Страница 10 из 16
— Мисс Хемптон, — прикоснувшись к шляпе, произнес герцог.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, кто стоит передо мной. Затем я, поклонилась, присев в реверансе и произнесла, как и следовало:
— Лорд Аверан.
После чего попыталась было обойти его светлость, чтобы поспешить к жениху. Но герцог, словно разгадав мой маневр, вновь заступил мне дорогу и произнес:
— Сегодня чудный день, не находите, мисс Хемптон?
Разьяренно взглянув на него из-под полы шляпки, и поистине не понимая, как после всего случившегося он вообще посмел подойти ко мне, я была вынуждена ответить:
— Да, лорд Аверан, день действительно чудесный.
И невольно заметила, что его светлость выглядит не лучшим образом. Осунувшийся, несколько побледневший, он смотрелся потрепанно, даже невзирая на безукоризненно отутюженный костюм.
— Вы нездоровы? — выпалила прежде, чем осознала что говорю.
— Слегка, — уклончиво ответил герцог.- Не стоит беспокойства.
Разговор увял, едва начавшись. Мне хотелось поскорее уйти, тем более что сходни Густав уже преодолел и теперь спешил ко мне по пристани, заметно хмурясь от присутствия рядом со мной его светлости.
Чувствуя себя крайне неуютно, я решила намекнуть герцогу, что не задерживаю его, поэтому произнесла:
— Что привело вас на пристань Уэстенса, лорд Аверан?
— Дела, — сухо ответил он.
— Не смею вас задерживать, — тут же вставила я.
По всем правилам этикета на этом разговор должен был завершиться. Но его светлость явно считал иначе.
— Надеетесь выйти замуж, Элизабет? — с ядовитой усмешкой спросил он.
Мрачно взглянув на него, я язвительно поинтересовалась:
— А вы предпочли бы видеть меня падшей женщиной, лорд Аверан?
Маски сорваны, кружева ненужных условностей отброшены, противники вновь скрестили шпаги. И его светлость как-то вмиг преобразился — из его глаз ушло выражение безразличия и отрешенности, на губах зазмеилась улыбка.
— Предпочитаю видеть вас… женщиной, — он произнес это, понизив голос едва не до шепота, и глядя на меня так, что становилось совершенно ясно, он не испытывает ни малейшего стыда за содеянное.
Я продолжала взирать на него без тени улыбки, ожидая продолжения поднятой им же темы. Но герцог решил завершить на этом, поклонился, коснувшись шляпы, после чего, проигнорировав уже практически подошедшего к нам Густава, неторопливо удалился.
Я посмотрела ему вслед с откровенной злостью, значительно омрачившей мне встречу с женихом. Как оказалось в дальнейшем, встречу омрачило не только это — Густав был посвящен во все случившееся и крайне недоволен моим поведением и тем, что я едва не опорочила себя.
О том, как недопустимо вела себя, я выслушивала до самого экипажа, где нас ожидала маменька, а затем до самого моего дома, так как Густав соизволил проводить меня до дому, от чего я была вынуждена ехать в его экипаже и компании его отца, помимо моего жениха. На все мои попытки возразить, ответ следовал один:
— Элизабет, ты практически моя жена, все что вытворяешь ты, несмываемым пятном ложиться на мою репутацию. В конце концов я веду себя безукоризненно, и от тебя требую того же.
Попытки оправдаться пресекались мгновенно и всеми присутствующими. Не порадовали даже подарки — папенька привез мне нить удивительного розового жемчуга, Густав корзину диковинных ракушек, ароматические масла для ванны и ожерелье с бриллиантами, к свадебному платью. Но подарки были совершенно ничем в сравнении с постоянными упреками. Завершилось тем, что даже Полин высказалась крайне нелицеприятно, заявив:
— Следует иногда думать головой, Беттилиз. Ты понимаешь, что после вашего прилюдного поцелуя, Уилард должен был как единственный присутствующий мужчина семьи, вызвать Аверана на дуэль?! И я надеюсь, ты осознаешь, что как человек чьего ребенка спас герцог, мой супруг не мог так поступить?!
