На костре истории

С Америкой все оказалось в порядке, на виртуальной карте ирландца сохранилась почти вся её территория. Революции не случилось, британской колонии свобода была подарена короной. Корабли продолжали уходить в море, но колонизаторская политика не дошла до масштабных войн и геноцидов.

— Это утопия, — шумно сглатывая, произнёс Брагинский.

— Кто вы? — наконец-то задал свой вопрос Виктор, словно сбросив с себя марево, заставлявшее его не обращать внимания ни на что, кроме проекта. Он даже почти забыл свое имя, начав отождествлять себя с одной из миллиарда стрелочек на схеме… — Кто вы? Почему вас так волнуют территориальные границы стран?

Ему ничего не рассказали, просто повернулись и смерили взглядом, от которого тело превратилось в мраморную статую. Такую же бледную, неподвижную и безмолвную.

— Глупый человек, — практически распихав всех собравшихся, вперед вышел англичанин, Артур, кажется. — Вот зачем задавать такие глупые вопросы.? Ты ведь и сам понимаешь, что ответ на них не получишь.

— Я… Я… — все слова с возражениями, вопросами и доводами застревали в горле, сдерживаемые не страхом, а чем-то иррациональным и куда более сильным. Но Виктор через пару рваных вздохов сломал этот барьер. — Кто вы такие?

— Как я и думал, упертый русский, — поджав нижнюю губу, практически прошипел Керкленд, похлопывая себя в районе карманов на халате. — Значит, оставить тебя и дальше развлекать нас нельзя, а жаль, хорошее прикрытие было.

Достав из кармана детскую, с глупой желтой звездочкой волшебную палочку, никак не вязавшуюся с образом серьезного ученого, которого уже несколько лет играл Артур, он медленно подошёл к Виктору.

— Что? Зачем? Это же бред, магии нет!

— Забудь, — яркие искры и усмешка, достойная бандита из прошлого, впечатываются в память, стирая из нее всё остальное. Через несколько лет Виктор Иванов очнётся от продолжительной комы в больнице Владивостока и обнаружит, что ему уже сорок, игра «Историко» перестала быть популярной и он не помнит более половины жизни.

Может, всё и спустилось бы в итоге на тормозах, как обычно происходило со всеми игрушками воплощений, и было бы забыто, если бы не одно но. Альфред Джонс, Америка, был директором Лаборатории и после столетия, наполненного комиксами про спасение мира его гражданами, не мог не поиграть в вершителя судеб. Россия же не мог оставить Америку одного с игрушкой, что опаснее любого ядерного пистолета… А Англия просто не мог оставить мысли о былом величии и Россию с Америкой в одном замкнутом помещении.

— Господа, давайте не будем драться, — впервые без ложного пафоса провозгласил Альфред. — Мы переживаем исторический момент, которым вы обязаны мне, Герою!

Иван усмехнулся, прикрыв глаза и сдерживая в себе желание убить Америку и после сходить на сеанс психотерапии к Англии, желательно, с последующим стиранием памяти о проекте «Немыслимое». Останавливало лишь знание о характере Артура, его длинной памяти и ностальгии… с него бы сталось под шумок сделать Россию британской колонией.

Схему изменения истории, разработанную Ирландией, долго проверяли, и уже не сами страны. На специальных машинах, в Токио, Гарварде и Тель-Авиве проверяли точность подсчетов, и каждый раз получали один и тот же результат. Если бы французская армия с Жанной Д’Арк во главе не взяла под свой контроль Орлеан, мир жил бы совершенно спокойно, даже с учетом наличия в нем таких разнообразных личностей, как страны. Из войн в период от точки влияния до современности, машины с трудом нашли лишь войну, нет, небольшую потасовку между Германией и Англией за колонию в Тихом океане, которая по количествам жертв не сравнится ни с одной мировой войной.

Если перед человеком открыть дверь, он обязательно в неё зайдет, а если не зайдет, то заглянет обязательно. Это практически рефлекс. И как только данные о проекте ушли дальше небольших групп ученых и попали в руки правительства, был дан приказ, которого ослушаться воплощения не могли. Вцепившись в шанс всё исправить, правительства, словно обезумев, потребовали хоть раз послужить людям и создать утопию…

Первым сломался Израиль, он мог спокойно вместе со всеми играть в вершителя истории, но изменить всё… не мог. Всё происходящее ему напоминало недалёкое прошлое.

