходится признавать, что творение, отчуждаясь от своего создателя, способно существовать самостоятельно. Надо считаться с возможностью развития искусственной реальности без творческих импульсов со стороны человека. Это касается и собственно теоретической деятельности, где возник феномен самопорождения структур, саморазмножения знаний и информации.
Как же ко всему этому относиться, особенно людям, сознание которых не успело подвергнуться техническому перерождению?
Проблема сохранения человеческого творчества встает в один ряд с задачами сохранения природы, человеческой чувственности и души. Нужна экология творчества как субъективного, спонтанного начала человека. Наше сознание не зеркальное отражение естественной «додеятельностной» реальности и не табло для выведения данных об искусственной, спроектированной. Оно играет в этом естественно-искусственном мире самостоятельную, незаменимую роль. Иначе получается, что все имеет значение, все аргумент и причина, даже мертвые камни и типографские знаки, а живое, динамичное, одаренное волей и мыслью тело, всегда только функция и следствие. Это невероятно и потому неверно. Наше сознание – двуликий Янус, способный как к воспроизведению существующего, так и созданию нового. Каждый человек несет данное противоречие и пока его выдерживает, он остается субъектом жизнедеятельности, существом познающим и творческим.
Онтологическая трактовка творчества как бытия в целом, маскирует становление техногенной цивилизации. Хотелось бы предложить отказаться от нее, ибо она лишает человека его последней сокровенной специфики. Хотелось бы напомнить об иных подходах к реальности опять в частности о М. Хайдеггере, о Восточной традиции, рассматривающей мир как вечно повторяющееся движение, или указать на другие, уже научные модели Вселенной, не считающие ее сотворенной или творящейся, предполагающие ее циклическую пульсацию. Однако, поскольку креативизм есть доведенный до логического конца эволюционизм и техницизм, господствующий в современном теоретическом сознании, то это, по-видимому, бесполезно. Предложения останутся невостребованными! Придется считаться с существованием взглядов, признающих все бытие творческим, а творчество бытийным. Придется, наряду с человеческим, признать также существование собственно машинного творчества и призывать к коэволюции друг с другом. Этот призыв более реалистичен и имеет объективные основания быть услышанным. Пусть компьютер пишет стихи – нам важны сочиненные поэтом, пусть производит музыку – нам важна исполняемая певцом или создаваемая композитором. Машины будут играть в шахматы, люди будут проводить свои состязания. «Один мир – два образа жизни» – таков, по-видимому, лозунг нашего выживания в человеко-машинной цивилизации. Но в условиях технической экспансии за коэволюцию естественного с искусственным надо бороться. Сохранение ниши для человека становится самой универсальной глобальной проблемой. Она обобщает все остальные кризисные проблемы нашей цивилизации и судьба творчества целиком зависит от ее решения. Человек творческий и человек гуманный скованы одной цепью. Это цепь жизни, которую нельзя разорвать, не уничтожив саму» жизнь.
4. О союзе философии с религией против свободы творчества
Все течет, все изменяется. Эти изменения могут превращать явления в свою противоположность, когда истинное становится ложным, полезное вредным и наоборот. Важно вовремя понять новую роль того или иного фактора. В противном случае, стремясь к добру, мы будем плодить и поощрять зло. Особенно в фундаментальных вопросах человеческого бытия.
34
См., например, сборник: Формы представления знаний и творческое мышление. Новосибирск, 1989.
35
См.: Мичи Дж. Компьютер-творец. М., 1987.
36
Симкин Г. Н. Атомы поведения или этология культуры // «Человек». 1990. № 2. С. 26.