Я понимала другое, — Уилард просто испугался. Нет, не осуждаю, вполне резонно испугался, всем хочется жить. Но меня откровенно злило другое:
— Если бы ты и Уилард не ввели лорда Аверана в наш дом, ничего этого не случилось бы! — не выдержав, в конце концов, высказала я.
У Полин глаза немедленно наполнились слезами, подбородок задрожал, и, воскликнув «Да как ты…» она выскочила из моей комнаты.
Теперь в моей семье практически никто не разговаривал со мной.
Зато все живо обсуждали удивительную новость — вокруг городского парка возвели высокую стальную ограду. И сделало это явно не руководство города, наши почтенные господа не стали бы тратить средства на столь элегантно-роскошное ограждение, ко всему прочему крайне крепкое и способное выдержать не то что натиск одной обезумевшей лошади, но и целого табуна. К слову осталось неизвестным, кто расщедрился столь основательным образом — меценат не пожелал оглашать свое имя и запретил делать это подрядчику. Стену возвели быстро, в сжатые сроки, качественно, основательно и да — невероятно красиво.
Между тем близилось время свадьбы, Густав теперь был в городе, и мы неизменно гуляли вместе с ним по утрам, а так же проводили все вечера в компании либо его родственников, либо друзей. Не могу сказать, что меня это радовало… Слишком тяжелым грузом оказались постоянные упреки со стороны жениха, помимо этого я невольно начала подмечать в нем стремление тщеславию, хвастовство, и желание унизить меня, неизменно заявляя при всех наших знакомых «Как бы Элизабет не вела себя, я все равно должен на ней жениться, вы же понимаете — ничто не скрепляет деловое партнерство так, как брак наследников». Естественно я при этом была вынуждена молчать и улыбаться, но с каждым разом становилось… больнее.
Так как лето степенно захватывало в свои горячие объятия, мы все больше времени проводили в парке, в беседках у воды. Здесь можно было развязать ленты на шляпке, и, скинув атласные туфельки удобно устроиться на софе. Кто-нибудь садился за рояль, девушки принимались кокетничать, юноши, в основном из друзей Густава, рассказывать презабавные истории. Дамы пили разбавленное вино, молодым мужчинам позволялось виски.
В один из таких вечеров, когда до моей свадьбы оставалось всего пять дней, в беседке, где до того царил веселый смех, вдруг наступила напряженная тишина. Я в этот момент полулежала на софе, Густав, держа меня за руку и перебирая мои пальцы примостился на пуфе рядом, мистер Малинтон, до того игравший на рояле, как и все хохот ал над историей Томаса Дорингтона, который был в плаванье вместе с моим отцом и женихом, и потому стоило всем замолкнуть, наступила мертвая, напряженная тишь. Повернув голову, я взглянула на вход в беседку и сердце замерло — там, на ступенях, стоял никто иной как герцог Аверан.
Мужчина, статью, положением головы, разворотом плеч — в этот момент действительно напомнил мне хищника, вступившего на выпас скота, замершего при его появлении.
— Добрый вечер, надеюсь, не помешал? — вопросил он таким тоном, что это прозвучало не просто насмешкой — издевкой.
Но вместо того, чтобы возмутился хоть кто-то, Тедди Норис произнес:
— Нет-нет, что вы. Дамы и господа, позвольте представить вам лорда Аверана!
Представлять никого не нужно было, все и так знали данную одиозную личность.
— Надеюсь, вы не против моего вторжения? — входя в беседку, произнес он.
Вопрос был риторическим, но все тут же наперебой заговорили что нет, конечно нет, и вообще это честь для них, и проходите, садитесь что будете пить. Герцог возжелал виски и мое скромное общество. Причем последнее он продемонстрировал весьма недвусмысленно — взял освобожденный для него стул, перенес ближе ко мне, сел напротив, закинув ногу на ногу и позволив себе издевательскую усмешку. Густав мгновенно напрягся, и сжал сильнее мою ладонь. Я же, высвободив свою руку, села ровнее, опустила ноги, вдела в туфельки, и приняла позу наиболее соответствующую благовоспитанной леди.
Его светлость на это отреагировал насмешливым:
— Прежняя поза гораздо более соответствовала вашему характеру, мисс Хепмтон.