— Ты же понимаешь, Стены Плача не будет, — преградив выход, размахивая руками, пытался убедить уходящего Израиля Америка. — Тебе даже не придется делить страну с Палестиной! А ты. ты хочешь лишить себя лучшей жизни…

— Когда-то решили, что всю жизнь миру мешал один народ, — усталым голосом. Авраам даже не пытался переубедить Джонса, это бесполезно… — Что люди думали? Думали, убрать этот народ — и сразу все станет замечательно… Теперь им мешает одна страна.

Но всё же его заставили остаться, напомнив, что стирать память Англия умеет не только людям. Что не раз доказывал, заставляя Франциска забыть о найденных настоящих планах «Немыслимого».

Это не могло зайти так далеко, Франция просто не мог заставить себя поверить в реальность происходящего, даже когда собрали первый по-настоящему всемирный совет, где собрались все лидеры стран и их воплощения. Не верил, даже после того, как его собственный президент, седеющий практически на глазах, обратился к народу со словами, что он не имеет права противиться воле народа. И если народ желает лучшего мира, он его получит…

Теперь Бонфуа мог только лишь удивляться рекламе, отныне транслирующейся по всему миру. Дети, подростки и даже взрослые люди на фоне прекрасных пейзажей и одна и та же фраза на всех существующих языках: «Нас ждет лучший мир!» А после — смазанные кадры хроник, фильмов и фотографий всех мировых трагедий, могилы под Верденом, печи Освенцима, руины Хиросимы, сентябрьский теракт… «Я хочу, чтоб этого не случилось», повторял детский голос за кадром. И резко — статуя Жанны на коне, перечеркнутая ярким крестом…

— С каким же энтузиазмом можно пропагандировать конец света?! — однажды, не выдержав, задал вопрос Франциск. Его, как и многих, просто игравших, отстранили от участия, но следить за проектом не запретили.

— Удивительно, как устали от этого мира простые люди… неудивительно, что даже некоторые воплощения практически сошли с ума, — как бы не в тему вздыхает Израиль, прикрыв глаза и уже не следя за происходящим на экране.

Франция не верил до самого конца, до того, как решил съездить в Ватикан. Он думал, надеялся, что папа не допустит, образумит мир.

— Вы же не хотите сказать, ваше святейшество, что она не слышала голосов? — Франциск готов был кричать, но не мог, столетняя привычка не давала ему повышать голос. — Ей было явление, это подтверждают хроники! Что же вы, будете Его волю оспаривать?

В конце концов, его практически за шкирку выставили охранники при помощи самого Ватикана. И всё же он оказывался поверить в это, наверное, это из-за консерватизма воплощений, но верить в новый мир Франция не мог и не хотел. До самого всемирного референдума. До того, как объявили результаты и позвонили в мнимую Лабораторию, объявив подготовку к смене реальности.

— Да что же это, Господи! — голос прыгал от хриплого шепота до девчачьего визга. — Что же они, почему люди ни черта не понимают?!

— А до тебя, что ль, только сейчас дошло? — практически смеялся Авраам, наблюдая за нервным срывом Франциска. — Что ж ты раньше старого еврея не спросил? Если б спросил, я бы сказал, они никогда не понимали…

****

В день, когда собрались раз и навсегда изменить мир, Бонфуа пришел в пока ещё пустующую Лабораторию на рассвете. К черному ходу, у главного уже начинали собираться репортеры, как простой человек, пешком, Англия заранее поставил барьер, не дающий странам прыгать в пространстве. С пластиковой бомбой на поясе, сделанной кое-как, за полчаса… мальчишка в Ираке сделал бы лучше. Но на эту чертову машину должно хватить, и детекторы не заметят. Россия рассказывал, как защищён компьютер, от взлома сотней паролей, от «разработчиков» второй сотней… вот только, как в старом русском анекдоте, абсолютно надежной техники не существует, доказано краном и тротилом.